Чуйский тракт

После свадьбы внешне все было нормально. Но он понимал, что творится у нее в душе, старался во всем угождать ей, нежно любя и делая разные подарки. Купил рыжего щенка-таксу, и Зинаида посветлела лицом, повеселела и перестала замыкаться.

Рафаэль сгинул навсегда, поступив в свою мореходку, и больше никогда не давал о себе знать. Время быстро шло, все забывалось… В мае родилась Катерина. Зина окончила институт, и счастливые молодожены с надеждой смотрели в будущее, планируя свою жизнь, думали о втором ребенке…

                                * * * * *

Геннадий сокрушенно вздохнул, вспоминая былое. Закурил вторую, вглядываясь в близкую черноту деревьев.

Распад страны, ГКЧП, митинги, демонстрации… Все рухнуло. Все… Предприятия закрыли, всех поувольняли, дикая инфляция обесценила накопления; в магазинах и так-то было мало чего, а теперь вообще остались одни пустые полки, лишь кое-где иногда продавалась минеральная вода да консервы с морской капустой.

Повезло еще, успел из распродаваемых активов приборостроительного завода выкупить в собственность десятилетний Зил-130 с деревянным кузовом. Спасибо Альбертычу – начальнику гаража. Подсказал, помог с оформлением. Не бесплатно конечно, но через месяц рубль упал окончательно, и Гена был доволен правильным вложением своих сбережений.

Теперь, оставшись без работы и без надежды куда-либо устроиться, калымил на своем грузовике. Возил кому уголь, кому дрова, кому картошку. В сарае стоял сварочный аппарат, немного листового железа, уголок, электроды. Варил на заказ железные двери и решетки на окна, металлические ограды, надгробные памятники… Сам доставлял и ставил, беря в подмастерье соседского мальчонку. Так и перебивался случайными заработками. Зинаида носила домой продукты, мало надеясь на мужа. Кормила семью. Санаторий худо-бедно работал, но отдыхающих было все меньше.

Геннадий не поспевал за ростом цен. И деньги заработанные вчера, сегодня превращались в мелочь.

Появились новые русские – бандиты на дорогих иномарках, швыряющие деньги пачками. Бывало, ночами наезжали в санаторий и буйно веселились до самого утра, привозя с собой запасы продовольствия и визжащих от радости девчонок. Спиртное, шампанское, лилось рекой. Округу наполняла грохочущая мощными децибелами разухабистая музыка. Пьянство и пляски на свежем воздухе продолжались до самого рассвета.

На заре утомленная молодежь шла на реку освежиться. Купались непременно в голом виде, совершенно не стесняясь. Оглушительно визжа и брызгаясь, гонялись друг за другом по отмелям, пугая окрестных рыбаков, мирно сидящих на берегу со своими бамбуковыми удилищами и чутко карауливших плотву. Распугав всю рыбу и лишив удовольствия рыболовов, разжигали из плавника огромные костры.  Взявшись за руки, хохоча до упада, весело прыгали через мятущиеся языки пламени, восторженно крича что-то и прикрывая руками срам.

Один раз, забавы ради, привезли небольшого крокодила. Незаметно выпустили его в воду среди плавающих стайкой распутниц. Те, с наслаждением плескаясь в предрассветном тумане, долго не замечали земноводное, резвясь в теплых волнах, будто сказочные русалки.

Пронзительный женский визг известил близкие камыши о том, что аллигатор замечен. С огромными глазами на побледневших лицах, купальщицы выскочили из воды и на полной скорости, обнаженные, понеслись через густые заросли крапивы к стоящему в отдалении кустарнику, отчаянно призывая помощь и громко крича от панического ужаса.

Смех смехом, но тропическое чудовище забыли вытащить из воды. Лето было жарким, вода теплая, и он, видимо, не испытывал неудобств, питаясь дохлой рыбой и остатками с пикников, во множестве брошенными отдыхающими. Крокодил подрос, окреп, и вечерами выползал на берег, истошными воплями пугая загорающих. Через пару недель прибрежный кошмар, наконец, закончился. Примчались на моторном катере  люди, накинули на аллигатора крепкую сеть и, вытащив из воды, увезли в городской зоопарк. Долго еще народ опасался заходить в воду. А клев вообще пропал – как отрезало. Всю рыбу в реке распугала свирепая рептилия.

А новые русские никак не унимались, превращая пляж в ночную вакханалию. Катались на водных лыжах, стреляли из пистолетов по бакенам. Соорудили вышку и с разбега ныряли с нее вниз головой. Кто-то жег фейерверки, кто-то пускал огненные стрелы из средневекового арбалета, кто-то палил из охотничьего ружья, кого-то привязали к наспех сколоченному из досок кресту и торжественно носили на руках по всему пляжу.

С вечера подгоняли автоцистерну с пивом, и все желающие всю ночь напролет могли вдоволь пить свежий, искрящийся пузырьками холодный напиток.

Тут же, разложив несколько огромных мангалов, жарились в изобилии шашлыки и люля-кебаб.

Множество любопытных и бесчисленные стаи голодных собак, сбегались посмотреть, а может и принять участие в этом развеселом карнавале. Народу собиралось сотни полторы, не меньше.

Как никто не убился, не покалечился, не утонул и не захлебнулся в нескончаемых пивных реках, не умер от обжорства и не задохнулся от смеха - непонятно. В этом смысле все было хорошо. Куда смотрела милиция – никто не понимал. Хотя пара полковников и один милицейский генерал с удовольствием принимали участие, веселясь и отрываясь наравне со всеми по полной программе.

Утром все расходились по комфортабельным палатам санатория. Отсыпались, а вечером разъезжались по своим ново-русским бандитским делам.

После таких гулянок Зинаида возвращалась домой с деньгами и наполняла холодильник на полмесяца вперед всякими редкими и экзотическими  продуктами. С горящими глазами рассказывала о том, как зажигает народ. Укоряла Геннадия, что он не умеет жить. Ему было понятно, что найти себя в новой жизни он не смог, и очень страдал от справедливых упреков жены.

Дочь Катерина с высокомерным недоумением смотрела на его потуги заработать для семьи. Лет до тринадцати был такой восхитительный ребенок. Любила папку, доверчиво делилась с ним своими детскими секретами, ласково называя его Генчиком.

Подростковый возраст решительно изменил ее характер. Стала грубой, заносчивой, скрытной и сердитой. Упала успеваемость в школе. Появились друзья - мальчишки в кожаных куртках с металлическими заклепками и разукрашенными гребнями на головах. У многих в ушах сверкали серебряные сережки. Вечерами разрывали хрупкую лесную тишину грохотом мотоциклетных выхлопов. Забирали Катерину и уносились по асфальтовой трассе в центр огромного мегаполиса, где ночами напролет зависали в кофейнях и исполняли акробатические трюки на мотодромах.

Гена сначала волновался, но видя, что жена нисколько не противится увлечениям дочери, успокоился. Катька вообще как-то сблизилась с матерью, и они прекрасно понимали друг друга, временами подсмеиваясь над незадачливым отцом.

В этом году дочь окончила с весьма неплохими оценками школу, и без труда поступила в медицинский институт, планируя через шесть лет стать врачом-педиатром и лечить детей.

Все бы ничего, и Геннадий, смирившись, прозябал бы и далее случайными заработками, поняв, что вся страна сейчас в разрухе и хорошая работа мало у кого осталась. На душе было хоть какое-то равновесие. Утешал себя, что это временно, что все изменится, и он опять будет уважаемым человеком. Он не спился, не пал духом, не опустил руки. Двигался по возможности, искал хоть какой-нибудь приработок, занимался хозяйством. Разбил небольшой огородик, выращивал на нем редиску и морковь. Зинаида засадила половину грядок всякими растениями и цветами. К осени они все разом зацвели и очень красиво смотрелись, наполняя двор чудесным благоуханием. Жили себе потихоньку.

Но Катерина приготовила родителям сюрприз. Сегодня она вернулась рано.

Гена с Зиной ужинали, услышав подъехавший мотоцикл. Через минуту в кухню решительно вошла дочь, ведя за руку высокого человека в гермошлеме.