Искушение

Джек кивнул: он знал, что его отец в самом начале карьеры был вовлечен в работу над машиной, обладающей сознанием. Но он не слышал, чтобы Джо когда-либо говорил об этом в последние двадцать пять лет своей жизни.

– О'кей, АРХИВ-1 находится наверху, на третьем этаже, и занимает большую часть отведенного для него помещения. Мы не включали и не запускали его с тех пор, как установили там, но поддерживали жизнедеятельность всех его биологических контуров. Так что он по-прежнему восхищает публику. Нам пришлось потрудиться, доставляя его из Сиэтла, и то, как они ухитрились тогда переправить его морем из Англии, просто поражает меня. Давайте поглядим? – Эйб Уолсинджер вопросительно посмотрел на Джека.

Они поднялись на лифте на третий этаж, где стояли стеклянные витрины, заполненные миниатюрными компьютерами лэптоп, ноутбук и нотпад, сделанными в 1990-х годах. Они шли мимо полок, на которых располагались все эти «псионы», «пауэрбуки», «касио», «шарпы», «компаки», «амстрады», «ньютоны», – к главному залу. Навстречу им гид-переводчик провел стайку японских туристов, его голос эхом отражался от стеклянных и каменных стен выставочного зала.

АРХИВ, как и некоторые другие главные экспонаты, был расположен так, словно предназначался для повседневного использования. Прямо перед ними оказался пульт операторов с двумя терминалами, рядом – строй старинных экранов визуальных дисплеев и полок с электронными контрольными приборами. Сенсоры и видеокамеры были размещены на фальшивом подвесном потолке. На спинке вращающегося кресла висел пиджак. Неприбранные полки с компьютерными кассетами, печатными схемами и другими деталями оборудования и инструментами дополняли ощущение подлинности. Все выглядело так, словно тот, кто здесь работал, вышел всего на несколько минут.

Сбоку от места оператора находился большой стенд с фотографиями АРХИВа на его первоначальном месте в Университете Исаака Ньютона и снимками, запечатлевшими Джо Мессенджера, а также с текстами, рассказывающими о компьютере и его создателе.

Стеклянная стенка (подлинная стенка, как с гордостью сообщалось) отделяла помещение оператора от собственно машинного зала. Джек обвел взглядом молчаливые ряды высоких черных металлических шкафов. Слабый дневной свет от противоположного окна пробивался сквозь что-то, показавшееся ему стеллажами со стеклянными и силиконовыми матрацами.

– Невероятно, – сказал Джек. – Я никогда раньше этого не видел. Даже не имел представления, какой он большой. – Он с некоторой тревогой взглянул на одну из камер и удивился, заметив, что все они направлены на него.

– Должен вам сказать, Джек, в девяностых годах это была замечательная штука, понимаете ли. Я имею в виду именно этот компьютер. Такого не было тогда в мире – а в каком-то смысле нет и по сей день.

Эйб Уолсинджер похлопал ладонью по коробке с кассетой, которую он держал в руке.

– Может быть, здесь записано какое-то важное сообщение, которое ваш отец оставил для человечества!

Джек снова взглянул на телевизионную камеру, затем в молчаливый машинный зал и вдруг почувствовал себя неудобно, словно он сунул нос в нечто такое, что следовало бы оставить в покое.

– Мой отец был изрядно разочарован в последние годы… Перед смертью. И мне не хотелось бы, чтобы вы восприняли то, что вы обнаружите в этой кассете, – кажется, тут 1993 год, – как выражение его реальных взглядов.

– Разумеется, это было почти тридцать лет назад – с тех пор много воды утекло. Но мне страшно хочется узнать, что там. – Он снова прочел на наклейке: – «Загрузка». Это может быть все, что угодно, но обязательно что-то важное – или бывшее таким во времена вашего отца.

В теплый летний день в зале было прохладно и как-то сумрачно. Но Джеку вдруг стало совсем холодно. Он ощутил холод каждым сантиметром своей кожи. Может быть, ему следовало иначе распорядиться пленкой – без шума выбросить ее в мусорное ведро или в печку; он вдруг забеспокоился: не окажутся ли на пленке такие вещи, которые затронут доброе имя его отца.

Он знал, что отец попал в тюрьму, когда ему было четыре года, но его родители избегали говорить об этом. Случилось что-то странное, он догадывался об этом. Он знал это потому, что в детстве у него был повторяющийся кошмар: он привязан внутри какого-то цилиндра, а человек в белом костюме и маске смотрит на него.

Время от времени сон повторялся и теперь, но они никогда не говорили об этом с отцом. Иногда ему приходила в голову дикая мысль, что отец произвел над ним какой-то эксперимент, который не удался, но так и не смог ничего вытянуть из родителей. Тот период, когда они жили в Англии, казалось, почти стерся из его памяти. Когда он пытался представить себе их дом, будто заслонка опускалась в его мозгу. Но однажды он съездит туда и попытается узнать правду, решил он.

– Думаю, понадобится пара часов, чтобы это загрузить, – сказал куратор, – надо найти нескольких инженеров. В субботу их здесь бывает мало. Будете ждать или зайдете позже? Может быть, в четыре?

Джек пожал плечами, но любопытство пересилило его неловкость.

– Я приду, – сказал он.

Когда Джек вернулся, куратор сидел перед терминалом с двумя молодыми людьми, один из которых был облачен в комбинезон.

– Барти, Дуг, – обратился куратор к своим помощникам, – это сын Джо Мессенджера, Джек. А это ребята, которые поддерживают биологические контуры АРХИВа в рабочем состоянии.

Джек обменялся с ними рукопожатиями.

– Вы правильно рассчитали время, мы сейчас как раз загружаем первую кассету. Медленный архаичный процесс, вам придется потерпеть, – улыбнулся Эйб Уолсинджер.

Джек слышал щелканье-жужжание привода и смотрел на экран. На нем то зажигалось, то гасло слово «Загрузка» – черными буквами на светлом фоне. Эта машина, подумал он, – словно животное из Ноева ковчега. Старые компьютеры так примитивны. Просто невероятно, что нужно печатать на клавиатуре, у которой все буквы находятся в непривычной последовательности. Куратор объяснил ему, что АРХИВ был снабжен и примитивной системой распознавания голоса, но ее не стали подключать.

Джека охватили смешанные чувства. Он любил своего отца и часто с огорчением замечал, что в этом пожилом человеке есть нечто, к чему у него, Джека, нет доступа, нечто вроде секретной комнаты, запертой на ключ. Ему даже временами казалось, что отец умер как человек, преследуемый призраками, человек, чьи мечты не осуществились. Может быть, ключ ко всему этому находился здесь – это было рискованное предположение, – но тут наверняка находилась драгоценная частица того, что сохранилось от прошлого его отца.

Наконец раздался резкий писк, и все глаза устремились на экран, на котором появились слова:

«Джулиет, я чувствую себя несколько неудобно – думаю, что нам следует прекратить».

Куратор радостно повернулся к Джеку:

– Что-то получилось.

Джек поморщился.

– Не могли бы вы отмотать это к самому началу?

Эйб Уолсинджер смотрел на огоньки панели, находившейся перед ним.

– Это действует совсем не так, – это нечто вроде интерактивной программы и, вероятнее всего, работает на основе вопросов – ответов. Попробуем спросить.

Он набрал:

«Можете ли вы назвать свое имя?»

Пауза. Затем:

«Меня зовут профессор Мессенджер».

Куратор улыбнулся и напечатал:

«А почему вы хотите прекратить эксперимент?»

«Джулиет, пожалуйста, я хотел бы выбраться из этой машины».

Куратор взглянул на Джека:

– Это имя вам что-нибудь говорит?

Джек замялся. Инициалы на другой кассете были «Дж.» и «С». Он подумал, что «Дж.», по-видимому, означало Джулиет, и вспомнил реакцию матери, когда она читала надписи на наклейках. Инициалы «Дж. С.» расстроили ее. Он подумал, что, возможно, в этом отгороженном от всех прошлом его отца была какая-то связь между ним и этой Джулиет. Может быть, объяснение в этом?

– Нет, – ответил он куратору. – В данный момент ничего не говорит.

Уолсинджер набрал:

«Кто такая Джулиет?»