Убийство по французски

Пять очков. Франция побеждает. На боковой линии оркестр из Дакса расчехлил инструменты и грянул победную «Марсельезу».

— Тебе больше никогда не придется покупать себе выпивку, приятель, — сказал Туш, другой крайний защитник, поднимая Жако на ноги и обнимая.

Шестьдесят секунд — вот сколько это длилось. Жако засек время при просмотре эпизода. Позднее он узнал, что Кортни адвокат. Адвокат, который гоняется за полицейским на собственной английской территории. Жако очень нравился этот момент.

Но все это осталось далеко в прошлом. Очень далеко. В другой стране. А здесь кафе в стороне от Тамасен. Он пьет пиво со старым товарищем.

— Видишься с остальными? — спросил Жако, пытаясь вспомнить всех «котов». Имена, лица. Бланшар со светлыми волосами, Гуффра, Ковачи и Ди-Ди как-то там...

Дуасно покачал головой:

— Один раз видел Декуса. Смотрел Олимпийские игры. Он торговал там хот-догами. Еще играл на тотализаторе у Борели. А Дидье, Ди-Ди Рона? Помнишь его?

Жако кивнул. Дидье Рона, конечно. Ди-Ди Три Пальца, остальные два он потерял на циркулярке, на которой работал его отец. Виртуозный карманник, несмотря на увечье.

— Умер уже Дидье. Рак. — Дуасно вздохнул, посмотрел на потолок, покачал головой.

Двое мужчин посидели молча, вспоминая.

— Тебе что-то нужно, да? — мягко спросил Жако, приходя на помощь сидящему напротив мужчине, старому другу, которого не видел почти тридцать лет. Несмотря на воспоминания, случайную встречу, Жако был уверен, что они здесь не только для того, чтобы поговорить о прошлом. Он оказался прав.

Дуасно обхватил руками кружку и перевел взгляд на Жако.

— Шанс — это все, что мне надо, Дэнни. Словечко в нужном месте. У меня еще четыре месяца отработки по условному заключению, и никакого выбора. — Он выставил вперед руки, то ли показать, как мытье посуды влияет на кожу, то ли изобразил жест отчаяния. Жако не понял. — Еще четыре месяца. Я не выдержу. Свихнусь.

«Но если не выдержишь, — подумал Жако, — если нарушишь условия отработки, то опять окажешься за решеткой, будешь досиживать весь срок». Неделя на поиск работы, и шесть месяцев на то, чтобы продержаться на ней. Напутствуя, они называют это прокладыванием дороги назад в честную жизнь. Таковы условия сделки. Это то, чего они хотят. После этого иди на все четыре стороны. Иногда такое срабатывало, но в большинстве случаев нет.

— Я должен перебраться отсюда, пока не поздно, — продолжал Дуасно. — Мой сын Рене в Испании. Хорошо устроился. Говорил, что мог бы и меня где-нибудь пристроить. Лучше, чем это, понимаешь?

Жако отхлебнул пива, подвигал губами, убирая пену. Его старый друг ищет способ выкрутиться и думает, что Жако, полицейский, поможет ему что-нибудь состряпать.

— Так чего ты хочешь?

Дуасно улыбнулся, покачал головой:

— Не денег, не беспокойся. Просто чтобы они не цеплялись, и все. Я продержусь еще месяц, Дэнни. Я просто хочу знать, что они не будут меня искать.

Жако кивнул:

— Я попытаюсь. Обещаний не даю.

Дуасно просветлел лицом.

— Я знал, что ты поможешь. Боже, ты даже не представляешь... — Он перегнулся через стол, огляделся по сторонам и перешел на шепот: — А теперь кое-что для тебя. Авансом, если хочешь. Чтобы продемонстрировать лояльность.

— О'кей, — усмехнулся Жако. — Выкладывай.

— Ты когда-нибудь слышал о человеке по имени Рэссак?

«Второй раз только за сегодняшний день», — подумал Жако.

— Рэссак?

— Да, это его имя. Отвратительнейший сукин сын из всех, кто тебе когда-либо попадался. В детстве перенес острую форму оспы, да еще родимое пятно на пол-лица. И, будто этого мало, другую половину ему сожгли газовой горелкой. Можешь считать это боевой раной. Раньше жил в Тулоне, но несколько лет назад переехал. Тогда был по-настоящему крупным воротилой. Настоящий крестный отец. Девочки. Наркотики. Назови что хочешь, он будет замешан. Но начались осложнения, и теперь он живет за Касисом. Вилла где-то. Пошли слухи, что он взялся за старое. Собирается провернуть большое дело. И очень скоро.

— В какой области?

Дуасно осмотрелся по сторонам.

— Наркотики. Кокаин, понимаешь?.. Много.

— И как скоро?

— В любое время. На этой неделе. На следующей неделе. Конец месяца — самое позднее.

— Где?

— По слухам, Лестаке. Или гавань в Сомати. Одно из этих мест наверняка.

— И?..

— У него есть кто-то, кто снабжает его информацией. Твой чувачок.

— Какие-нибудь имена?

Дуасно развел руками, покачал головой.

— Почему же ты мне это рассказываешь?

Дуасно прикончил свое пиво и поднялся из-за стола.

— Это Рэссак меня засадил. Убрал с пути. А ты ведь знаешь «котов», Дэнни. Всегда даем сдачи. Увидимся. — Пока Жако нащупывал в кармане купюры, Дуасно выскользнул из кабинета и будто растворился в ночи.

К тому времени, когда Жако вернулся в свой дом на горе Мулен, дверь мадам Фораке была закрыта, за панелями из цветного стекла не было видно света.

Понедельник, сообразил он. Еженедельная игра в карты у ее брата. Это обрадовало. Он не очень хотел повтора ее наблюдений и суждений о Бонн, будь они даже недалеки от истины.

Наверху, в их квартире, теперь в его квартире, Жако снял резинку с волос, стащил одежду и упал на кровать. Их кровать. Через несколько секунд он забылся глубоким сном.

17

Вторник

Развалившись в кремовой кожаной роскоши капитанского кресла, Памук повернул привод дроссельных заслонок двигателей «Ферретти», и семнадцатиметровая крейсерская яхта вспенила форштевнем чернильную голубизну Средиземного моря. Пока он приводил ее к ветру, легкая волна шлепала в борт судна и звук двух двигателей превратился в едва слышный рокот. Памук знал этот отрезок берега как свою ладонь, но все же перепроверил положение судна по дисплею с картой и бросил взгляд на эхолот — было достаточно мелко, чтобы при надобности бросить якорь.

Наклонившись над штурвалом, он взял бинокль и осмотрел горизонт — несколько далеких парусов спешили поймать побольше ветра за Кальсереном и Иль-де-Риу, мимо мыса Круизет на запад двигалась тяжело нагруженная громадина контейнеровоза, поеживались в мареве над водой очертания приближающегося парома «Тунис-Лайн». Потом он повернулся и навел бинокль на поросший кустарником берег с мысками сосен и сияющим белизной известняком, который поднимался меньше чем в двухстах метрах по правому борту. Удовлетворенный осмотром, Памук отложил бинокль, взял телефон, укрепленный на приборной доске, и позвонил вниз, в главную каюту, чтобы сообщить мсье Баске, что они уже прибыли на место.

На борту были только они двое.

Памук приехал к месту стоянки «Вале-дез-О» в Старом порту в 6.30 утра, примерно в то время, когда жены рыбаков устанавливали свои прилавки на Ке-де-Бельж. Женевьева, помощница мсье Баске, позвонила накануне вечером и сообщила график плавания. К тому моменту, когда мсье Баске в 8.45 поднялся на борт, баки были полны, кондиционеры отрегулированы, а прогретые двигатели урчали на оборотах.

Памук захватил с собой пакет свежих круассанов и булочек с шоколадом из «Жольен» и немного фруктов и фиников с рынка Капуцинов. На камбузе из фруктов сделал сок, как любит мсье Баске, с 8.40 варится кофе «Блю Маунтин», а телевизор в кают-компании настроен на Си-эн-эн. Еще Памук остановился у табачного киоска на углу Питэ, чтобы купить коробочку карамелек «Лажони» с кашу [21]. Это был любимый сорт мсье, но он постоянно забывал, куда их положил. Памук на всякий случай захватил коробочку про запас.

 «Вале-дез-О» могла показаться бревном длиной более пятидесяти футов, но управлять ею было одно удовольствие. Ее можно подводить к причалу и швартовать одной рукой, отходить от стенки — не сложнее. Через пять минут после того, как мсье Баске скрылся в каюте, они уже плыли по проливу вдоль пристани на Ке-де-Рив-Нёв мимо завистливых взглядов, пока не повернули в море между фортами-близнецами: Сен-Жаном и Сен-Николя. И вот, двадцать минут спустя, они неспешно дрейфовали примерно в шести километрах от Касиса. Работающие на холостом ходу двигатели тихо урчали где-то под кормой.