Безумие Джоула Делани

– Какие-нибудь беженцы с Гаити, – возразила Эрика.

– Нет, моя дражайшая, не только Гаити. Как насчет Шанго с Тринидада, Сангериа с Кубы, Обеа с островов?

В их споре я стала лишним участником. Доктор Райхман опять поймал меня за руку и подвел к другой картине:

– А что вы видите здесь?

Я видела хижины, расположенные на склоне горного хребта. На переднем плане зеленый сахарный тростник, спутанные лианы, жалкая лачуга из гофрированного цинка, окруженная высокими пальмами. Повсюду зловещий зеленоватый свет. А внизу справа – шар голубоватого пламени. У меня возникло ощущение, что все это – из какого-то забытого кошмара.

– Гуайама, деревня ведьм в Пуэрто-Рико, – пояснил доктор Райхман. – Огненный шар – это бруха, ведьма. Она летает по ночам и выискивает себе жертву.

– Тут есть что-то жуткое, – согласилась я.

Он опять обернулся к Эрике.

– Это не вуду, моя дорогая. Это Пуэрто-Рико. А теперь такое можно найти и в Испанском Гарлеме.

Я вспомнила дверные колокольцы и магическую воду в доме Джоула и решила немного прихвастнуть:

– Мне тоже довелось видеть спиритические храмы. Эспиритизмо.

– Эти люди вызывают духов умерших и занимаются брухерией – колдовством. Вы видели в Нью-Йорке botanicas?

– Конечно, я видела их в Ист-Вилидж. Но я всегда считала их просто лавками, где торгуют целебными травами.

– Они продают порошки, с помощью которых можно вызвать души умерших, руту для защиты от дурного глаза, мимозные ванны для изгнания злых духов.

Слушая доктора Райхмана, я невольно подумала о Веронике: такая современная жизнерадостная девушка, посещающая курсы машинописи. Ведь она жила в Эль-Баррио.

«Неужели она тоже ведет какую-то тайную жизнь?» – подумала я с беспокойством.

– Рядом с нами, – продолжал доктор Райхман, – находится город, где царит сверхъестественное. Он основан на верованиях, которые продолжают жить в тысячах душ.

– Ты погубишь в себе психиатра, – заключила Эрика.

Этот разговор припомнился мне через неделю, когда мы с Вероникой помогали Джоулу переехать с его старой квартиры. Джоул не заключал договора об аренде и потому решил найти себе другую квартиру в Уэст-Вилидж. Между тем выяснилось, что ему хотелось бы перевезти свою мебель на Восточную, 64. Я была встревожена. Его пребывание у нас и так уже растянулось на весь февраль и большую часть марта.

Но он был моим единственным братом, и к тому же находился в неважном положении. В тот вечер мы с Вероникой бодро взялись упаковывать его вещи, а Джоул просмотрел номера «Вилидж войс», подыскивая подходящего перевозчика.

У нас имелись все основания надеяться на непродолжительность переезда. Действительно, у Джоула оказалось совсем мало вещей. Они все вполне могли уместиться на одной вокзальной тележке. Когда бородатый грузчик вынес мебель и они с Джоулом уехали, я стала помогать Веронике наводить порядок в опустевшей квартире.

Очищая кухонную раковину, я вдруг вспомнила слова доктора Райхмана. Наверное, это произошло оттого, что порошок, которым я пользовалась, назывался «Магическая сила». Мне захотелось спросить у Вероники о колдунах и ведьмах. Но она так бодро терла плиту и вообще выглядела такой современной – едва ли отличаясь от тех хорошеньких девушек которые каждое утро наводняют страховые конторы, – что я даже не смогла придумать подходящего повода.

Все же у нее, несомненно, сохранились какие-то воспоминания. Вероника родилась на острове, и из ее рассказов я поняла, что она провела детство в трущобах в местечке под названием Ла-Эсмеральда. Начищая раковину, я вспомнила лачуги из рифленого цинка с крышами из смоленой бумаги.

Мне довелось побывать в Сан-Хуане еще в студенческие годы во время пасхальных каникул. Однажды внезапный карибский закат застал меня врасплох, когда я шла через старое кладбище. Окруженная бледными мраморными ангелами, я видела, как хмурится небо и темнеет океан. Прижавшиеся к скалам хижины с крышами из смоленой бумаги вдруг приобрели какой-то мрачный зловещий вид. Метаморфоза произошла удивительно быстро.

Меня охватил страх, и я бросилась бежать по высокой траве, спотыкаясь о мраморные плиты, пока не очутилась на Калле Сан-Себастьян возле старого собора. Только там я немного пришла в себя и побрела на Сэмс-Плэйс, где заказала ром с кока-колой. Когда сердце наконец перестало бешено колотиться, я попросила гамбургер. У него оказался чудесный вкус, такой привычный и умиротворяющий.

Проснувшись на следующее утро в своей мягкой постели в гостинице ЮУКА, [2] я сказала себе, что все дело в сочетании темноты и кладбищенской атмосферы. Возможно, так оно и было. Но в памяти запечатлелась встреча с чем-то жутким, сверхъестественным.

Однако Вероника некогда разгуливала по тем подозрительным улочкам среди пивных банок, битых бутылок и кудахтающих кур. И оттого, что я все это знала, мне трудно было говорить с ней о таких вещах, как брухерия. У Вероники не осталось испанского акцента, внешне она совершенно не отличалась от типичной молодой американки. Мои расспросы могли обидеть ее.

В конце концов я отказалась от этой мысли, ополоснула раковину, и мы с Вероникой вымыли пол. Потом мы заперли дверь в квартиру Джоула и стали спускаться по разбитым мраморным ступеням, вынося мусор. Оставалось только занести ключи привратнику.

Но когда мы позвонили в его квартиру, никто не открыл. Мы стояли в полутемном коридоре, делая вид, будто не замечаем надписей на голубых стенах. Я видела, что почтовый ящик по-прежнему сломан. Откуда-то шел слабый, но весьма неприятный запах вина и мочи. Все же переезд Джоула казался мне добрым знаком – спасибо Эрике. Меня даже меньше стало беспокоить появление его вещей в моем доме. Но проблема ключей требовала решения. Вспомнив свой прошлый визит, я проверила дверь в подвал, но она оказалась запертой, и за ней не было света.

– Наверное, придется послать по почте, – сказала я Веронике. Но в этот момент открылась парадная, и мы увидели маленькую темнокожую женщину с бакалейной сумкой, вероятно возвращавшуюся из магазина.

Я видела ее только раз, и то совсем недолго, среди искусственных цветов, статуэток святых и атрибутов эспиритизмо. И все же я сразу узнала ее. Она, несомненно, была той изможденной женщиной, которую пытался скрыть от меня мистер Перес. Я шагнула к ней, протягивая связку ключей Джоула. Но она не захотела обратить на меня внимания и, подойдя к своей двери, принялась рыться в сломанной пластиковой сумочке в поисках своего собственного ключа.

Я предприняла еще одну попытку:

– Это – ключ от квартиры мистера Делани. Он переезжает.

Она оглянулась на меня с испуганным видом и стала еще усерднее рыться в своей сумочке. Мне пришло на ум, что она, может быть, просто не понимает по-английски. Но у меня была Вероника.

– Ты не могла бы спросить, где ее муж? Он привратник.

Но я умолкла, не договорив, потому что Вероника очень странно отреагировала на встречу со своей землячкой. Миловидная жизнерадостная девушка исчезла, словно ушла в себя. Даже черты ее лица вдруг погрубели – осталась лишь какая-то непроницаемая маска. Похоже, Вероника не хотела разговаривать с темнокожей женщиной.

Я не могла поверить, что она стыдится своей бедной соотечественницы. Насколько я знала Веронику, она никогда не проявляла снобизма и часто рассказывала мне о своих многочисленных родственниках, оставшихся в Пуэрто-Рико. Если бы ей хотелось скрыть свое происхождение, она не стала бы рассказывать мне о Ла-Эсмеральде.

Однако дело не терпело отлагательства. Я хотела избавиться от ключей, прежде чем женщина скроется в своей квартире.

– Вероника, – строго потребовала я, – спроси ее. Очень неохотно, совершенно чужим голосом Вероника произнесла:

– Donde esta su esposo? [3]

Я поняла, что такую фразу могла бы составить и сама.

– Muerte, [4] – бросила женщина через плечо, наклонив сумочку, чтобы наконец вытрясти из нее свои ключи.