Естественные причины

Как и младенец предыдущей пациентки с ВСК, Брайен Саммер погиб от обширного кровоизлияния в плаценту. Если бы его извлекли хотя бы на полчаса раньше, он мог бы выжить. Но все усилия были направлены на спасение жизни Лизы.

С непривычной рассеянностью Сара следила за своими руками, которые продолжали делать свое дело – извлекли плаценту, начали закрывать надрез. Решение попытаться спасти жизнь Лизы было правильным. Однако с исходом операции примириться было нелегко. Сара уже накладывала швы, когда к ней сзади подошла медсестра из хирургического отделения.

– Сара, – шепнула она, – доктор Трюскот попросил сказать вам, что Лизу Саммер опять перевели в операционную.

«Ой, только не это», – подумала Сара.

– Вы не знаете, в чем дело?

– Видимо, опять тромбы. Не знаю, что теперь собирается делать доктор Трюскот.

– Спасибо, Вин. Я приду сразу, как освобожусь. Кэти, уже почти все. Педиатр только что дал мне понять, что ваша дочка в отличном состоянии. По шкале очков у нее девять. Максимум – десять, но такую, оценку получают дети, которые при рождении уже умеют играть на скрипке. Вашего ребенка скоро принесут.

– Спасибо, доктор. Огромное спасибо.

Сара приклеила пластырь на рубец и, отходя от стола, стянула перчатки.

– Мы все очень за вас рады, – сказала она.

Она вышла из родильного отделения и направилась в хирургию. На пути ее остановили два раза – сначала медсестра, потом практикант, и оба говорили о случае с Лизой.

– Об этом только и разговору в больнице, – сообщил практикант. – Вы просто открыли всем глаза на потенциальные возможности альтернативных методов лечения. Моя медицинская степень – доктор остеопатии – выдана училищем остеопатии в городе Филли. И вот впервые за все время другие стажеры-медики начали расспрашивать меня о моем образовании... что мы изучаем такого, что не преподается в обычных медицинских учебных заведениях. Даже люди, которые резко отрицательно отзывались о нетрадиционной методике, вдруг очень заинтересовались ею.

Эти слова должны были бы бальзамом пролиться на душу Сары. Но ее душило ощущение собственного бессилия. Все знания, высококлассное оборудование и специалисты, стоившие сотни тысяч долларов, не смогли спасти ребенка Лизы Саммер. Уже не в первый раз она переживала подобные мучительные минуты. Люди смертны, это истина, от которой никуда не денешься, но каждый раз она переживала неудачу как невосполнимую потерю. И не помогали никакие доводы рассудка и логики. Ей вспомнился ее старый лечебный кабинет на втором этаже института Эттингера. Подобные мысли посещали ее и тогда. И все же тот мир казался ей теперь спокойным и простым. Мир, отлетевший от нее на световые годы.

Может быть, все дело состояло в степени ответственности, личной ответственности, несмотря на все новые ухищрения науки и медицинской технологии. Иногда, а случай с Лизой Саммер был одним из таких, ей казалось, что она поменяла управление планером на пилотирование самолета.

Она ушла из института Эттингера из-за негибкости и в конечном счете из-за нетерпимости по отношению к ней Питера Эттингера. Она решила добиться получения степени доктора медицины, полагая, что тогда многие трудности и разочарования, связанные с ее профессией, отпадут. А вместо этого, несмотря на все приобретенные навыки и опыт, она стала чувствовать еще большую неуверенность.

Теперь в хирургическом отделении больницы было семь женщин – четыре штатных работника и три стажера. Но все еще оставалась только одна закрывающаяся комната, где можно было переодеться, да и та – мужская.

Сара не стала надевать свою обычную рабочую одежду темно-бордового цвета, которая находилась в железном закрывающемся шкафу в комнате медсестер, натянула зеленые брюки, убрала волосы под повязку и закрыла лицо маской. Прошло уже двенадцать часов с тех пор, как она наблюдала за Эндрю Трюскотом, который проверял и пытался открыть основные артерии правой руки Лизы. Казалось, основная опасность миновала, но, видимо, надо было сделать что-то дополнительно – возможно, крупное вскрытие заблокированных сосудов.

Сара вошла в операционную. Лиза снова была там, хотя не прошло еще и суток. Ее уже анестезировали и интубировали. Лицо молодой женщины выглядело обманчиво спокойным. Низкая ширма отгораживала ее голову от анестезиолога из хирургической команды. С другой стороны ширмы стоял Эндрю и еще один хирург. Они сосредоточенно смотрели на руку Лизы.

На какое-то мгновение Сара подумала, что второй хирург был тот самый специалист, по сосудистой системе, который ассистировал Эндрю раньше. Но когда она выдвинула небольшой металлический стул и встала на него, чтобы лучше видеть, она поняла, что другой доктор был совсем не специалист по сосудам. Это был Кен Броун, главный ортопед больницы. И только здесь Сара увидела отрезанную часть руки и согнутую ладонь, лежавшие на металлическом подносе возле делавшей уборку медсестры. И поняла, что Броун и Эндрю отнюдь не занимались деликатной процедурой над сосудами. Они активно подрезали то, что осталось от локтевых костей руки Лизы – готовились к полной ампутации руки ниже локтя.

Сара почувствовала, что у нее обмякли все мышцы и впервые в жизни она была близка к обмороку. О Господи, только не это... Сначала она потеряла ребенка... а теперь...

Эндрю взглянул вверх и увидел ее.

– С вами все в порядке? – спросил он.

– Эндрю, она же художник. Делает керамику. Для нее руки... Ах, простите. Я просто думала, что у нее все обойдется.

– Возможно, и обойдется... – ответил как-то неопределенно Эндрю. – Мне тоже жаль, что пришлось так поступить. Но неминуемая гангрена – это неминуемая гангрена. В общем, выбора у нас не было.

– Понимаю.

Но и понимая все как врач, Сара не могла принять случившееся, слишком ужасны и неожиданны были размеры катастрофы, происшедшие с Лизой.

Глава 6

Хирургическое отделение интенсивного лечения представляло собой палату на двенадцать коек, где круглосуточно дежурили одна, а то и две медсестры на каждого больного. Редко выдавалась смена, чтобы кто-то из больных не оказался в критическом состоянии. Но за исключением особо опасных случаев атмосфера в хирургическом отделении интенсивного лечения (ХОИЛ), была приглушенная и спокойная, хотя тишины там не было никогда. Безостановочно работали системы отсасывания и переливания, машины искусственного дыхания издавали звуки, напоминавшие шум океанских волн. Именно здесь, а не в операционных, проходила подлинная битва между жизнью и смертью.

Сара предпочитала оперировать, чем вести будничное лечение тяжелобольных этого отделения. Но ей нравилась товарищеская обстановка, сложившаяся среди сотрудников ХОИЛ.

В половине восьмого утра второго июля шесть кроватей в ХОИЛ были заняты. А после операций заполнятся и остальные шесть. С покрасневшими от бессонницы глазами Сара присела на край восьмой кровати, ожидая, когда сюда привезут Лизу. Сведения, за исключением очевидного, были обнадеживающие. Лиза перенесла операцию без излишнего кровотечения. Более того, восстановилась циркуляция в почках, ногах и оставшейся руке. Теперь там никаких осложнений не было. Получалось так, что каким-то странным образом кесарево сечение излечило ее от гематологического кризиса.

Жизнь Лизы была спасена. Со временем она научится пользоваться левой рукой, приспособится к протезу. Может быть, она даже сможет продолжать свою деятельность художницы. Если сумеет пережить свое горе, то, возможно, когда-нибудь опять забеременеет. С чисто клинической точки зрения это вполне возможно. И все-таки она не могла смириться с мыслью, что не далее как сутки назад Лиза, ее пациентка, с волнением готовилась к родам.

– Вы в порядке?

Сара перелистывала распечатку лабораторных анализов Лизы, отыскивая ключ... любой ключ для понимания того, что вызвало катастрофу. Вздрогнув от неожиданности, она взглянула на Алму Янг, опытную медсестру из ХОИЛ, которая остановилась возле кровати.