Так умирают короли

Самсонов был один. Сидел за своим столом в кресле, развернувшись к окну, и я заметил, что он вытирает лицо платком. Разговор, наверное, был непростой, раз наш шеф разволновался до испарины на лбу. Я специально щелкнул замком двери, чтобы показать Самсонову, что он в кабинете не один. Не любил я заставать людей врасплох. И все равно Самсонов от неожиданности вздрогнул.

— Кто? — спросил он отрывисто и глухо.

— Я, Сергей Николаевич.

— Проводил девчонку?

Он еще раз промокнул лицо платком и только тогда повернулся ко мне. Он, конечно, очень тщательно вытирал лицо, но… оказывается, это не испарина была, а кровь. Лицо у Самсонова было разбито.

Глава 10

Он отправил меня в поездку по городу. Я должен был заниматься подготовкой к съемкам. Самсонов ничего не сказал мне о том, что произошло у него с теми двумя парнями, а я старательно делал вид, что ничего не заметил. Но все это никак не шло у меня из головы. Я и подумать не мог, что у Самсонова могут быть враги. Его знала вся страна, и все, как мне казалось, его любили. Точнее, любили слепленный им самим образ: умный мужик, который не прочь кого-нибудь разыграть, и хотя шутки его, как правило, небезобидны, все ему прощается, потому как — телезвезда. О том, что за этим образом скрывается совсем другой человек, я задумался только теперь. У Самсонова была своя жизнь с обычными заботами и тревогами, в которой есть не только друзья и обожатели, но и враги.

Мне вспомнился вчерашний вечер на квартире Константина Евгеньевича. «Хочешь, я ему рога обломаю?» — спросил хозяин у Загорского. «Ему» — это Самсонову. Не все, стало быть, относились к моему шефу с достаточным пиететом. Быть может, сегодняшнее происшествие каким-то образом и связано с оброненной накануне вроде бы в шутку фразой? Я промучился над этим вопросом некоторое время, прежде чем сказал себе с достаточной уверенностью: «Нет, чепуха!» Константин Евгеньевич произвел на меня впечатление умного и осторожного человека. И думать, что он скажет в моем присутствии опасные для себя слова, по меньшей мере глупо. Зачем же ему раскрываться? Будь у него действительно какие-то счеты с Самсоновым, разобрался бы с ним тихо, без огласки, и уж конечно не говорил бы при мне такое, ничего, в сущности, обо мне не зная.

Еще одна возможная причина сегодняшнего происшествия — месть «героев» одной из самсоновских передач. Не всем нравится, когда их разыгрывают. Но вряд ли в передачах было что-то такое, из-за чего к их создателю надо подсылать двух «качков». Эту версию я тоже отбросил.

Оставались деньги. Рэкет или что-то в этом роде. Самсонов выплачивал нам вознаграждение как будто из своего кармана, безо всяких ведомостей. И Загорский вчера подтвердил — имеет место «черный нал», нигде не учтенные наличные. А там, где «черный нал», всегда происходят какие-то неприятные вещи. Вот как сегодня, например.

Вечером я заговорил об этом со Светланой. Мы сидели с ней на балконе в глубоких плетеных креслах и смотрели на закат. Уставшее от дневной жары солнце скатилось за крыши домов. Мы потягивали прохладное белое вино. Было уютно и спокойно.

— Наша передача богатая, да? — как можно беззаботнее спросил я.

Светлана наморщила лоб, не поняв вопроса.

— Денег у нас много крутится?

— Наверное, много, — ответила Светлана. — По деньгам у нас Илья главный. Он знает.

— А откуда деньги?

— От продажи передач.

— Кому?

— Телекомпании, кому же еще. Мы производим товар, этот товар — наша передача. Потом мы наш товар продаем телекомпании, она платит нам деньги.

— Большие?

— Ну, наверное. Десятки тысяч долларов, насколько мне известно.

— За каждую? — поразился я.

— Конечно. Ты знаешь, сколько стоит «Поле чудес»? Или «Пока все дома»? Целую кучу денег. И нам платят не меньше, потому что наш рейтинг и их рейтинг практически совпадают.

Десятки тысяч долларов за каждую передачу — это очень много. Может быть, из-за этих денег Самсонов и пострадал?

— А кто этими деньгами распоряжается? — спросил я. — Демин?

— Формально — да. Но настоящий хозяин, конечно, Самсонов.

Светлана поставила пустой стакан на пол. Я предупредительно взял бутылку вина, но Светлана отрицательно покачала головой и посоветовала:

— Не забивай себе голову этими глупостями.

— Если я участвую во всем этом, то почему бы мне не знать, откуда к нам поступают деньги.

— А зачем?

Я понял, что вопрос задан серьезно. Можно было отшутиться, конечно, но я вдруг осознал, что поступать так — себе дороже выйдет. И тогда я рассказал ей все: про Самсонова и его гостей, про кровь на самсоновском лице, про свои сегодняшние мысли. Светлана немного побледнела, и лицо у нее стало строгим, но я все-таки рассказал ей все до конца. Она была единственным человеком, который мог бы открыть мне подоплеку происходящего, и я не хотел лишиться ее доверия.

— Только ты не говори Самсонову, что я тебе об этом рассказал, — попросил я.

Светлана кивнула. У нее было печальное и строгое лицо.

— Не переживай, — успокоил я. — Нас это, в общем-то, напрямую не касается.

— Да, да, — меланхолично подтвердила она.

Солнце уже спряталось, оставив в напоминание о себе неширокую красную полосу над черными крышами домов. Чувство расслабленности ушло, уступив место неясной тревоге. Чтобы нас окончательно не накрыл покров печали, я увел Светлану в комнату и зажег свет.

— Ты не лезь во все это, — вдруг сказала Светлана, не глядя на меня.

— Почему?

— Потому! — огрызнулась она.

Есть простое правило, позволяющее сохранять душевное спокойствие: если женщина не в настроении, постарайся не докучать ей вопросами, и еще — не проси у нее любви. Я всегда придерживался этого правила и ни разу об этом не пожалел.

Утром Светлана была очень ласкова и предупредительна, хотя плохое настроение, посетившее вас прошедшим днем, не самый страшный грех, не так ли?

Глава 11

Алексея Рустамовича Алекперова я никогда не видел, но слышать о нем приходилось очень много; президент телекомпании; хозяин и кормилец; вежлив, но крут. Мне представлялся хитрый и коварный азиат, настоящий бай или какой-нибудь там имам Шамиль, а оказалось, что он высокий и стройный мужчина вполне славянской наружности, и только разрез глаз да скулы выдавали в нем сына многих народов, в котором столько кровей намешано, что и не разобрать уже, откуда пошла его родословная. Алекперов вошел в самсоновский кабинет, и я сразу понял, хотя никогда раньше его не видел, кто передо мной.

Он пожал руку мне и Самсонову, причем мне — первому, и это подняло меня в собственных глазах так высоко, что вниз уже и посмотреть было боязно.

— Добрый день, — сказал Алекперов.

У него был довольно громкий, хотя и глуховатый голос и очень доброжелательная улыбка. Не заискивающе-доброжелательная, а доброжелательная улыбка хозяина. Большая разница. Если кто с этим сталкивался, тот понимает.

— Как дела?

— Нормально, — ответил Самсонов.

Он тоже улыбался. Но как-то выжидательно. У них, наверное, должен был состояться серьезный разговор. Не мог же президент телекомпании прийти к Самсонову просто так, у него и без нашей передачи забот полно. Я посмотрел на Самсонова — не уйти ли мне? Он никак не прореагировал на мой безмолвный вопрос, и я остался.

— Видел твою последнюю передачу, — сказал Алекперов. — Про расклейщика афиш.

Сдержанно улыбнулся, давая понять, что оценил комизм подсмотренной самсоновскими операторами ситуации.

— Неплохо. Хотя парня было жаль.

Самсонов все так же молчал и выжидательно улыбался.

— Ты, Николаич, иногда своих героев ставишь в такое дурацкое положение…

Алекперов сделал пальцами левой руки так, будто щупал воздух.

— Я иногда даже думаю: «Ну что ему стоит придумать что-нибудь более безобидное». Хотя тебе виднее, конечно.