Дневник одиночки (СИ)

Третий день я заперта в комнате, у меня отобрали нож, что подарил Дмитрий…Если бы я знала, если бы только пошла с ним…Хотя возможно, ничего бы это не решило.

Итак, по порядку. В тот день я снова осталась одна. Бродила по дому и вновь читала книгу. Половицы скрипели, страницы шелестели, сердце мое отчего-то громко билось, так словно я долго бежала по лесу. Оно билось где-то у горла, мешая нормально дышать. Объяснить это состояние мне никак не удавалось. Строчки перед глазами отказывались складываться в связную картину, текст никак не воспринимался головой. Потом, скорее почувствовав, будто что-то липкое касается взглядом моей спины, я резко обернулась и вскрикнула. Там была тень. Снова. Никак не ожидала вновь увидеть темный силуэт. С минуту мы просто смотрели друг на друга, а потом она приблизилась, медленно, словно в какой-то странной неуверенности. Гул пчелиного роя, что она начала издавать, мне ничего не сказал. Я знала, что эти штуки ничего со мной сделать не могут, одна из них даже спасла мне жизнь. Наверное, она попыталась меня предупредить, тогда я не поняла, но сейчас… Её спугнул шум на кухне и она быстро куда-то исчезла. Наверное, вид у меня был ужасный, ведь когда я спустилась вниз, чтобы поприветствовать Славу, то он сразу заметил какая я бледная. После он отошел буквально на минуту, а я, долго не думая приблизилась к столу, на который он положил темный пакет, со словами «на ужин». Обычно я не заглядываю и просто помогаю в приготовлении, но тогда почему-то решила…господи. Мое дыхание перехватило, и наружу едва не вырвался громкий крик, после того, как я разглядела то самое «мясо», что он принес. Я пыталась держаться, чтобы Ростислав не прибежал тот час и не понял, что я увидела то, чего, кажется, не должна была. В пакете лежала бледная кисть руки, с неровным краем. Человеческая кисть. И я знала, чья она. Приложив ладонь ко рту, чтобы не было слышно моего сиплого и захлебывающегося дыхания, я отскочила от страшного пакета. Сердце заболело, стискиваемое ужасом и печалью. На секунду я решила, что мне почудилось, и вновь быстро заглянула в черный полиэтилен. Пришлось стремительно бежать наверх. Непонятно зачем взяв в руку нож, я простояла у самого выхода из своей комнаты минут, наверное пять, перебирая в голове, как будет лучше расправиться с Ростиславом. Слезы тихо текли по щекам, а из головы не выходил образ Дмитрия. Та рука…именно она недавно помогала мне взбираться на скользкий от дождя холм, этой рукой он вручил мне свой нож, и ей же робко гладил меня в последнюю ночь, думая, что я сплю. Подобного просто не могло быть. Хотелось бы обознаться, но родинка прямо под большим пальцем хорошо врезалась мне в память. Неужели Ростислав поймал Дмитрия в тот день, когда уходил надолго «охотиться»? И что за мясо мы ели раньше? Не могу поверить…

Остановила меня от необдуманного нападения на хозяина дома та самая тень, взявшаяся неизвестно откуда. Она перегородила мне дорогу, я пыталась отмахнуться от нее, как от назойливой мухи, но черное, непроглядное марево ощетинилось в мою сторону иглами, завибрировала и злобно загудела. В тот момент я почему-то решила, что тени – это души погибших, а конкретно эта – Дмитрий. До самого ужина я проревела в закрытой комнате. Не открывала на голос Ростислава, кажущийся мне уже не таким приветливым. Чертов каннибал! Меня било крупной дрожью от одного осознания того, кем являлся человек приютивший путников. Спустя какое-то время, я подумала, что этот негодяй должно быть скоро поймет, если уже не понял, что его раскусили и готовит для меня место в своей морозилке. Усердно спрятав под, оставшейся от его жены (хотя, скорее всего никакой жены вовсе и не было) широкой юбкой нож, вышла к ужину, на который хозяин дома звал меня уже более получаса. Настроение у того вновь было приподнятым, особенно, когда он увидел, что на мне надето. Козел даже наиграно похлопал, учтиво отодвинул стул и дал мне сесть. Теперь я понимаю, что тогда он видел мое напряжение и попросту игрался, гадая, когда же я расколюсь и начну вопить, как резаная. Я же в тот момент не могла ничего делать, как вымученным взглядом смотреть куда-то перед собой, просчитывая какие у меня шансы против высокого мужчины. Ростислав торжественно, так, словно это особый подарок по особому поводу, выудил из духовки остывающее «запечённое мясо». Поставил передо мной, желая приятного аппетита. Я пялилась на изуродованную жаром духовой печи конечность. Узнать кому та принадлежала было уже не возможно. Только по отвратительной ухымлочке Славы было понятно, что он прекрасно знает о моей осведомленности. Потом пошло все так быстро, словно кадры, пролетающие перед глазами.

Подскочила, пытаясь перевернуть стол, но сил оказалось мало, дернула юбку, чтобы вытащить нож, что был привязан старыми драными чулками к бедру. Он оказался быстрее. Короткий, точный и сильный удар прямо по шее, следующий под дых. Меня скрутило. Шлепок по правому уху, от которого зазвенело с одной стороны, а голова пошла кругом. Нож выпал из рук и тускло блеснув в приглушенном свете кухни, пропал под столом, а в нос мне уперлось дуло пистолета. Старый, красивый и вопящий о большой любви хозяина все держать в идеальном состоянии, револьвер. Несколько патронов в нем, но мне бы хватило и одного. Он приглушенно смеялся, сквозь хищный оскал. Ему понравилась игра. На мой буквально выплюнутый ему в лицо вопрос о Дмитрие и его судьбе, Ростислав лишь громко рассмеялся и сказал, что ему очень жаль, что мой дорогой спутник оказался медлительным и слабым. Будто это Дмитрий виноват в том, что его поймали. Ростислав говорил так, словно мы все ниже его в пищевой цепочке и, будто только так можно выжить в новом мире. Он не хотел жить на траве, кореньях и прочем «консервированном дерьме», жаждал плоти.

Насколько могут пошатнуться и отодвинуться рамки человеческой морали в мире, где больше нет ни политики, ни власти, ни главных гражданских институтов и людей, что могли бы охранять выстроенный ранее закон? Неужели, в каждом живет демон, который готов при возможности вырваться наружу? Люди жестокие по своей натуре…даже те, кто, как и я, был выведен в пробирке. Потаенное желание какой-либо вакханалии и желания моральной свободы (от общества, его уклада и норм). Ужасно, на что способен человек, так рьяно желающий удовлетворить свою потребность, придумывая для самого себя оправдание в виде нежелания голодать. Сама мысль каннибализма заставляет меня испытывать тошноту и резкое нежелание выживать за счет чьей-то жизни. Нас и так осталось слишком мало.

Теперь я уже который день заперта в своей комнате. Он обшарил и перевернул тут все вверх дном, отобрал все острое, забрал мой рюкзак и оставил из одежды одно лишь крохотное платьице. Я не ем, меня съедает слабость и его издевки. Я боялась, что он будет меня насиловать, но нет. И хотя бы это дает мне уверенность, что я не сойду с ума. И еще…я уверена, что Дмитрий жив и он в том доме. Тень не отвечает. Это не он, почему-то на данный момент во мне выросла эта уверенность. И тогда – тот вой – я слышала именно его. Что делать? У меня пока нет четкого плана, но сейчас во мне кипит гнев.

Я отомщу.

Запись 32.

Голодные сны вызывают воспоминания из того времени, когда я была счастлива. Этой ночью мне снилась ёлка, украшенная мигающими огоньками, мишурой и круглыми шарами. Помню этот запах разгоряченных проводов гирлянды, синтетический аромат мишуры и растворенную в воздухе ноту мандаринов и чего-то теплого. Муж придерживал еще плохо стоящую на ногах дочь. Наша девочка, с восторженными вздохами цепляла на колючие ветки блестящий шар и махала ручками, пытаясь поймать огоньки. Уют.

Этого больше не вернуть и от осознания мне скребет сердце и душу.

С подобным настроением мне удается легко встречать выпады Ростислава. Его угрозы и пустые слова про мою ничтожность. Зачем я ему? Почему не убьет? Скоро, он перестанет получать удовольствие от запугивания своей «гостьи» и, скорее всего, отправит на мясо. Что ж, надеюсь, мне удастся хотя бы его покалечить.