Альфа Кассиопеи

Она вошла в дом, Элильгин, было, следом.

— Ладно, покури, сами справимся.

Мария стонала. Рядом у ее ложа суетился молоденький фельдшер красной яранги. Бросился к врачу.

— Вера Васильевна, ничего не мог сделать. Нужна операция, кесарево…

— Сейчас посмотрим. Помоги.

Звякнул замок зеленого сундучка.

— Загрустил, парень? — спрашивал Вася Хромых Элильгина. — Не волнуйся, наш доктор и не такие штуки умеет делать. Курить хочешь?

Элильгин взял у него две сигареты, аккуратно снял с них бумагу и набил табаком трубку.

— Хороший доктор Вера, — сказал он.

— Ребята…

Она вышла из дома.

— Как со временем? Надо слетать в поселок за кровью. Успеете вернуться? Ее нельзя увозить с собой…

— Сколько надо? — спросил Хромых.

— Я написала записку.

— Хорошо. Крути, Сережа.

…Когда улетали совсем, Элильгин тронул ее за плечо.

— Рад, Элильгин? — сказала она. — Еще оленевод родился…

— Старший сын будет оленевод. Этот хочу, чтоб на вертолете каюрил. Как думаешь, доктор Вера, может он на вертолете?

— Не только на вертолете. Он и к звездам полетит, твой парень.

— Шибко хороший каюр у вас есть, Виноград-летчик. Нас хорошо выручал в гололед. Хочу сына Виноград назвать.

— Об этом я обязательно Виноградову расскажу.

— Расскажи, доктор. И подарок от меня дай. — Элильгин протянул ей большой охотничий нож с рукояткой из моржового клыка.

— Шапка у тебя плохая совсем. Возьми пыжик, хорошие шкурки, доктор, шапку делай…

…Андрей был дома. Он затопил печь и приготовил ужин. Рассказал, что Юра Виноградов вырвался из Океанска, пощелкал языком и завистливо покачал головой, увидев нож — подарок Элильгина.

— Позвони Виноградову. Пусть придет за ножом, — сказала Вера.

— Везет людям! — вздохнул Андрей. — А ведь он и не охотник…

Юрий принес с собой охапку мороженого чира. «Куда мне его, холостяк ведь, берите». Помогал делать строганину, под нее пропустил с Андреем по стопке, спорил с хозяином на извечную тему: техники или пилоты важнее в авиации, поставил Андрею два мата, а третью партию милостиво свел вничью.

Девочки возились с куклами. Температура у них, кажется, спала. Вера открыла банку с малиновым конфитюром и пила в кухне чай. И ей казалось, что пьет она кофе.

16

Виноградов разжал ладонь. Ветер рванул белые клочки и принялся весело гнать их вдоль полосы. Было поздно. С аэродрома уходили техники. Ему махнули рукой и окликнули. Но он не слышал. Высоко прошли гуси. Юрий удивился. Обычно аэропорт они обходили. А сейчас шли косяк за косяком.

«Приспособились, — подумал, — а я вот не могу».

…День сегодня работал на авиацию. Разрывая морозный воздух, уходили тяжелые «Илы», на недавно открывшуюся площадку нового прииска — стартовали «Ли-2». Одна за другой срывались с полосы «аннушки», шли по маршрутам и без маршрутов, по расписанию и просто так: спецрейсом или на санзадание. Они садились на небольшие площадки колхозных поселков и полевых геологоразведочных партий. И в тундре у оленеводов, они откочевали сейчас к отдаленным пастбищам.

Сегодня аэропорт работал. Летчики успевали за весенний день сделать по нескольку рейсов. Иногда начинали трещать рамки санитарной нормы, но в такие дни на это закрывали глаза.

…Ему не досталось машины. Сегодня летал Марков, Юрий решил посвятить день внутриэскадрильным делам. Бумаги, отчеты, то-се…

Вышел из будки размять кости. Напротив — «две пятерки, два нуля» — машина Маркова.

«Вернулся с Красной», — подумал Виноградов.

На реке Красная стоят буровые. Геологи нефть ищут.

Машину Маркова заправляли. Потом, сердито рыча, бензозаправщик неуклюже отполз в сторону, и важно покатился в конец полосы.

Из-за вагончика авиатехников вывернул Марков.

— Загораешь, Юра? — весело спросил он.

— Загораю…

— Денёк-то, а?

— Хороший денек, Андрей Михайлович.

— Слетаем вместе? — спросил Марков.

— Отчет надо, — с сожалением сказал Виноградов.

Техник сунул под брюхо машины стеклянную банку на проволочной ручке. Упал столбик желтой жидкости.

«Отстой горючего сливает», — подумал Виноградов.

Марков стоял у дверцы, оббивая снег.

«Подожди… Какой к черту отстой? Ведь машину только заправили горючим…»

— Андрей Михайлович! — крикнул он. Тот не расслышал.

Протиснулся в дверцу. Виноградов подбежал к кабине. За стеклом показалась фигура Маркова. Он садился в кресло. Увидел Виноградова и открыл форточку кабины.

— Что ты, Юра?

— Андрей Михайлович, отстой техник слил сразу после заправки, — крикнул он. — А ну-ка сюда.

И Виноградов махнул рукой.

Молодой парень подошел к Виноградову.

— Почему не выждал срока? — спросил Юрий.

— Комэск торопился, — сказал техник, — Быстрее, говорит.

— Что вы там спорите? — крикнул Марков.

— Срока отстоя не выдержали, Андрей Михайлович. Надо подождать.

— Что за чушь! — Крикнул командир эскадрильи. — Отстой сливал?

— Сливал, — сказал парень.

— Но ведь время… Сливать сразу пустая формальность! — крикнул Юрий.

— Ладно тебе. От винта! — крикнул Марков. Четырехлопастный винт превратился в круг, потом исчез вовсе. Вильнув стабилизатором, машина мягко сошла с места и, увеличивая скорость, направилась к старту.

«Я обязан задержать вылет. Я обязан, — подумал Виноградов. — Но он — командир эскадрильи…» Техник стоял рядом, опустил голову и ковырял снег носком сапога.

— Э, — махнул рукой Юрий. — Идите работать.

Машина приблизилась к старту. Сейчас развернется… Задыхаясь от быстрого бега, он рванул дверь командно-диспетчерского пункта.

— Аллея, Аллея, я — пятьдесят пять два нуля. Прошу вылет.

Виноградов поднял руку, чтобы схватить диспетчера за плечо. Диспетчер склонился к микрофону.

— Я — Аллея, я — Аллея… Пятьдесят пять два нуля, пятьдесят пять…

Виноградов опустил руку.

— Вам вылет разрешаю. Вам вылет разрешаю…

Диспетчер повернулся назад.

— Ты чего, Юрий Иванович? Шефа провожаешь?

— Так… Ничего… Да, провожаю.

Прикрыл дверь и пошел вниз, осторожно нащупывая ступеньки.

17

Рапорт писал долго. Тщательно рвал варианты. Мелкие клочки ссыпал в банку из-под сухого молока, служившую урной.

Смял в руке очередной листок. Сунул его в карман. Достал новый и изложил просьбу об освобождении от должности заместителя командира эскадрильи.

Командир прилетел последним, и Юрий встретил его у самолета. В штабе эскадрильи, куда они вошли вдвоем, никого не было.

— Ну что ты там суетился? — сказал Марков.

Виноградов протянул ему рапорт.

Командир удивленно вскинул глаза на Юрия, медленно развернул бумагу, не поднимал глаза, пока не прочитал до конца, свернул листок и положил на край стола. Юрий поразился бледности его лица. Он увидел глубокие морщины на лбу, лиловые мешки под глазами, и розовые паутинки сосудиков на щеках.

— Хорошо излагаешь, парень. Грамотно, — сказал Марков. Втянул в себя воздух. Сдержался. Так же спокойно и тихо:

— И фактаж подобрал. Что ж, согласен с тобой, заместитель командира эскадрильи… Лежачего бьешь? Этому тебя учил? На мое место метишь, щенок?

— Андрей Михайлович!

— В душу ты мне плюнул, ученик!

И хлопнул дверью.

18

Замполит Громов сидел у себя в кабинете. Стол завалили бумаги. Федор Никитич снял тужурку и был в одной рубашке. Мурлыча под нос, замполит делал пометки в лежащей перед ним ведомости.

— А, Юрий Иванович! Входи, входи… Закончились полеты?

— Давно, — сказал Виноградов.

— И верно. Время-то позднее. Это я тут засиделся, — сказал замполит.

— Федор Никитич, — начал Юрий, и замолчал.

— Ну, ну — сказал Громов. — Давай. Не поднимая головы, он продолжал писать на полях ведомости.

— Разговор к вам, Федор Никитич, — сказал Виноградов.