Без лица

Вскоре девушка вышла из магазина с небольшим пакетом в руках и направилась к станции. Она была симпатичной, с длинными и изящными, как карандаши, ногами, с высокими скулами и неброским макияжем. Обтягивающие джинсы, заправленные в сапоги на шпильках, и короткая кожаная куртка подчеркивали ее модельное сложение, а мягкие каштановые волосы падали на шерстяной шарф, в который она закуталась по самый нос. Девушка выглядела замерзшей, но Намзул подумал, что, в отличие от него, она не будет сильно страдать от английской зимы. Он скучал по теплой бангладешской весне, хотя уже пятнадцать лет не дышал влажным и горячим воздухом родины. Девушка обернулась. Намзул отступил в тень, а она оглядывалась по сторонам, вероятно, в поисках клиента, чтобы не терять время до встречи с Мойшей. Намзул содрогнулся от отвращения, хотя в глубине души и завидовал ему. Он хотел бы набраться смелости и сблизиться с женщиной вроде этой, но, странное дело, хотя он и умел поддерживать разговор с женщинами, смешить их, болтать с ними, он оставался для них чем-то вроде подружки. И это было главной проблемой. Никто не воспринимал Намзула как потенциального любовника. Его бесило, что у человека вроде Мойши есть не только верная жена, но и деньги, чтобы купить проститутку и вытворять с ней все, что заблагорассудится. Он видел, как девушка подошла к станции, сказала что-то подруге, отчего обе расхохотались, и сунула ей бумажный пакет за отворот куртки, как бы заставляя принять подарок, а затем исчезла, спустившись на теплую платформу подземки.

Плотнее закутавшись в парку, Намзул направился к круглосуточному кошерному кафе «Майло», где они договорились встретиться. Когда он вошел внутрь, Мойша как раз поедал рогалик с мягким сыром и копченым лососем.

— Прости за опоздание, — сказал Намзул, хотя не испытывал ни капли сожаления.

— Ты все пропустил, теперь сам заказывай, — ответил Мойша, едва взглянув на него поверх развернутой еврейской газеты.

Намзула передернуло, однако он, не подав виду, положил вещи и пошел к стойке, чтобы заказать знаменитый соленый сэндвич с говядиной, который считался тут фирменным блюдом. В «Майло» также пекли собственный хлеб и рогалики. Когда он вернулся с едой и маленьким чайником в руках, Мойша наконец взглянул на него.

— Я слышал о твоей «поставке».

Намзул кивнул, сделав вид, что занят чаем, который не успел как следует завариться, но это ему было все равно. Сюда он пришел ради сэндвича. И ради денег.

— Шлимэй сказал, что девушка подошла идеально, — продолжил Мойша с набитым ртом. — Не то чтобы меня волновало, подходит она или нет. Заказы в любом случае слишком расплывчаты, как будто они используют только часть того, что получают.

— Я старался, — уклончиво ответил Намзул.

— Несомненно. Поэтому нас и попросили еще об одной «поставке».

Намзул покачал головой.

— Нет, Мойша, я таких заказов больше не принимаю. — Он наклонился ближе и перешел на шепот: — Я буду находить доноров, но Лили…

— Лили? — Мойша приподнял брови и неодобрительно хмыкнул. — Я же говорил тебе не связываться с людьми, которых знаешь лично.

Намзул боялся услышать ответ, но вопрос сам слетел с губ:

— Она мертва?

— Понятия не имею. Возможно. Мне все равно. А тебе, очевидно, не все равно. Потому что ты знал ее, а это большая ошибка, — сказал Мойша, роняя сыр на бороду.

— Ты поставил нереальные условия, — пожаловался Намзул. — У меня не было выбора.

Глюк предостерегающе погрозил пальцем:

— Она могла вывести на тебя полицию.

— Сомневаюсь. Где мои деньги?

Намзул глотнул чаю, но во рту была только горечь от ее имени. Он не спал с тех пор, как Шлимэй забрал ее. Красавица Лили…

— Ты получишь половину.

— Почему? — спросил он, размешивая в чашке сахар и стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, хотя внутри все клокотало. Нетронутый сэндвич лежал рядом с чайником. У него пропал аппетит.

— Потому что мы хотим подстегнуть твой интерес, вот почему. Ты слишком хорош. На этот раз нужна белая девушка, и у нее должна быть очень бледная кожа, молочно-белая. Знаешь, как у рыжих или светло-русых. Понимаешь, о чем я?

Намзул медленно покачал головой.

— Я сказал «нет».

— Они предлагают двойную цену. Я тоже заплачу за почки. Все, что угодно, если ты согласишься.

Намзул быстро прикинул в уме, что этой суммы хватит, чтобы купить собственное жилье. Он сможет исчезнуть. Если только Глюк его отпустит. Эти уловки разозлили Намзула, а ярость придала ему смелости.

— Я хочу всю сумму прямо сейчас.

На лице Глюка было написано удивление:

— Это целая куча налички. Что ты будешь делать с такими деньгами?

— Это мое дело. Деньги у тебя? — спросил Намзул, будучи абсолютно уверен, что Глюк не носит в кошельке такие суммы.

Мойша полез во внутренний карман черного пальто и достал еще одну газету на идиш. Между страницами Намзул увидел конверт из оберточной бумаги.

— Там все. — В темных недобрых глазах еврея на мгновение блеснул огонек ликования.

Неужели он настолько предсказуем и Глюк заранее знал, что он выберет? Намзул незаметно выдохнул, стараясь не показывать своей бессильной ярости. Как бы то ни было, он взял газету, и сделка была заключена.

— Белая женщина, с гладкой чистой кожей, около двадцати. Больше никаких дополнительных условий, как мне сказали. Договоренность такая же. Только ты заранее должен сообщить Шлимэю место погрузки. Девушка нужна к следующей пятнице. — Глюк поднялся.

— Мойша, это последний раз.

Глюк с удивлением посмотрел на него.

— И что ты будешь делать? Найдешь легальную работу?

— Почему бы и нет? В последнее время у меня много предложений, а я все отметаю. И происходит это чаще, чем ты можешь себе представить. Я возьмусь за первую работу, которую предложат. И больше не буду искать доноров.

— До тех пор, пока тебе снова не понадобятся деньги. Кстати, арендная плата увеличилась.

Намзул в изумлении уставился на него.

Глюк сделал вид, что не заметил его реакцию.

— Ты теперь можешь себе это позволить. Заплатишь Шлимэю. — Он вытер рот, но в бороде все равно остались крошки.

Намзул сглотнул. Вот так Мойша держал его в узде и управлял им. Именно поэтому ему нужно было собственное жилье и именно поэтому надо было завязывать с этой работой.

— Сколько?

Глюк помолчал.

— Триста.

Намзул разинул рот.

— Трис… — Его голос сорвался. Как можно просить столько за квартиру?

Глюк собрался уходить.

— Кстати, коммунальные платежи не включены.

Он изобразил на лице печальную улыбку и вышел. Несомненно, он уже представлял себя в объятиях длинноногой подружки.

Это был непростой день, зато все было готово, чтобы наутро начать операцию «Пантера». Джек созвонился с Шарпом, и тот, похоже, был доволен.

— Анджела Карим — хороший выбор. И Малик Хан. Я не знаю его лично, но слышал только положительные отзывы.

Джек кивнул.

— Я работал с ним. Он хорош, хотя, боюсь, они могут схлестнуться с Броди.

Шарп что-то буркнул, по-видимому, соглашаясь.

— Я только хотел сообщить, что мы готовы к работе, сэр. Надеюсь, наш книжный клуб вам понравится.

Шарп повесил трубку, продолжая что-то бормотать. Джек вздохнул. Пока есть минутка, можно позвонить Лили. Он запланировал на вечер пробежку в Королевском парке, хотя погода резко испортилась — небо затянуло тучами и заметно похолодало. «Берегись мартовских ид!» — выражение запомнилось со школьных времен. Фраза имела отношение к убийству Юлия Цезаря, и Джек не до конца понимал, как англичане связывают ее с погодой. В конце концов, он решил, что она означает следующее: где-то до середины марта следует опасаться температуры «отморозь свои помидорки». Сегодня девятое марта. Значит, до прихода настоящей весны осталось две недели! Он снова набрал номер Лили. И услышал автоответчик. Опять.

— Это я, — сказал он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало раздражение. — Несколько раз звонил. Собираюсь пойти побегать в парк, телефон будет со мной. Позвони мне.