Черный Ангел

Черная кровь струилась у того из раны. На обороте карточки стоял телефонный номер сервисной службы. И единственная буква Л, выведенная от руки черными чернилами. Адрес автомастерской, в которой они теперь стояли, был написан теми же черными чернилами.

Немногие обладали такими карточками, а уж карточек с приписанным адресом мастерской механик вообще никогда не видел. Обычно хватало одной буквы Л.

По сути, эта небольшая карточка служила своего рода «вездеходовским пропуском» и подразумевала просьбу, нет, приказ, оказывать любую и всяческую помощь тому, кто владел ею.

— Вы звонили по номеру?

— Я не хочу говорить с ним ни через какую службу. Мне надо его увидеть.

— Его здесь нет. Он уехал из города.

— Куда?

Механик поколебался перед ответом.

— В Мэн.

— Я была бы благодарна вам, если бы вы дали мне адрес, где его искать там.

Арно направился в офис, налево от основного помещения мастерской. Там в полном беспорядке он отыскал записную книжку. Он просмотрел ее, нашел нужную ему запись, затем взял листок бумаги и переписал туда необходимые детали. Затем сложил бумагу и отдал женщине.

— Вы хотите, чтобы я позвонил ему вместо вас и предупредил о вашем приезде?

— Спасибо, не стоит.

— Вы на машине?

Она отрицательно качнула головой.

— Я приехала сюда на метро.

— Вы знаете, как добраться до Мэна?

— Еще нет. Автобусом, полагаю.

Арно надел куртку и вытащил набор ключей из кармана.

— Я отвезу вас в Порт Оторити и посажу там на автобус.

Впервые за все время женщина улыбнулась.

— Спасибо, я вам очень благодарна.

Арно посмотрел на нее, осторожно коснулся ее лица, ощупывая опухоль.

— Если вам больно, я могу помочь. У меня есть средство от ушибов.

— Ничего, пройдет и так.

Он кивнул.

«Тот, кто сделал вам больно, нажил себе большие неприятности. Тот, кто обидел вас, не проживет и недели».

— Тогда пойдемте. У нас есть время, я куплю вам кофе и горячей сдобы в дорогу.

«Мертвец. Он — мертвец».

Нас собрали небольшой группой вокруг купели, остальные гости разместились на ближайших скамьях. Святой отец сказал небольшую вступительную проповедь, и теперь мы приближались к сути церемонии.

— Отвергаете ли вы Сатану и все его пустые посулы? — вопросил священник.

Он ждал. Ответа не последовало. Рейчел осторожно кашлянула. Эйнджел же, судя по всему, внимательно изучал нечто интересное на полу перед собой. Луис сохранял безмятежное безучастие. Он снял очки, и его взгляд был обращен куда-то чуть выше моего левого плеча.

— Вам надо ответить за Сэм, — шепнул я Эйнджелу. — Он не подразумевает именно вас.

Мои слова подействовали, утренние солнечные лучи осветили бесплодную пустыню.

— Уф, о'кей, сейчас, — воодушевился Эйнджел. — Безусловно. Абсолютно. Отклоняю, — с энтузиазмом выпалил он.

— Аминь, — проговорил Луис.

Священник, похоже, смутился от такого напора.

— Это означает «да», — уточнил я.

— Верно. — Святой отец явно подбадривал себя. — Хорошо.

Рейчел бросала на Эйнджела гневные взгляды.

— Что-то не так? — удивился Эйнджел, недоуменно возводя руки кверху. Тут воск от свечи закапал на рукав его жакета. От рукава пошел едкий запах.

— Ау... уа... у... — заволновался Эйнджел. — Ведь первый раз только и надел.

Во взглядах Рейчел уже засверкали молнии.

— Только открой еще раз рот, так в этом наряде и похороним, — не сдержалась она.

Эйнджел затих. Принимая во внимание создавшуюся ситуацию, это был умнейший ход с его стороны.

Место было у окна с правой стороны. За один день она уже проехала и еще проедет больше штатов, чем за всю свою предыдущую жизнь. Автобус въехал на Южную станцию в Бостоне. Теперь ей надо было убить тридцать минут, и она, поблуждав по залу ожидания «Амтрэка», купила себе кофе и датское печенье. И то и другое стоило дорого, и она с тревогой посмотрела на оставшиеся купюры в кошельке и немного мелочи, но ее мучил голод даже после горячей сдобы, которую юноша из гаража так любезно купил ей. Она села и стала смотреть на проходящих мимо людей. Деловые люди в костюмах, при галстуках, измученные и беспокойные мамаши с детьми. Она смотрела, как со щелчком сменяются названия прибывающих и отбывающих поездов на большом табло над ее головой. Серебристые поезда на платформе были отполированы до блеска. Около нее села молодая чернокожая женщина и открыла газету. Аккуратно по фигуре подогнанный костюм, очень короткая стрижка. Коричневый кожаный портфель-дипломат она поставила у ног. На плече висела небольшая дамская сумочка. На левой руке мерцало обручальное кольцо с бриллиантом в тон портфелю.

"У меня есть дочь вашего возраста, — подумала пожилая женщина, — но она никогда не будет похожа на вас. Никогда в жизни не наденет такой ладно скроенный костюм, не станет читать то, что вы сейчас читаете, и ни один мужчина никогда не подарит ей кольцо, похожее на ваше. Моя дочь — заблудшая душа, мятежная душа, но я люблю ее, и она моя. Того мужчины, который зародил ее в моем чреве, уже нет. Он мертв, и его смерть не стала потерей для этого мира. Думаю, то, что он сотворил со мной, можно назвать насилием, раз я отдалась ему только из страха. Мы все боялись его и того, что он мог сделать с нами. Мы считали, что это он убил мою сестру, ведь она ушла с ним и не вернулась домой живой, а когда он сам возвратился к нам, он забрал меня вместо нее.

Но он умер за свои дела и умер ужасно. Нас спрашивали, хотим ли мы, чтобы они восстановили его лицо, хотим ли мы оставить гроб открытым. Мы попросили их оставить его таким, каким его нашли, и положить в сосновый гроб с веревками вместо ручек. Они отметили его могилу деревянным крестом, но в ночь после похорон я пришла на то место, где он лежал, забрала оттуда крест и сожгла его в надежде, что он будет забыт. Но я дала жизнь его дочери, и я любила ее даже при том, что в ней всегда было что-то от него. Возможно, моя девочка никогда не имела никакого шанса, взяв на себя проклятие своего отца. Он заразил ее, разлагая с самого мига ее рождения, причина ее разрушения лежала семенем у нее уже внутри. Моя дочь всегда была ужасным ребенком, сердитым ребенком, и все же зачем она уехала от нас ради той другой жизни? Разве могла она найти себя в таком городе, среди мужчин, которые пользовались ею за деньги, пичкали ее наркотиками и выпивкой, чтобы сделать ее податливой своим прихотям? Как мы могли позволить такому случиться с нею?

А мальчик — нет, мужчина, ведь он теперь уже мужчина, — пытался приглядывать за ней, но и он сдался, и теперь ее нет. Моя дочь пропала, и никому нет до этого ни малейшего дела, никто не разыскивает ее, никто, кроме меня. Но я заставлю их заняться этим. Она моя, и я верну ее. Он поможет мне, поскольку она — его кровь, и он должен ей по долгу крови.

Он убил ее отца. Теперь он возвратит ее к этой жизни и ко мне".

Гости разбрелись по дому. Кто-то, накинув пальто, вышел во двор. Там, под еще голыми деревьями, они наслаждались свежим воздухом, потягивая пиво и вино, закусывая горячим с бумажных тарелок. Как всегда, Эйнджел и Луис держались несколько в стороне от остальных. Они заняли каменную скамью, откуда было видно болото. Наш Лабрадор Уолтер улегся у них в ногах. Эйнджел нежно поглаживал ему голову. Я направился к ним, проверяя по дороге, вдоволь ли у всех питья и закуски.

— Хотите посмеяться? — вдруг спросил Эйнджел.

Я не был уверен, что настроен смеяться, но согласно кивнул.

— Живет один недотепа-селезень в пруду и прямо-таки кипятком писает, когда думает о другом селезне, который подкатывается к его девчонке. Решает нанять селезня-убийцу, ну, чтобы избавиться от соперника. Ему намекнули, что это обойдется ему в пять кусочков хлеба, оплата по результату.

Луис нарочито громко задышал, словно насосом закачивал воздух в легкие под невероятным давлением. Эйнджел проигнорировал его.