Холодно

В "Олимпе" было душно и накурено. Грязные столики густо облеплены потрепанными личностями. Полупьяные олимпийцы на Рыжова косились подозрительно - не их поля ягода.

-Витьку Конькова не видали?

-Не... не было сегодня... - тут же отвернулись, равнодушные ко всему, кроме содержимого своих стаканов. "Ну что ж - с волками жить, по волчьи выть" - Рыжов купил бутылку "Синеокой" и потеснил компанию за столиком:

-Мужики, угощаю! - разлил в подставленные мутные посудины. Мужики выпили без промедления.

-Давайте по второй сразу.... За здоровье.... А где дружбана-то мне поискать, Витьку Конькова? Дома нету.... Брательник его говорил, что вроде тут он....

-Не-е-а, нету.... - отозвался один из пьянтосиков - Вчера, да, с Капустой на гаражи шел.... Два пузыря нес, я видел. Сюда, гад, не потащил - зажал пузыри.... Давай, доливай уж, чего на дне оставлять....

Рыжов разлил все до капли. Мужики жадно глотнули. Замерли, вперившись оловянными глазами в разверстые пасти стаканов. Перевели дух. Медленно, скудно закусывали. Молчали. Вслушивались в затопляющую мозг мутную пустоту, тягучее хмельное отупение. Не прощаясь, Рыжов выбрался из "Олимпа". Ловить здесь было нечего.... Да и противно.... Целый Шанхай убогих разномастных гаражей Рыжов еще вчера заметил на выезде с кольцевой - совсем неподалеку. "Поди только, отыщи там этого самого Капусту.... Ну да ладно, на месте видно будет."

В жарко натопленной, прокуренной будочке дедок-сторож поскреб засоренную плешь:

-Энто, какая еще капуста? А?... Капустин, что ли?.... Ну, вчера, конешне, видел я их с Коньковым... и еще этот с ними был, длинный та.... Как его?.... А-а-а, Леха Дырин, во! Да, вот с ими был.... Под вечер уж пришли, сильно затаренные.... И закусь у их была, и позвякивало, да! Не в пример, как обычно.... То все больше чернилко хлещут, рукавом занюхивают. А то - я ж говорю - и закусь, и две бутылочки белоголовой. Веселые вроде были.... А седни - нет, не видел. И как уходили - не видел! А то завсегда - здрасьте, до свидания,... когда и рюмочку поднесут - завсегда с уважением. А седни - не видел,... нет.

Рыжов уже садился в машину, когда сторож вышел из каптерки, и, заперев шлагбаум на выезде, вразвалочку направился вдоль гаражей - то ли бдительность решил проявить, то ли потребовать своей законной порции уважения.... И трех минут не прошло - дед выскочил из-за угла. Трусил старческой неровной рысью, взмахивая засаленной кепкой, охая и торопливо, на ходу, крестясь.

Рыжова обдало колкой волной - предчувствием налетающей опасности. Усталость и досада вмиг сменились отточенной настороженностью.

Старик трясущимися руками отпирал каптерку. Никак не мог попасть ключом в замочную скважину. Кепку уронил - и сам же наступил на нее. Отпер. Метнулся к столу, торопливо схватил телефонную трубку. Что-то кричал, захлебываясь от дрожи.

Рыжов отъехал чуть дальше, к магазинчику, и поставил машину так, чтобы не терять из виду ворота. Минут через двадцать приехала милиция. Попозже - скорая. Мент дал отмашку, постоял у раскрытой дверцы, крутя башкой и размахивая руками. Дверца хлопнула. Белый рафик развернулся и отправился восвояси. Было ясно - спасать там некого. Вскоре по дороге запрыгала раздолбанная "Нива". За ней натужно штурмовала колдобины труповозка.

Рыжов поспешно выбрался на кольцевую, и - педаль до полика - помчался в Москву. Обида на мелочное бабское вранье начисто вылетела из его головы. Дела в Воскресенске закручивались аховые. С окружной дороги позвонил Красовскому - договорились сейчас же встретиться.

Базиль Чарковский задумчиво созерцал колечки дыма, плывущие из носика кальяна. Очень хорошо думается вот так - томно развалившись на широкой тахте, обтянутой дамасским пестрым шелком. А подумать было над чем. Право же, было. Он брезгливо покосился на пестревшую синими печатями стопку бумаг, небрежно рассыпанную на палисандровом журнальном столике между тахтой и креслом. Чарковский очень не любил чрезмерной определенности. Лежащие перед ним бумаги были слишком определенны. Слишком материальны. Это была вещь. Базилю Чарковскому вещи не нравились. Вещи могли быть доказательствами.... Хуже того, вещи могли быть уликами! Вещи побуждали к действию.... Имея на руках такую вещь, он чувствовал себя обязанным использовать ее - не откладывая, прямо сейчас. Базиль терпеть не мог обязательств. И даже простая пунктуальность казалась ему слишком обременительной. Жизнь Базиля Чарковского должна была плыть вольно, сообразуясь лишь с его собственными желаниями и капризами. Увы, подобный способ существования требовал денег - и не маленьких, ибо капризы Базиля всегда были довольно расточительны. Поэтому ему приходилось время от времени покидать безбрежный виртуальный мир, и вступать в пределы мира материального. Причем материализм этот был столь груб, что явно вторгался в область криминала. А если уж предельно конкретизировать - Базиль Чарковский был профессиональным шантажистом. Высокопрофессиональным! Великая Паутина была его основным полем деятельности. Каждый дурак, возомнивший себя серьезным бизнесменом, спешит подключиться к Интернету. Даже если его не интересует там ничего, кроме порнушки. И совсем не думают новоявленные покорители виртуального мира, что с этого момента они сами становятся чьей-то потенциальной добычей. Вот серьезный политик каждый день посещает сайты с детской порнографией. Вот романтический актер, кумир нежных дев, ночует в "голубых" чатах. А вот певица, тинейджерская звездюлька, пасется в "садо-мазо". Ох, не догадываются они, бедолаги, про Базиля Чарковского. Впрочем, это так, приятная остренькая приправа к основному блюду. Главная работа Базиля - взлом корпоративных и коммерческих сетей. Вот там иной раз можно круто поживиться! Коммерческие тайны дорогого стоят! И простор для маневра есть. Можно получить денежки за неразглашение, а можно продать секрет конкуренту. Можно слить компромат в газеты - тоже не за так. Риска практически никакого! Переговоры в чатах, денежки - безналом. А превратить их в зеленый нал, и хорошенько припрятать, поможет верный друг - Петьке Худякову Базиль доверяет. Во-первых, знают они друг друга давненько, учились в одном институте - правда, Базиля отчислили с четвертого курса, а Худяков доучился, да еще и аспирантуру закончил. А во-вторых, Базиль Худякову платит. Много и очень много. Худякову самому в жизни столько не заработать, несмотря на его великую образованность. Петька Худяков - жуткий сквалыга. Удавится за копейку. И пока Базиль платит - он может рассчитывать на Худякова, как на себя самого.

Петр Иванович Худяков задумчиво созерцал колечки дыма, плывущие из носика кальяна: "Вечно Васька выдумает какую-то ерунду! Вот и кальян этот - спрашивается, и на хрена Ваське кальян? Тучу же денег стоит!" - Худяков спрятал ехидную ухмылку - "Базиль Чарковский, Базиль Чарковский.... Пуп земли - Базиль Чарковский! А на самом деле - был и останется Васька Чирко, по прозвищу Чирей! Журналист, блин, звезда светской тусовки.... Если бы они все знали, чем эта звезда себе на жизнь зарабатывает, они бы его на порог не пустили. Да что там, на порог - половина этих людей обязана Чирью своими неприятностями. И если бы им сказать,... нет, только намекнуть, кто такой на самом деле Базиль Чарковский.... Ладно уж, пусть пока поживет. Пока что с него есть толк. А там посмотрим...".

Базиль потягивал душистый дым кальяна, и разглядывал сидящего в кресле Худякова: "Мягкое же кресло! Огромное, с пологой спинкой. Нет - Худяков сидит, как аршин проглотил! Наверное, только такие люди и могут работать бухгалтерами и аудиторами! Заточен на дело.... Вылитый Штирлиц!... Не расслабится ни на секунду. Кажется, одна цифирь в голове. А вот, поди ж ты - оказывается, наш Петенька Худяков - начинающий вор и авантюрист. Пожалуй, мне следует быть с ним поосторожнее...".

Базиль вынул из вазы алую герберу, принялся меланхолически обрывать лепестки: