Холодно! (СИ)

АЛЕКСАНДР ЕФРЕМОВ

ЧЕЛОВЕК В ЭКСТРЕМАЛЬНЫХ УСЛОВИЯХ

ХОЛОДНО!

На исходе арктического зимнего дня наш самолёт приземлился на северозападном берегу полуострова Ямал, на мысе Харасо-вей. Между сушей и Карским морем протянулась песчаная полоса километра два с половиной длиной и шириной метров шестьдесят, так что в летние штормы её полностью захлёстывали волны. Эту полосу разровняли тракторными волокушами и поставили балок - маленький бочкообразный домик на полозьях. Получился временный аэропорт. Начальника его, диспетчера, начальника отдела перевозок и остальных работников аэропорта представлял единственный человек, работавший в одну смену. Вечером порт пустовал.

Это было время освоения богатейших газовых месторождений Ямала, в котором участвовала авиация, особенно зимой, когда корабли не могли подойти. Самолёты снабжали геологов и газовиков оборудованием, приборами и вообще всем необходимым для жизни на необитаемом полярном полуострове. До ближайших посёлков в Амдерме было 244 км, в Диксоне - 530 км.

На этот раз мы привезли газовикам срочный груз для простаивавшей буровой установки. Мы собирались оставить груз и сразу улететь.

Такую команду мы получили перед вылетом, о чём известили газовиков.

Зарулили в конец полосы, выключили двигатели. Вышли из самолёта. Только радист Алексей остался, чтобы заполнить журнал. Николай бортмеханик и Володя - второй пилот занялись выгрузкой привезённого оборудования. Я пошёл осмотреть состояние полосы для взлёта. Одинокий фонарь у закрытого балка освещал вокруг себя маленькое пространство, мешая свету множества крупных звёзд, висящих над самой полосой. Тихо, темно и очень холодно - пятьдесят пять градусов. Зимняя одежда наша состояла из меховых курток и унтов. Тяжёлые меховые брюки из-за краткого пребывания здесь мы с собой не взяли. Я дошёл до конца полосы, посмотрел, нет ли ям, препятствий для взлёта, проверил плотность снега и вернулся. Ребята за это время успели закончить выгрузку. Для этого открывается задняя грузовая дверь, выдвигается электрическая лебёдка, груз крепится и вместе с лебёдкой едет по направляющей балке к хвосту. Затем опускается на землю. За счёт большой, длины троса груз ставят на безопасное расстояние далеко от самолёта. Вся стоянка заняла сорок минут, и самолёт был готов к вылету. Экипаж занял свои места. Начали запуск двигателей. Левый запустился, вышел на обороты - всё в норме. Начали запускать правый - двигатель не запускается. Повторили - результат тот же. После некоторого интервала пробуем ещё. Запуска нет. Николай с тревогой анализирует показания приборов. Наконец сообщает: двигатель неисправен. Выключаем левый и вместе пробуем понять причину отказа правого двигателя. Вывод неутешительный: отказал электронный блок. Надо его менять. Замена блока - дело недолгое. За полчаса можно открыть капот, снять неисправный блок и установить новый. Но у нас его нет - хранится он в инженерной службе на базе и там же заменяется в случае его редкой неисправности.

Вот ситуация: самолёт неисправен; балок со связной радиостанцией закрыт до утра; сообщить на базу мы не можем; наступает ночь, за бортом минус 55° и температура понижается.

Пока думали, что предпринять, пытались связаться по рации с ближайшим портом, самолёт стал остывать. Сначала из самолёта уходит тепло, и температура в кабине сравнивается с окружающей. Поролоновые подушки сидений превращаются в ледышки, а потом металлическая кабина, приборы и оборудование начинают излучать холод еще бблыиий, чем за бортом. Находиться в самолёте уже невозможно. Выходим. Разминаемся, чтобы согреться, и думаем, что делать дальше. Помочь себе можем только одним. Из-за недостаточной мощности бортовой радиостанции решили связаться с пролетающим бортом. Он как ретранслятор сообщит на базу или в ближайший порт о нас и запросит помощь. Алексей возвращается в холодный самолёт, садится в ледяное кресло, включает станцию и долго пытается услышать какой-нибудь самолёт. В эфире тихо, никого нет. В высоких широтах самолёты летают редко. Прошу радиста несколько раз подряд передать на базу радиограмму в надежде, что кто-нибудь услышит или поможет ионосфера. Он выполняет мою просьбу и стремглав покидает самолёт, начинает прыгать, пытаясь согреться. Эта задача для всех нас главная, жизненная. Сожалеем, что не взяли меховые брюки, но ведь мы не готовились к ночёвке.

Перебираю варианты, как можно согреться. Надо разжечь костёр на краю аэродрома. Я прошу ребят собрать на полосе всё, что может пригодиться для костра, но они ничего не находят. Это же не тайга и не городской аэропорт. Можно было бы сжечь чехлы, какую-нибудь ветошь, снятую с борта самолёта, которые всегда скапливаются в запасе у бортмеханика. Но наш самолёт летит в первый раз после заводского ремонта. В нём всё чисто, блестит и никаких залежей нет. Сам осматриваю всё вокруг в попытке найти материал для костра или даже где-нибудь что-то отломать. Обхожу балок, обитый жестью. В стороне от полосы лежат две волокуши - металлические сварные конструкции из тяжёлых балок, которые цепляют к трактору для уплотнения снега. Дальше - основы двух тракторов, еле видных из-под глубокого снега.

Это всё. Слева - бескрайняя заснеженная гладь моря, справа заснеженная тундра. Вверху звёзды. И тишина. Возвращаюсь к самолёту. Согреваемся движением. Когда устаём, идём в самолёт, чуть посидим на ледяных сиденьях и снова двигаемся. Трагикомичная ситуация. В самолёте сотни килограммов топлива. Можно было бы слить часть на землю и разжечь костёр. Но механик не взял сливного устройства, поскольку здесь мы не собирались заправляться топливом. В общем, по всем пунктам нарушили один из основных законов Севера:

"Летишь на день - готовься на месяц!"

Пытаюсь вспомнить, как выходили из подобной ситуации. В Восточной Сибири, когда я там работал, пилот лёгкого почтового самолёта зимой в тумане потерпел аварию. С ним был пассажир. Самолёт получил небольшое повреждение. Мы искали их три дня. За это время, чтобы не замёрзнуть, пилот сжёг самолёт. Люди остались живы. Но тот самолёт был аварийный. А нам не сжигать же исправный лайнер. Прошло четыре часа после посадки. Рабочий день наш начался рано утром, и уже сказывается усталость. Пробежки вокруг самолёта изматывают. Ребята всё больше отдыхают в креслах. Начинает одолевать сонливость. Собираю их и объясняю: дремать опасно, можно замёрзнуть. Напоминаю судьбу экипажа Ми-8, потерпевшего аварию зимой в районе Сургута. Экипаж решил добираться до базы пешком. Не доходя нескольких километров, ребята присели на корточки отдохнуть, заснули и замёрзли в этих позах. Все понимают, стараются держаться, но я по себе чувствую, как слабеет воля. С кресла вставать не хочется. Внутренний голос говорит: "Можно ещё посидеть, время есть, спешить некуда". Голова слабо кружится, и приходит сон. Слова "надо!", "опасно!", "нельзя!" уже теряют значение. Спокойно воспринимается и самопредупреждение: "Замёрзнешь!" - как будто это касается не меня. Сознание постепенно замораживается. Очень холодно.