Стая

ГЛАВА 1

Зима в этом году явно задерживалась. До Новогодних праздников оставалось всего несколько дней, а на улицах города снега почти не было. Температура воздуха весь декабрь держалась около нуля. Поэтому снег, если и выпадал, то быстро таял. Для обычного поволжского городка, находящегося в нескольких сотнях километров от столицы такие погодные условия под Новый Год были очень непривычными. Невольно на ум приходили модные разговоры о глобальном потеплении. Но это глобальное потепление не принесло в город южного климата. Не стало теплее летом, не появились в садах виноград и грецкие орехи. Зато увеличился по длительности переходный период с осени к зиме. Холодные дожди, мокрый снег и распутица на дорогах теперь продолжались дольше обычного. Город к этому оказался не слишком готов. Если бы в ноябре выпал и лёг снег, как в старые добрые времена, то покрыл бы собой всю неустроенность городской жизни, весь мусор на тротуарах и во дворах, все ямы на дорогах. Но снега почти не было. Поэтому промозглая погода явно усугубляла внешний вид города, который, не смотря на свою по известным меркам молодость, производил впечатление пожилого неухоженного человека, не очень опрятного и преждевременно постаревшего.

По главному проспекту города, оглашая дома звуками десятка клаксонов, двигался пышный свадебный кортеж автомобилей и мотоциклов. Главный проспект, который до сих пор носил имя вождя мирового пролетариата, был не так сильно разбит, и по нему вполне можно было передвигаться на хорошем автомобиле. Проспект упирался в здание администрации города, поэтому он и был главным, и поэтому же поддерживался в приличном состоянии даже в распутицу. Администрация города, как и положено, расположилась на центральной площади, которая носила имя верного соратника вождя мирового пролетариата. Никогда этот соратник в здешних местах не бывал, даже близко не проезжал, и жизнь изучал не в университетах. Зато еще до победы пролетарской революции он здорово прославился, как экспроприатор и неуловимый налётчик. Естественно, что деньги, которые он реквизировал у нерасторопных государственных учреждений и частных лиц, шли на светлое дело борьбы за освобождение рабочего класса. Ну, а уж когда рабочий класс наконец-то освободился, он прославился, как основатель и первый руководитель специального карательного органа под названием «Чрезвычайная Комиссия по борьбе с контрреволюцией и саботажем», в простонародье «ЧК». Из тогдашних первых чекистов выросли потом НКВДэшники, от которых пошли КГБэшники, а затем уж и ФСБэшники, при которых мы все сейчас и живём. Освободившийся рабочий класс нужно было держать в узде, и на этом поприще, созданная им «матрёшка» славно потрудилась. Сам город тоже носил имя этого человека с «железной волей, горячим сердцем и холодной головой». Как все эти взаимоисключающие качества могли уживаться в одном человеке, приходится только удивляться. Так что трудно спорить с поэтом, что «были люди в наше время». В центре площади, на которой находилась администрация города, а также, естественно, Городская Дума, и ещё ряд государственных и муниципальных структур, установлен памятник этому великому революционеру. И если в столице подобный памятник то сносили, то опять восстанавливали на прежнем месте, в городе таких попыток даже и не предпринималось. Ведь город носил его имя, как же без памятника? Со времени революции минуло много лет, сменилось не одно поколение горожан. История стала подзабываться, изменились приоритеты. Поэтому у юных жителей города иногда возникают вопросы, почему город в Поволжье носит польское имя, с трудом выговариваемое. Нельзя ли было подойти к этому вопросу проще, чтобы не делать грамматических ошибок в написании своего места рождения и проживания.

Возглавлял свадебный кортеж белый лимузин последней модели, очень длинный и очень вальяжный. На его крыше был укреплен колокольчик, а оба бампера украшали пестрые ленты. Караван машин не оставлял никаких сомнений в том, что в брак вступают не простые граждане и даже не среднего достатка.

Кортеж направился к престижному, сверкающему свежей побелкой дому, в котором этажей было больше, чем квартир. Этот дом в городе был единственным, построенным за последние двадцать лет, жильём класса «люкс». Естественно, что этот дом был заселён лучшими людьми города: от депутатов до заслуженных уголовных авторитетов. На одной лестничной площадке проживали спикер городской думы и вышедший на отдых бандит, а этажом выше — начальник местной полиции и крупный бизнесмен. Такое соседство было в городе нормальным явлением. Неизвестно только, понравилось ли бы такое положение вещей человеку «с железной волей», до памятника которому от дома было всего-то метров сто. Он ведь всегда считался аскетом даже среди соратников по партии. При жизни он всегда ходил в длинной до пят солдатской шинели, кирзовых сапогах, в которые были заправлены военные галифе. На роскошь этому пламенному революционеру было наплевать, он ее презирал. От того, наверное, суровый взгляд его памятника, устремленный прямо на этот непростой дом, стал еще строже.

Возле дома, в небольшом, тщательно вычищенном от снега скверике уже собрались встречающие. Они приготовили конфетти, цветы, мелкие монеты и выстроились вдоль шикарной ковровой дорожки, постеленной прямо на мостовую от проезжей части до центра скверика. Там, в глубине сквера под огромными голыми липами было установлено несколько «шведских столов» с разноцветными бутылками и экзотическими фруктами. Холодно не было, хотя солнце с утра и не появлялось из-за низких, темных туч. Порывистый, но не холодный ветер сбивал с голых деревьев снежок, и казалось, что в скверике падает снег.

На одном из столов с выпивкой и закусками лежал огромный хлеб-соль, на расшитом золотом парчовом полотенце — дань старинной русской традиции. Хоть собравшиеся здесь люди считали себя «новыми русскими», но всегда предпочитали подчеркнуть в этом клише именно второе слово. Отсюда и хлеб-соль, и парчовое полотенце, и ковровая дорожка и колокольчики на машине с молодыми. Вообще обилие ярких красок, пусть даже и в отдельно взятом месте, для города было не характерно. Это было нарушением серого, монотонного пейзажа из дня в день повторяющегося и привычного. Для города помпезность и блеск свадебной церемонии больше походили на нелепость, каким является желание построить светлое будущее в отдельно взятом дворе.

Около столика с хлебом-солью стоял отец жениха и с волнением поглядывал на часы. Он время от времени перебрасывался парой слов с окружающими его близкими друзьями, среди которых он выгодно отличался прекрасной фигурой, ухоженным лицом и манерой держаться: властно, и в то же время снисходительно. На вид ему было лет пятьдесят или чуть больше. Но, лишь, подернутые сединой, виски, да мелкая сетка морщин возле глаз, напоминали о его возрасте. Однако назвать этого высокого роста, широкоплечего с холодными голубыми глазами на мужественном лице, человека пожилым, язык не поворачивался. Он рано овдовел, но так больше и не женился. Недостатка в женском внимании он, наверняка, не испытывал, но ни одна из женщин так и не смогла надолго задержаться в фокусе его внимания. Поэтому он был слегка раздосадован ранним браком сына, ведь ему только недавно исполнилось двадцать два года. Рановато для женитьбы, но отговаривать сына он не стал.

Этот пятидесятилетний красавец был одет в прекрасный белый костюм, который шился наверняка индивидуально и далеко от этих мест. Запонки с крупными брильянтами и золотая заколка на галстуке удачно дополняли его туалет. И квартира в престижном доме, и добрая половина автомобилей в свадебном кортеже и даже встречающие принадлежали этому человеку. Никто и не вспоминал даже, что раньше он был вторым секретарем горкома комсомола, ходил работать на центральную площадь и учил юных граждан всеобщему равенству. За последние два десятка лет он успел позаниматься и политикой, и поработать в городской администрации, но по настоящему нашел себя в бизнесе. На сегодняшний день его смело можно было называть олигархом местного значения. Это было бы более правильно, чем «новый русский». Тем более что этому определению человека нового типа общественным мнением приписывались не только положительные качества. Как правило «новыми русскими» называли богатых, но бестолковых бандитов, время которых осталось в лихих девяностых. У бывшего комсомольского лидера было два высших образования, причем одно из них настоящее, полученное еще в советское время. Поэтому определение «олигарх» ему подходило больше. Классики марксизма тоже не нашли бы в этом определении для нашего героя никакого недоразумения. Он и с властью связан, и богат. Причем, он богат, именно потому, что связан с властью. Пусть на местном уровне, но сути определения «олигарх» это не меняет. Как это все ему удалось, и где он взял самые первые деньги, теперь уже никого не интересовало. Вот он — «олигарх», пусть он раньше был трижды коммунистом, но раз теперь у него денег куры не клюют — значит, он удачливый предприниматель, значит, он умеет жить. Не удивительно, что и живёт он теперь как раз напротив своего бывшего места работы, где начиналась его карьера комсомольского функционера.