Вождь и призрак

— Ну теперь Массон у меня попляшет! Я его заставлю выдать мне шпиона, притаившегося в Волчьем Логове! И тогда мы успеем изменить исход войны!

Шелленберг всегда откровенничал с Мейером, выдавая ему важнейшие государственные тайны. Он полностью доверял Мейеру. А тот был поэтому безгранично предан своему начальнику и проявлял невероятное усердие в работе.

— Я так и думал, что на четвертый раз они его раскроют! — продолжал Шелленберг. — И уже договорился через несколько часов встретиться с Массоном в Швейцарии…

— Вы полагаете, что вас пропустят через границу?

Мейер был поражен. То, что намеревался сделать Шелленберг, было грубым нарушением принципа нейтралитета, который Швейцария оберегала так же ревностно, как девица свою непорочность.

— Я поеду инкогнито, — брызжа весельем, объяснил Шелленберг. — Я уже не раз так ездил. Все, я сию секунду уезжаю из Дрездена! Бригадир Роже Массон, встречай гостей!

Он выбежал из здания и увидел, что с неба валит густой снег…

Было десять часов вечера, когда Ягеру, расположившемуся в старинном особняке на окраине Загреба, крикнули из комнаты дежурного на первом этаже, что его хочет видеть Карл Грубер, офицер гестапо.

— Пусть подождет! — Ягер шмякнул на рычаг телефонную трубку и повернулся к Шмидту, который сидел за другим столом и сосредоточенно разглядывал карту Боснии. — Нам нужно уточнить подробности операции «Ворон», у нас каждая минута на счету. Дай Бог, чтобы нам удалось хоть часок соснуть, и вдруг — на тебе! Как вы думаете, кто к нам пожаловал? Грубер из гестапо!

— Он, видно, почуял удачу, раз решил рискнуть своей драгоценной шкурой и сунулся в Загреб. Лучше вам с ним повидаться. Выведайте, что у него на уме, и мы его перехитрим.

— Да, вы, конечно, правы, — нерешительно согласился Ягер. — Вы всегда правы, — сухо добавил он.

— Хотите, я сам спущусь и приведу его? Я его сразу поставлю на место. Скажу, что вы очень заняты. Спрошу: неужели это так срочно? Может, лучше сперва выспаться, отложить дела до завтра?.. Вдруг мне даже удастся от него отвязаться?! А завтра утром нас тут уже не будет.

— Ладно, желаю удачи! Но ни слова об операции «Ворон», — предупредил Ягер.

— Я, что, похож на дурака? — хмыкнул Шмидт.

— Не задавайте лишних вопросов, если не хотите оказаться в неловком положении, — пошутил Ягер.

Накануне высадки парашютного десанта эти двое мужчин еще больше сроднились, хотя вроде бы больше было уже невозможно.

«Какое счастье, что у меня есть Шмидт, — подумал Ягер, оставшись один. — Я, конечно, должен был его удержать от участия в этой затее…»

Он ждал всего пару минут. Очень скоро в дверь постучали.

— Входите! — крикнул Ягер.

В дверях показались Грубер и сопровождавший его Вилли Майзель. Клоунская труппа в полном составе! Шмидт, прошедший вслед за агентами гестапо, вскинул руку в шутливом приветствии.

Ягер сидел за своим письменным столом, как каменное изваяние, и ни с кем не поздоровался. Он заметил, что, перед тем как спуститься вниз, Шмидт снял со стола карту и скатал ее в трубочку. На него можно было положиться буквально во всем, вплоть до мелочей.

Гестаповцы сели на стулья, которые Шмидт поставил довольно далеко от стола. Грубер торопливо подвинулся поближе. Он протянул Ягеру пухлую руку, но полковник, углубившись в свои бумаги, притворился, что не заметил. Ягер подумал, что Вилли Майзель совсем не в восторге от происходящего.

Грубер повернулся и поглядел долгим взглядом на Шмидта, который уже уселся за свой стол. Затем опять уставился на Ягера; полковник обратил внимание на то, что у гестаповца под глазами мешки. Впрочем, у обоих гостей был усталый вид.

— Все это строго секретно, — начал Грубер. — Так что я предпочел бы поговорить с вами наедине, если вы не возражаете.

— Я возражаю. И вдобавок ваше предложение оскорбительно для Шмидта, который — если со мной что-нибудь случится — автоматически станет здесь начальником.

— Если с вами что-нибудь случится?'- переспросил Грубер.

— Никто из нас от этого не застрахован. Хорватские повстанцы любят подкладывать бомбы замедленного действия в самые неожиданные места. Если они проведают о вашем приезде, вы станете их самой главной мишенью…

Полковник с удовольствием отметил, что похожая на квашню физиономия гестаповца перекосилась. И опять Ягер не сказал ни слова, предоставляя Груберу самому продолжать разговор.

— Насколько мы понимаем, вскоре подполковник авиации Линдсей может оказаться в ваших руках. Его нужно передать нам, чтобы мы допросили его в штабе гестапо в Граце.

— Где у вас любят зажимать в тисках пальцы и полировать плоскогубцами ногти? — Ягер покачал головой. — Даже не надейтесь. Если мы схватим Линдсея, я лично препровожу его к фюреру в Волчье Логово.

Грубер вышел из себя. Майзель поднял глаза к потолку, а его спутник выхватил из кармана сложенный листок бумаги и бросил его на стол. Потом замахнулся кулаком, намереваясь стукнуть им что было мочи, и открыл рот, чтобы гаркнуть во все горло. Однако вовремя посмотрел на Ягера… Кулак разжался, не коснувшись стола.

— Я действую, — сказал Грубер нормальным тоном, — по приказу фюрера.

Не сводя глаз с Грубера, Ягер развернул бумагу. Внимательно прочитав ее, он сложил листок снова и вежливо отдал его гестаповцу. Затем сел обратно на стул и скрестил руки на груди.

— Эта бумажонка подписана Борманом. А у меня есть бумага, наделяющая меня всеми полномочиями и подписанная САМИМ ФЮРЕРОМ! Так что возвращайтесь в свой штаб и отоспитесь. А еще лучше поезжайте на аэродром и отправляйтесь домой, в Германию. Я не в состоянии больше гарантировать вам безопасность в этой части света. Поэтому ваша судьба в ваших руках… — Полковник встал и заложил руки за спину, сцепив пальцы. — Счастливого пути, господа!

— Ты сам открой фургон, Моше. Полюбуйся, что тебе достанется, когда ты выполнишь наш уговор, — сказал Влацек.

Он протянул своему невысокому, коренастому товарищу ключ. Фургон стоял в уединенном дворике на задворках Иерусалима. Моше — это было его настоящее имя — командовал группой «Штерн», одной из самых активных организаций еврейских подпольщиков, не гнушавшихся никаким насилием.

Моше взял ключ, торопливо оглядел мощенный булыжником двор и вставил ключ в замочную скважину. Открыв левую створку двери, он увидел груду свежесмазанных винтовок «Ли Энфилд». В глубине фургона стояли ящики с патронами.

— Но поторопись! — предупредил Влацек. — Я тебе пока только показал товар. А получишь ты его, когда работа будет сделана.

— Этот Линдсей, которого вы хотите убрать… когда он приезжает?

— Скоро. Очень скоро. Он прилетит в Лидду.

— Этот аэродром слишком хорошо охраняется.

— Погоди, дай мне закончить! — рявкнул Влацек. — День-два он пробудет в Иерусалиме. Тебе скажут, где его поселят. Сразу, как только он прилетит, мы дадим тебе знать…

Темноволосый загорелый Моше — лицо у него было изрыта оспинами — нерешительно кивнул, залез в фургон и взял наугад одну из винтовок.

Убедившись, что-она не заряжена, он проверил затвор, снял винтовку с предохранителя, украдкой оглядел фургон и нажал на курок. Потом отложил винтовку, подошел к ящику и, достав из-под ветхой куртки ломик, отодрал с ящика крышку.

Взяв пригоршню патронов, Моше выбрал один, вернулся к винтовке и зарядил ее. Однако сперва, к великому облегчению Влацека, поставил ее на предохранитель. Затем Моше вынул патрон, бросил его обратно в ящик, а винтовку положил на пол. Ловко выпрыгнув из фургона, он подождал, пока Влацек закроет дверь и запрет ее на ключ.

— Считай, что твой Линдсей уже мертв, — сказал Моше.

В стечении обстоятельств была какая-то горькая ирония. В исходном пункте, из которого предстояло вылететь Линдсею, Ридер предложил партизанам оружие в обмен на жизнь английского летчика, которого он хотел благополучно переправить на Ближний Восток.