Вождь и призрак

— Нормально.

Линдсей смотрел, как Пако идет по плато рядом с Ридером. Они шагали так близко, почти вплотную… На лице Линдсея отразились уныние и горечь. Он стоял, опираясь на палку. К тому времени Линдсей уже ходил, температура у него упала. Доктору Мачеку удалось победить лихорадку.

Их взаимоотношения с партизанами коренным образом изменились за те месяцы, что они сражались бок о бок с бойцами отряда, постоянно убегая от немцев и оставляя с носом Ягера, который пытался загнать их в ловушку. Нередко им удавалось спастись лишь каким-то чудом.

Во многом эта перемена произошла благодаря Ридеру, который по-прежнему утверждал, что он сержант, говорил на кокни и предусмотрительно скрывал свой чин и место работы. Ридер больше не прятал свой радиопередатчик, а открыто таскал его за собой. Несколько раз Ридер вступал в словесный поединок с агрессивным Хеличем и неизменно выходил победителем.

— Хочешь получить оружие и боеприпасы? — упорно твердил Ридер. — Значит, тебе придется сотрудничать с моими людьми. Линдсей, я и Пако — если она пожелает — должны улететь отсюда. Гартман тоже! В самолете, который нас заберет, будет оружие для твоего отряда.

Шли недели и месяцы, Ридер уже потерял им счет, а споры все велись. Торговля, сплошная торговля… Так уж устроена жизнь на Балканах. Ридер включил Гартмана в список пассажиров на всякий случай, намереваясь в нужный момент пожертвовать немцем. Однако из-за Гартмана у него развернулась ожесточенная борьба с Линдсеем и Пако.

— Гартман был очень добр ко мне, — сказала Ридеру Пако. — Ему должно найтись место в самолете.

— Он — фриц! — заявил Ридер. — И Хелич не допустит, чтобы он спасся… И вообще, я не понимаю, из-за чего у нас весь сыр-бор…

— Густав Гартман поедет с нами, — вмешался Линдсей. — Это приказ! Не забывайте, я старше вас по званию, майор…

— А кто тут все организовывает? Кто лезет из кожи вон? — взорвался Ридер. — Да я свое здоровье гроблю, споря с этим бандитом! Знаете, что он теперь требует? Минометы, снаряды, вот что! Черта с два он их получит…

— Гартман — офицер абвера, — спокойно сказал Линдсей. — Ваши коллеги с удовольствием с ним побеседуют.

— И все равно — нет! В мои инструкции это не входит!

— А в мои входит! — отрезал Линдсей. — И я не обязан сообщать вам, почему. Просто считайте, что он антифашист. Я с ним побеседовал на эту тему…

— Антифашист! — хмыкнул Ридер. — Все эти мерзавцы запишутся в антифашисты, когда жареный петух клюнет их в одно место.:.

— Хватит! Я вам приказываю. Включите Гартмана в условия договора. А договариваться с партизанами — ваша обязанность. Для этого вас сюда и прислали. Заставьте Хелича согласиться. Или я сам буду вести переговоры!

— Ну, если вы приказываете, ПОДПОЛКОВНИК…

Линдсей нарочно скрыл от Ридера, что Гартман, помимо всего прочего, был бесценным свидетелем невероятных событий, случившихся в Волчьем Логове. Утром, накануне прибытия самолета, когда Пако отправилась с Ридером прогуляться, Гартман подошел к Линдсею.

— Похоже, у них ОТНОШЕНИЯ, — заметил Гартман, усаживаясь на камень рядом с Линдсеем.

— Вижу, не слепой…

— Вычеркните ее из своей жизни, — посоветовал немец. — Женщины — существа непредсказуемые. А влюбиться в ту, что вас никогда не полюбит, хуже гестаповских пыток. Это длится дольше…

— Она запала мне в душу…

— Тогда мне вас очень жаль…

Гартман достал из кисета табак, набил трубку и с превеликим удовольствием закурил.

Теперь он ограничивался одной трубкой в день. Пако принесла ему немного табака: партизаны нашли его в кармане убитого немца.

«На что только не идут люди, — думал порой Гартман, — чтобы удовлетворить свои желания!»

— Самолет будет завтра, — внезапно вымолвил Линдсей.

— Так я и думал. Я видел, как они тут таскали камни, расчищали посадочную полосу. Просто не верится! В такую погоду?!..

Линдсей стряхнул с плеча хлопья снега. Снежинки тихо падали на землю, устилая полосу, расчищенную для посадки самолета. Было холодно, но влажный хлесткий ветер, дувший в последние дни, утих.

— Завтра обещают ясный, солнечный день, — сообщил Линдсей.

— Это может совпасть с очередной атакой, которую предпримет Ягер. Наш упорный полковник в последнее время вел себя чересчур спокойно.

— Хелич принял меры предосторожности. Все подходы к плато охраняются. На нас Хеличу, наверное, наплевать, но он жаждет заполучить автоматы.

— Перед тем как Ридер испортил вам настроение, я видел, вы опять что-то записывали в дневник, примостившись под скалой?

Линдсей достал из-за пазухи тетрадку в черной кожаной обложке; раскрывать он ее не стал, чтобы снег не попал на чернила и они не потекли. Взвесив тетрадь на ладони, он мрачно посмотрел на Гартмана.

— Как вы знаете, я это кропаю уже не одну неделю. Здесь все. И наши подозрения насчет того, что в Волчьем Логове сидит двойник Гитлера. И ваше мнение насчет тoгo, кто из его приближенных — советский шпион… Даже если со мной что-то случится, но дневник попадет в Лондон, они все узнают…

— Да не пойте вы Лазаря!..

— Но это действительно неважно: выберусь я живым или нет! Я рассуждаю как реалист… А вот дневник обязательно должен дойти по назначению. И хорошо бы вы тоже добрались… Мы зарезервировали для вас место в самолете, вы полетите первым классом…

— Благодарю…

Гартман запыхтел трубкой, но уже без удовольствия. Ему не понравилось настроение Линдсея, чувство обреченности, которое, как понял немец, овладело английским летчиком. Все время, что длился их разговор, Линдсей не отрывал глаз от двух маленьких фигурок, медленно прохаживавшихся по плато. От Пако и Ридера…

NDA OK QSR5… NDA OK QSR5

Через несколько секунд Мейер, услышавший позывные, сидя вместе с Вальтером Шелленбергом в Дрезденском центре радиоперехвата, написал на листке бумаги пять букв и пять цифр. Это был условный код.

— Так, — протянул Мейер, — теперь надо переключиться с диапазона сорок три метра, на котором «Призрак» дает только позывные, на тридцать девять метров. На этой частоте они передают текст сообщения…

Мейер расколол систему Люси!

Это потребовало многомесячной кропотливой работы, но Мейер, работавший в мирное время часовщиком, добился-таки своего. Пронзительные глазки Шелленберга горели торжеством, он нацепил наушники и подался вперед.

Через десять минут передача, которую записывал Мейер, закончилась. Это случилось за ночь до того, как Ягер должен был начать воздушную атаку горного плато в Боснии. Шелленберг снял наушники, встал и, протянув руку над столиком, обменялся рукопожатием с Мейером.

— Вы — гений. Вы войдете в историю. Надеюсь, вам это известно?

— Я лишь выполняю свою работу.

— А вот и передвижной центр радиоперехвата в Страсбурге…

В стеклянной кабинке зазвонил телефон. Мейер снял трубку и кивнул Шелленбергу.

— Наверное, это они. Шустрые ребята…

Мейер назвался, еще раз кивнул Шелленбергу и внимательно выслушал сообщение коллеги, лишь изредка вставляя свои комментарии.

— Опять?.. Как и в прошлый раз?.. А вы уверены?..

Он горячо поблагодарил звонившего, и это не укрылось от внимательного взора Шелленберга. Начальник службы разведки СС подмечал каждую мелочь. Мейер, обычно сама скромность, сейчас едва сдерживал торжество.

— На четвертый раз в Страсбурге засекли «Призрак»! Он в Швейцарии! В Люцерне!

— Ну, попался, голубчик! Я о Массоне из швейцарской разведки. — Шелленберг покачал головой, словно не веря, что его швейцарский противник способен на такую дерзость. — Значит, он позволил тайно установить радиопередатчик для связи с Советами… Мы же точно знаем, что это Советы…

— Да, у них код всегда состоит из пяти букв и пяти цифр, — поддакнул Мейер.

— Вот именно! Выходит, мы не зря старались столько месяцев! — Шелленберг просто не мог усидеть на месте.

Он всегда демонстрировал свою радость бурно и заразительно, и его популярность в среде подчиненных объяснялась отчасти этим.