Поединок. Выпуск 16
Поединок. Выпуск 16 читать книгу онлайн
Шестнадцатый выпуск ежегодника «Поединок» открывает повесть Валерия Аграновского «Профессия: иностранец» о советском разведчике Г.-Т. Лонгсдейле. В остросюжетной повести Анатолия Степанова «Футболист» речь идет о дельцах, превращающих спорт в средство обогащения, лишающих миллионы истинных болельщиков удовольствия от спортивной борьбы. В материал Юрия Митина о Конан Дойле органично вплетается рассказ о возникновении криминалистики как науки, автор останавливается на некоторых давних делах, являющихся вехой в развитии одного из направлений криминалистики — дактилоскопии, токсикологии, судебной медицины. «Антологии „Поединка“» предлагает вниманию читателей два произведения, принадлежащих перу Бориса Савинкова: повесть «Конь вороной» и рассказ «В тюрьме». Раздел «Зарубежный детектив» представлен «Двумя повестями» Дэшила Хемметта.
Внимание! Книга может содержать контент только для совершеннолетних. Для несовершеннолетних чтение данного контента СТРОГО ЗАПРЕЩЕНО! Если в книге присутствует наличие пропаганды ЛГБТ и другого, запрещенного контента - просьба написать на почту [email protected] для удаления материала
И уж конечно, Артур не подозревал, что пишет рассказ о самом популярном сыщике в мировой истории, а может быть, даже о самом известном герое английской литературы.
Конан Дойл создал современную детективную литературу, он открыл современный тип сыщика, который пользуется не только дедукцией в раскрытии преступления, но и привлекает достижения науки. Конан Дойл предугадал криминалистику двадцатого века — в этом сила Шерлока Холмса и его популярность среди читателей даже через сто лет. Я сейчас не говорю о литературных достоинствах прозы Конан Дойла, они очевидны и конечно же способствовали успеху и долговечности его произведений. Я говорю о их соответствии жизненной правде. И соответствии своему времени.
Вполне можно допустить, что, не стань Конан Дойл столь головокружительно популярен уже в конце прошлого века, не издавали бы его столь энергично во всем мире, не передавали бы его затрепанные книжки по наследству: отцы — детям, деды — внукам, может быть, сегодня он бы не был столь знаменит. Ведь если положить рядом томики Конан Дойла и тысячи книг его талантливых последователей, литературоведческий анализ докажет, что ученики далеко обогнали учителя. Но мы все равно читаем Конан Дойла раньше и увлеченней, чем Агату Кристи, Гарднера, Эллери Квина или Чандлера.
Еще одно соображение: за полвека до Конан Доила о принципах научной дедукции размышлял другой большой писатель — Эдгар По. И написал несколько классических новелл. Они, пожалуй, более известны сегодня, чем в год написания. Эдгар По настолько обогнал свое время, что не почувствовал адекватного читательского отклика и бросил это занятие.
Конан Дойл же точно отразил время. Также как Жюль Верн в фантастике и приключениях. Также как Уэллс, сменивший Жюля Верна.
Для того чтобы мои рассуждения не были бездоказательными, я постараюсь вкратце рассказать о том, что происходило в криминалистике именно в те годы, когда Конан Дойл поселил своего героя на Бейкер-стрит.
В Лондоне стоял старый дворец, в котором останавливались шотландские короли. Дворец назывался Скотленд-Ярд, то есть шотландский двор. После того как Шотландия потеряла остатки независимости и королей там не стало, здание использовалось различными государственными службами, пока не было передано в первой половине прошлого века лондонской полиции. Полиция в стране не пользовалась популярностью, работать там было позорно. К тому же высокие представления англичан о личной свободе вступали в противоречие с запутанностью старых законов, которыми можно было манипулировать в интересах судьи и чиновников. Законы были жестоки и порой бессмысленны. Достаточно сказать, что смертная казнь полагалась за двести различных преступлений, среди которых были и вовсе пустяковые с точки зрения просвещенного девятнадцатого века. Вместо организованной полиции существовало множество частных сыщиков, которые нередко сами шли на преступления, чтобы заполучить «кровавые деньги», — те сорок фунтов стерлингов, что полагались за поимку вора или иного преступника. Так что грань между преступниками и детективами была зыбкой.
Уголовная полиция в Лондоне была создана лишь в 1829 году, куда позже, чем в других европейских столицах. Полицейские получили униформу серые панталоны, голубые фраки и черные цилиндры. Тысяча лондонских полицейских смогли навести порядок на улицах, но преступники лишь отступили в темные углы города — ночные преступления, грабежи не прекращались. В 1842 году несколько полицейских, сняв форму и одевшись в штатское, стали детективами. А еще через восемь лет Чарльз Диккенс изобразил в романе «Холодный дом» такого детектива и даже ввел столь привычное для нас слово — детектив (от «следить», «расследовать»).
Приемы и методы детективов были чисто любительскими, число их мизерно. В 1869 году число детективов в Скотленд-Ярде достигло 24 человек — на миллионный город! Новый шеф британской полиции тогда же признавался: «Большие трудности лежат на пути развития детективной системы. Многие англичане смотрят на нее с недоверием. Она абсолютно чужда привычкам и чувствам нации».
Лишь в семидесятых годах, когда начальником Скотленд-Ярда стал Говард Уинсент, наметились некоторые перемены. Создавались картотеки на рецидивистов, их начали фотографировать, а в начале 80-х Уинсент даже отправился в Париж, чтобы познакомиться с работами Бертильона. Напомню, именно тогда Конан Дойл поселился в Портсмуте и начал заниматься врачебной практикой.
Что заинтересовало Говарда Уинсента в Париже?
Если Англия держалась за нисходящие еще к средневековью правила и обычаи, если ее замшелая законодательная система уже не отвечала интересам империи, то Франция, пережив потрясения Великой революции и наполеоновских войн, старую систему разрушила. А куда легче начинать все на пустом месте!
В молодой капиталистической, агрессивной Франции Наполеона царил (вернее, должен был царить) порядок: Франция рассматривалась императором как тыл всеобщего фронта. А в тылу должно было быть спокойно.
Спокойствия было нелегко добиться, так как полиция господина Фуше занималась в основном политическим сыском, выявляя врагов и диссидентов, раскрывая заговоры. Так что между наполеоновским идеалом и действительностью существовал громадный разрыв. Именно постоянная война и способствовала росту уголовной преступности в стране — было кого грабить, было где скрываться. Нельзя сказать, что это не вызывало в полиции беспокойства, но каким образом справиться с преступным миром, никто себе не представлял. Пока в 1810 году к полицейскому префекту Парижа не явился плотный, красивый господин тридцати пяти лет от роду с вьющимися волосами над высоким лбом, густыми бровями и горбатым носом над четко очерченными губами. Этот господин рассказал префекту удивительную историю: звали его Эженом Видоком, был он авантюристом, несколько раз сидел в тюрьме, бежал оттуда, причем побеги его были удивительны и порой невероятны. Однажды он даже прыгнул в реку с тюремной башни. Но после каждого побега его ловили. Наконец Видок угодил на каторгу и провел там несколько лет в цепях. Пройдя через все тюрьмы Франции, Видок близко познакомился с большинством самых крупных преступников и преступных (теперь мы назвали бы их гангстерскими) кланов. Лишь на рубеже XIX века, в очередной раз убежав, Видок смог закрепиться в Париже и десять лет провел на свободе. Но свобода была ненадежной, Видока продолжала искать полиция, да к тому же отыскали старые тюремные дружки, которые стали требовать у него денег, в ином случае грозя донести. В один прекрасный день Видоку это все опротивело и он принял решение, о котором и сообщил префекту: он намерен начать борьбу с преступниками.
Две счастливые случайности привели к революции в парижской уголовной полиции: решение Видока, личности незаурядной и сильной, и согласие на это барона Паскье, префекта парижской полиции. И тот и другой немало рисковали.
Видок набрал себе в «группу» бывших преступников и начал их тренировать. Тайные агенты Видока, а их было двадцать человек, отличались от полицейских тем, что могли бороться с преступниками преступными методами, могли втереться в доверие к любой банде и были преданы только своему вождю. Видок предугадал и воплотил в жизнь множество способов (далеко не всегда чистых), которыми с тех пор пользуются тайные полиции всего мира: он внедрял агентов в банды, подсаживал их в камеры, устраивал им и нужным людям побеги, чтобы выйти на след банд… Сам Видок при том обладал фантастической памятью на лица. И чтобы не упустить ни одного нового лица, он регулярно бывал во всех тюрьмах, вглядываясь на прогулках или в камерах в лица, и фотографически запоминал их. Преступный мир ненавидел Видока и трепетал перед ним и его организацией, которая получила наименование «Сюртэ», что значит «безопасность». Четверть века Видок трудился не за страх, а за совесть, пережил Наполеона и его преемников и в значительной степени ликвидировал организованную преступность во Франции. После того как в 1833 году его убрали из полиции, потому что наступили «респектабельные времена» и держать во главе уголовной полиции бывшего преступника полагали неприличным, он прожил еще четверть века, имея собственное сыскное бюро, где трудились его старые соратники, писал мемуары и был персоной легендарной и уважаемой.