Одиссея Талбота

Она бросила взгляд на портфель, лежавший у него на коленях. Она была уверена, что в нем какие-то документы. В последнее время русские стали меньше пользоваться шифрованной радиосвязью, больше полагаясь на курьеров. Энн Кимберли считала, что в этом есть и ее заслуга. Ведь она занималась раскрытием их шифров. Шифры у русских были неплохие, но отнюдь не идеальные.

– Здесь так жарко, – вновь заговорила Энн.

– Влажно, – отозвался русский.

– Это еще ничего, в Вашингтоне хуже. А в Мюнхене хорошо.

Энн подумала, что его зажатость происходит от свойственной русским подозрительности, от необходимости следовать бюрократическим инструкциям и, видимо, частично оттого, что он находился в компании с иностранкой, которая вдобавок еще и старше.

– Я была в Москве один раз, а в Ленинграде – два. Вы сами откуда?

Лицо у русского исказилось от переживаний. Видимо, он считал, что эта якобы случайная встреча на самом деле не случайна. Но Энн никаких специальных целей в общении с ним не преследовала.

– Я из Саратова, – ответил русский.

– Я знаю, это на Волге, – кивнула Энн. Она заметила, что глаза у него на секунду расширились. Затем он отвернулся к окну.

Энн Кимберли посмотрела вперед. В небо взлетали ракеты. Энн потянулась и похлопала русского по плечу. Он машинально схватился за портфель. Энн указала ему на лобовое стекло и пояснила:

– Праздник. День поминовения всех погибших. Как у вас День Победы, 9 Мая.

Похоже было, что он не столько рад таким познаниям о его стране, сколько насторожен этим.

– Да, праздник, – пробормотал русский.

– Меня зовут Энн Кимберли. А вас?

Он немного помедлил, но все-таки ответил:

– Николай Васильевич.

– Моего жениха тоже зовут Николай, по-английски – Николас.

Это совпадение, похоже, не произвело на русского впечатления.

«Интересно, – подумала Энн, – почему он едет в Глен-Коув, а не на Шестьдесят седьмую улицу?»

– Вы будете работать в советской миссии при ООН?

– Да. – На этот раз он не отвел взгляд, а как-то стеснительно посмотрел на Энн. – Вы надолго сюда?

– Возможно, – ответила она.

Она вспомнила, что раньше читала о советской миссии. Половина ее сотрудников были «чистыми» дипломатами, четверть – агентами КГБ, а еще четверть – оперативниками КГБ и ГРУ. Кто же этот Николай Васильевич? На сотрудника КГБ не похож, нет достаточной утонченности. Да, скорее всего, он из ГРУ. Такой серьезный и дисциплинированный. Видимо, в портфеле какие-нибудь документы. Портфель, разумеется, снабжен специальным защитным устройством. В голове у русского тоже полно информации. Здесь защита проще – таблетка цианистого калия. Не исключено, что этот русский вооружен, и вряд ли обычным пистолетом. Какой-нибудь хитрой штукой из 14-го управления.

Машина остановилась.

– Этот фейерверк собрал впереди целую толпу, – сказал таксист.

– Я пойду пешком, – заметила Энн. Она посмотрела на русского. – Так будет быстрее, Николай. Я покажу вам дорогу.

Он нерешительно посмотрел на часы.

– Вот увидите, мы дойдем быстрее, – настаивала Энн. – До дачи советской миссии всего минут пять ходьбы. Вы же туда направляетесь?

Николай кивнул, но не двинулся с места. Энн улыбнулась и пожала плечами, затем достала из кошелька двадцатидолларовую купюру и положила ее на портфель.

Он недоуменно уставился на деньги. Энн взяла свою сумку, открыла дверцу и уже собиралась выходить, но повернулась к Николаю и после некоторых колебаний сказала:

– Вы очень красивы, Николай. Вам надо остаться в Америке. Американские девушки будут сходить по вас с ума. И еще. Передайте привет Виктору Андрову. – Энн подмигнула русскому и выбралась из машины.

Она зашагала вдоль дороги, по которой медленно ползли машины, с помощью полицейского перешла Дозорис-лейн, прошла мимо ворот русской дачи и вскоре оказалась на территории поместья ван Дорна. На дорожке у входа она показала паспорт охраннику. Хотя ее имени не было в списках гостей, охранник кивнул, потому что помнил Энн и знал ее сестру, Кэтрин.

– Вас подвезти, мисс Кимберли?

– Нет, я сама доберусь. – Она задумалась на секунду. – А Николас Уэст еще не приехал?

Охранник просмотрел список.

– Нет, мэм.

Николаса не было ни в клубе, ни на работе, ни дома. Дежурный в Лэнгли сказал что-то неопределенное. У Энн появились кое-какие подозрения, но к любовным делам это отношения не имело.

Она глубоко вздохнула и стала подниматься к дому. Вот он и показался, сияющий огнями, за очередным поворотом. В этот раз было несколько причин, заставивших Энн приехать: она хотела увидеться с Ником, ей часто звонила Кэтрин, в шифрованном послании О'Брайен просил ее предоставить некую важную информацию. Но, помимо того, ее вела интуиция. Ее работа в АНБ заключалась в том, чтобы перехватывать в эфире закодированные донесения и расшифровывать их. С годами Энн приобрела такой опыт, что ей иногда казалось, будто у нее появилась способность к телепатии. Сейчас она чувствовала в воздухе нечто, и, хотя это нечто не было каким-нибудь секретным сообщением, над ним стоило поломать голову.

53

Двустворчатые двери, ведущие в сад, открылись, и в кабинет вошел Джордж ван Дорн. Он посмотрел на Абрамса и, казалось, был больше удивлен его белым сафари, чем перевязанной ногой, царапинами на лице и самим фактом того, что Тони жив.

Ван Дорн поздоровался с Кэтрин и спросил Абрамса:

– Вы хотели меня видеть?

– Вполне возможно, – ответил Тони. Джордж ван Дорн был достаточно опытным человеком для того, чтобы понять психологическое состояние агента, только что вернувшегося с опасного задания. В таком состоянии у людей обычно появлялись злость, сарказм, неуважение к старшим.

– Присядьте, Абрамс. И давайте ваш стакан, – предложил ван Дорн.

– Я постою. А пить я не хочу.

Ван Дорн сел за свой стол.

– С чего начнем?

– Я хотел бы вас спросить, кто еще должен был бы присутствовать при нашей беседе?

– Есть один человек, но в данный момент он исчез.

– Я знаю про О'Брайена, – вставила Кэтрин.

Ван Дорн молча посмотрел на нее. Абрамс продолжил:

– Я обнаружил нечто очень важное и хочу, чтобы эта информация дошла до официальных властей.

– Если будет такая необходимость, она дойдет и до самых верхов.

– Где гарантии, что вы не предатель? – спросил Абрамс.

– По некоторым признакам меня можно было принять за «Талбота», так что ваши опасения оправданны.

– Я не сказал, что вы «Талбот». Его я уже встретил.

– Вот как? – улыбнулся ван Дорн.

– Тони, ты можешь говорить открыто, – вмешалась Кэтрин.

– Хорошо, у меня нет другого выбора.

Ван Дорн заметил:

– Пемброук рассказал мне о том, что произошло на станции. С их стороны это был отчаянный ход. Как вам удалось от них отбиться, Абрамс?

Тони пожал плечами.

– Об этом потом. А сейчас я покажу вам то, о чем просил Эванс. – Абрамс достал из кармана свернутый платок и расстелил его на столе перед ван Дорном. – Похоже на золото.

Ван Дорн осторожно взял крупинку металла.

– Да, хорошая работа. Дверь или окно?

– Двустворчатые двери. Что это означает?

Ван Дорн пропустил вопрос мимо ушей.

– Они видели, что вы соскребали металл?

– Думаю, нет.

– А как же они вас раскусили? Полиграф?

– Нет, видимо, они поняли, что я прогулялся по дому.

– Хорошо. Что еще вы обнаружили?

– Мне поручили посмотреть предохранительные коробки, обратить внимание на телевизоры и приемники, а также на большую наружную антенну.

Ван Дорн задал Тони несколько вопросов, делая пометки в блокноте.

– Отличная работа, Абрамс, – наконец сказал он. – Но убить вас в туннеле они решили не из-за этого. Так что же вы такого сделали или могли увидеть, что толкнуло их на столь серьезный шаг?

Абрамс подошел к стене, снял с нее одну из фотографий и положил на стол перед ван Дорном. Это был снимок Генри Кимберли.