Записки опера особого отдела

— Военный прокурор гарнизона передал, что по данному факту будет возбуждено уголовное дело. Поэтому будьте готовы предоставить нам всех подозреваемых на допрос. Кстати, кто закреплен за этим вертолетом?

— Вас интересует командир или старший техник? — уточнил командир полка.

— Меня интересует тот человек, кто опечатывает вертолет своей печатью.

Из УАЗа в этот момент вышел заместитель командира по инженерно-авиационной службе подполковник Литовкин и направился в сторону офицеров.

— Николай Федорович, кто из техников у нас закреплен за этим вертолетом? — крикнул Масюнин инженеру, показывая на борт № 39.

— Капитан Ковальчук, — без заминки ответил Литовкин.

— Час от часу не легче, — вздохнув, ответил Масюнин и вопросительно посмотрел на Чернова.

Игорь отвел взгляд в сторону, но ничего не ответил.

Мельников, вопросительно посмотрел на обоих и спросил:

— Я вижу, у вас по поводу этого офицера есть какие-то подозрения?

— К этому офицеру у меня нет никаких претензий. Отличный специалист и порядочный офицер. А вот к тому, — Масюнин кивнул в сторону Игнатова, — у меня есть масса вопросов. Более того, я предполагаю, что это именно он мстит Ковальчуку за то, что на боевую службу послали Ковальчука, а не его.

— А это уже серьезный мотив, — заметил заместитель прокурора, — А что говорит по этому поводу сам Ковальчук.

Масюнин перевел взгляд на инженера и спросил:

— А кстати, где он?

— На построении доложили, что вчера у него был сердечный приступ, — ответил подполковник Литовкин, — В настоящее время находится в санчасти в стационаре.

— Не полк, а пансион благородных девиц, — выругался командир, — Скоро в обморок начнут падать. Нажрутся с вечера спиртяги, а на следующий день у них, видите ли, с сердцем плохо.

Масюнин выругался и плюнул на снег.

— Тогда, я хотел бы лично опросить этого Игнатова. Снимите его с наряда и пришлите ко мне в прокуратуру, — безапелляционно потребовал подполковник.

— Надолго? — поинтересовался командир.

— Как посчитаю нужным, — ответил зампрокурора и направился осматривать вертолет.

Один из офицеров прокуратуры оказался криминалистом. Он обработал канистру парами йода, чтобы снять отпечатки пальцев и принялся собирать в конверт остатки пепла от сгоревшего шнура. Игорь подошел к нему и, назвав себя, попросил:

— Вы не могли бы мне показать маркировку на этой канистре?

— Пожалуйста, — ответил капитан и поднял вверх канистру, чтобы можно было прочитать надпись снизу.

Чернов записал все, что было указано в маркировке. Из всего отмеченного там, он понял только название изготовителя: «Казанский завод полимерных изделий».

Учитывая, что почти треть гарнизона были выходцами из Приволжских областей и автономных Республик, эта надпись мало повлияла на оптимизм Чернова. Такую канистру мог купить любой офицер или прапорщик, находясь у себя дома в отпуске. Пользуясь тем, что технический состав еще не прибыл на аэродром, он прошел по стоянке и проверил надежность закрытия всех дверей на вертолетах. В целях предотвращения возможного угона авиатехники, грузовые кабины и дверь штурмана закрывались изнутри на трос. Двери, как в купе ездили по полозьям и на всех вертолетах были закрыты плотно без люфта. Игорь вернулся к вертолету под номером 39 и обратил внимание, что внутренний трос был перерезан чем-то очень острым, так как на его волокнах не осталось следов растяжения. Чернов огляделся по сторонам. Возле здания технико-эксплуатационной части он увидел матроса — дневального.

— Боец, подойди сюда, — подозвал его Игорь.

Матрос нехотя, изображая бег трусцой, направился к оперуполномоченному.

А ну-ка, дай мне на минуту свой штык-нож, — попросил его Чернов.

— Товарищ, майор, я не имею права передавать кому-либо свое оружие, — растерянно произнес парень.

— Знаю-знаю, но я никто-либо, а старший оперуполномоченный особого отдела КГБ СССР и прошу у тебя штык-нож не для того чтобы колбасу нарезать, а провести следственный эксперимент.

Матрос, молча с обреченным выражением лица передал свое оружие Чернову. Тот сложил ножны и клинок в виде кусачек и попытался отрезать кусок троса. Однако, он не поддавался.

— Товарищ, майор, — жалобно взмолился матрос, — Сломаете сейчас клинок, я же потом неприятностей не оберусь.

Чернов еще раз попытался перекусить трос, но и вторая попытка оказалась не удачной. Игорь отдал штык-нож матросу. Тот схватил свое оружие и мигом побежал к месту несения службы, видимо опасаясь, что еще кто-то из офицеров пожелает попробовать свои силы.

Чернов вернулся к стоявшим поодаль офицерам.

— Ну что, удалось перерезать трос? — спросил заместитель прокурора.

— Нет, — с сожалением ответил Игорь, — Даже края не мнутся.

— Значит, это дело рук не матросов, — констатировал подполковник, — Видимо, тот, кто это сделал, использовал специальный инструмент и знал, что обычными кусачками этот трос не перекусишь.

Он посмотрел на Чернова, и, вспомнив, что они не знакомы, протянул ему руку и представился. Игорь в свою очередь назвал свое имя и должность.

— Ну, что ж, майор, пока мы будем выносить постановление о возбуждении уголовного дела и производить необходимые экспертизы, у тебя будет время опросить всех действующих лиц и исполнителей. Я думаю, следующая наша встреча будет более плодотворной.

Он посмотрел в сторону своих работающих сотрудников и крикнул:

— Вы долго еще собираетесь копаться?

— Уже заканчиваем, — ответил криминалист, складывая вещдоки в чемодан.

— Хорошо, — удовлетворенно буркнул прокурор и, махнув рукой на прощание всем присутствующим, не спеша, направился к своей «Волге».

— Барин, да и только, — бросив косой взгляд в сторону прокурорского начальника, полушепотом сказал Масюнин, — Такое ощущение, что все мы здесь преступники. А он — олицетворение правосудия. Даже, руки никому не подал на прощание.

Подполковник Литовкин только пожал плечами по этому поводу и еле заметно улыбнулся.

— Подумаешь! Пришлите мне его на допрос, — почти по-детски передразнил подполковника юстиции командир, — Я ему что, почтальон? Я командир полка и целый полковник. Мое дело «полеты летать», а его дело преступления раскрывать. Вот пусть приезжает сюда на аэродром и опрашивает, кого считает нужным, а у меня нет оснований снимать офицера с наряда.

— Владимир Дмитриевич, — обратился он к заместителю по ИАС, — Игнатова с наряда не снимать. Более того, пойди, поговори с ним спокойно, если надо, успокой, скажи, что погорячился командир. Ну, найди, что сказать. А то у нас все сейчас впечатлительные, легко ранимые. Еще застрелится, ни дай бог.

Он перевел взгляд на Чернова и, ожидая от него поддержки, спросил:

— Ну что я, не прав?

— Правы, Валерий Сергеевич. Поэтому, если Вы не возражаете, я пойду в казарму опрашивать матросов, стоявших в карауле на праздники, — ответил Игорь.

— Удачи, — махнул на него рукой командир и направился опять в сторону вертолета.

26

— Ты где ходишь? — спросил встревоженный Нещерет, увидев вошедшего в отдел Чернова, — Руководство отдела ВВС, все телефоны оборвало по поводу поджога, а я даже не знаю, где тебя искать.

— Я был на аэродроме, осматривал место происшествия, — устало ответил Игорь.

Они вместе зашли в кабинет Чернова, и оперуполномоченный доложил начальнику все обстоятельства данного происшествия.

— Да-а, — протянул Нещерет, — За восемь лет службы в органах, у меня ничего подобного не было.

— Зато у меня, только за этот год, хоть лопатой греби, — усаживаясь, за стол ответил Чернов.

Начальник сидел напротив и что-то бессистемно рисовал на листе бумаги.

— Какие есть версии по этому поводу? — наконец спросил он.

— Я думаю, вот что, — начал Чернов, — Эта попытка поджога напрямую связана с прошлыми пожарами в гарнизоне. То, что матросы к этому не причастны, я уверен на все сто процентов.