Призрак Проститутки

— Итак, надо найти Вольфганга. Этот гнус из КАТЕТЕРА мог рассказать Вольфгангу куда больше, чем он припоминает. Вот только Вольфганга никак не найти. Он что, умер или затаился? Он не выходит на связь со своим куратором. Не отвечает на сигналы. Может, Вольфганг перекочевал на Восток с данными по КАТЕТЕРУ? Понимая, что шансов мало, я тем не менее посылаю запрос в Змеиную яму. Может, им удастся что-то найти о Вольфганге. И что же я получаю?! Наглый ответ. Только этого мне не хватало! «Из-за ситуации, создавшейся в Экспедиционной…» — и так далее и тому подобное… Тот, кто мне это послал, явно понятия не имел, что значит получить запрос, подписанный самим шефом базы. Я, правда, начальник базы, а не резидентуры, но ты найди во всем мире резидентуру, которая весила бы столько, сколько берлинская база. Мы же на самой передовой «холодной войны», но в Туманной низине этого, видно, не знают и не вбивают это новичкам в мозги. И я вынужден иметь дело с бюрократом по кличке КУ/ГАРДЕРОБ, неописуемым дерьмом, которое упражняется в острословии. Короче: я намерен включить все моторы. Я решил выкурить КУ/ГАРДЕРОБА с горшка, на котором он сидит.

— Ух ты, — сказал я.

— Это что в сравнении с тем, что происходит дальше, малыш. Я прошу Западногерманский сектор в Вашингтоне сообщить мне, кто такой КУ/ГАРДЕРОБ, и они отвечают, что архив закрыл выдачу данных о нем на семьдесят два часа. Подумай сам. Надо семьдесят два часа ждать. Это объясняется переменой клички. Этот сукин сын ГАРДЕРОБ знает, что дело его худо. Я говорю Западногерманскому сектору, чтобы они попросили архив не ждать семьдесят два часа, а немедленно выдали информацию. Пусть знают, что я разозлен. Из сектора мне присылают телеграмму: ПОПЫТАЕМСЯ. Но они ничего не могут сделать. По процедуре они должны были в таком случае обратиться к контролеру архива, а там кто-то поставил СТОП… Я просто не могу этому поверить. Какие-то силы противостоят мне. Вольфганг прячется, его досье погребено в Экспедиционной, КАТЕТЕР, возможно, в опасности раскрытия, а кто-то, кто вполне может оказаться «кротом», поставил преграду моим розыскам. Не думаю, чтобы в Фирме нашлось два десятка человек, которые обладают достаточной силой, чтобы воспрепятствовать мне. И, однако же, один такой нашелся. По крайней мере восемнадцать из этих двадцати имеют самое неоспоримое основание ненавидеть меня. Мы, возможно, не такие высокородные, как они (хотя, изволите ли видеть, добротной породы), но, ей-богу, малыш, мозги у меня работают куда быстрее ихних. — Он осушил свой стакан мартини и перевернул его вверх дном. — Да-да, СТОП, если его правильно прочесть, означает: СТОП, ХАРВИ. — Он шумно выдохнул воздух. Посмотрел на меня бешеным взглядом. — Ну, словом, — продолжал он, — надо понимать, что другая сторона выиграла первый раунд. Короче, было ли это сделано, чтобы досадить мне или чтобы оберечь Вольфганга, что является нежелательным и тревожным симптомом, или же чтобы оберечь ГАРДЕРОБ, который вполне может быть своего рода посредником, мне ясно одно: теперь я должен нацелиться на ГАРДЕРОБ. Как только он попадет мне в руки, я получу ответы и на другие вопросы. — Он вздохнул. — Когда ты начальник базы, беда в том, что каждую неделю приходится иметь дело с каким-нибудь новым кризисом. И меня отвлекают другие проблемы. К тому же я человек достаточно умудренный и знаю, что к старшему контролеру архива нельзя идти, имея на руках полколоды. Нужно поднабрать несколько выигрышных карт. Во-первых, если какие-то силы оберегают ГАРДЕРОБ, они проведут его через две или даже три клички. В такого рода игре надо всецело сосредоточиться на цели. А у меня нет на это времени. У тебя же есть. С этого момента ты из мальчика поди-подай становишься младшим спецом по авариям.

Я не решался слова произнести. Меня мог выдать голос. Так что я лишь кивнул.

— Поведем атаку с двух направлений, — сказал Харви. — Во-первых, ты раскачиваешь Западноевропейский сектор. Они там все еще грудное молочко сосут. Полные бюрократы. Ждут не дождутся весны, когда можно будет положить в пакет еду и отправиться к Зеркальному пруду завтракать. Эти люди — как надутый воздухом бумажный пакет. Они начинают действовать только под неустанным нажимом. Нацель их на то, как ГАРДЕРОБ меняет переметные сумы. Потребуется время, чтобы это распутать. Они будут тянуть резину. А ты не оставляй их в покое. Каждые два дня давай им под ребро, и я время от времени тоже буду посылать весточку. Контролер архива может устанавливать семидесятидвухчасовой запрет всякий раз, как этот славный старина ГАРДЕРОБ станет менять кличку, но рано или поздно они выдохнутся.

— Но, как вы сами сказали, они ведь могут передать это дело старшему контролеру, верно? — На секунду я впал в панику: не решит ли Харви, что я слишком быстро все усвоил, но он продолжал как ни в чем не бывало.

— И передадут. Старшего контролера нам не избежать. Но к этому времени мы должны располагать кое-какими любопытными фактами. Может, мы ничего и не добьемся у старшего — в это подразделение от меня мало что поступает, — но, так или иначе, мы хорошенько навоняем в этих мраморных залах. Одно тухлое яйцо подбросим, чтобы отравляло их надушенную атмосферу. Я проучу этих парней, покажу им, как посылать меня подальше.

— Сэр, могу я быть с вами откровенен?

— Не трать зря время. Валяй выкладывай.

— Насколько я понимаю, вы хотите сказать, что никогда не узнаете имени ГАРДЕРОБА. Тот, кто производил замену кличек — как я понял, следуя ходу вашей мысли, — человек высокого ранга. К этому времени он тоже ступит на тропу войны. Готовы ли вы заработать себе врага, если не можете даже выяснить, кто он?

— Хаббард, ты не все понял. Команда старшего контролера отнюдь не кретины. Они прекрасно догадаются, кто ведет игру. И кто бы это ни был, он на несколько дюймов понизится в глазах начальства. Это и будет моей расплатой.

— Разве вы тут не потеряете?

— Малыш, я приглашаю любого подраться со мной. А в конце посмотрим, кто выстоит.

— Надо отдать вам должное, мистер Харви. Вы не из робкого десятка.

— Работая на мистера Гувера, идешь на службу, и каждое утро сердце у тебя екает от страха. Мне это надоело.

— А что за человек Эдгар Гувер?

— Низкопробный, трусливый, неблагодарный мерзавец. Извини, занесло: я ведь говорю о великом американце. — Харви рыгнул и снова наполнил стакан мартини. — Так вот, — продолжал он, — я сказал, что мы поведем атаку с двух направлений. С одной стороны, будем оказывать давление на старшего контролера, а с другой — посмотрим, на что годится твоя сеть.

— Сэр?

— У меня есть подозрение, что КУ/ГАРДЕРОБ совсем недавно прошел подготовку. Иначе быть не может. Уж очень глупая у него была телеграмма. Ты, может, даже знаешь его. Я хочу, чтобы ты вошел в контакт с некоторыми твоими однокурсниками, проходившими вместе с тобой тренировку на Ферме. Довольно скоро ты получишь список тех, кто был распределен в Змеиную яму.

Я почувствовал, как у меня за ушами потекли струйки пота.

— Я могу получить пару фамилий, — сказал я, — но сумею ли я выяснить в архиве их клички? Такой запрос со стороны младшего офицера может выглядеть странно.

— Откровенно говоря, даже мне не очень удобно запрашивать архив о нескольких кличках. Только в том случае, если мы одержим победу. Ну а этого я не могу знать заранее. Я, безусловно, не хочу привлекать большое внимание к липовой операции. Но, малыш, мы и не станем обращаться в архив. Мы воспользуемся Пропускной.

— А что это такое? — спросил я.

— Ты незнаком с названием, — сказал он, — но скорее всего сам принимал в этом участие. Никто из вас, младших офицеров, не раскрывает другому свою переметную суму, однако половина из вас собирает клички как автографы. Исследования показывают, что половина американцев, сражавшихся во Второй мировой войне, не могла выстрелить в солдата противника. Слишком многое из десяти заповедей засело в их нервной системе. А половина новичков в этой нелепой Фирме не может сохранить собственную тайну. Они впитали в себя предательство с молоком матери. — Он на мгновение задумался. — И с дерьмом отца. — Вот тут уже следовало выпить. Стакан с мартини, приплясывая, добрался до рта. — Повстречайся с теми, кто к тебе расположен, — сказал Харви. — Залезь в переметные сумы своих дружков. — Он кивнул. — Кстати, а какая у тебя кличка?