Дьявол не любит ждать

— Доложите мне обо всем в подробностях, когда вернетесь в Лондон. Если хотите, можете отдохнуть несколько дней в Париже. Да, кстати, раз уж вы все равно там, я бы хотел, чтобы вы познакомились с нашим новым агентом Ноль-Ноль-Четыре.

— Что? — коротко и довольно жестко переспросил Бонд.

— Слушайте, Бонд, не прикидывайтесь идиотом. Я же говорил вам, когда вы были в Лондоне, что предыдущий Ноль-Ноль-Четыре погиб в Восточной Германии и мы взяли на службу нового агента.

— Где и когда я должен с ним встретиться?

— Идите сегодня в семь вечера в отель «Георг Пятый». Спросите номер пятьсот восемьдесят шесть. Там вас будут ждать. Это просто формальность. Пожать друг другу руки, поздороваться. А кстати, Бонд…

— Да?

— Вы в курсе, что Феликс Лейтер тоже участвовал в операции с агентом Фисташкой?

— Феликс? Нет, я понятия не имел. А что у них там произошло?

— Вообще-то ему досталось, но он отлично поработал. Там была небольшая проблема с человеком по фамилии Сильвер.

— Это меня не удивляет.

— Он пытался помешать Лейтеру установить контакт и передать информацию. По-видимому, он оказался двойным агентом. И я боюсь, Бонд, что сам агент Фисташка…

Бонд услышал в трубке пустоту. Это могло означать только одно. Он с яростью выругался.

— В общем, проведите некоторое время в Париже, — повторил свое предложение М. — Лейтер будет там проездом в Вашингтон в понедельник. Я думаю, он будет рад повидаться с вами.

— Я скажу Манипенни, где меня найти.

— Ну что ж, у меня пока все.

— Спасибо, сэр.

Бонд повесил трубку и пошел по улице в сторону набережной. Дариус был очень хороший человек, но, как и Дарко Керим в Стамбуле, как и многие другие до этого, он всегда знал, что его работа сопряжена с большим риском, порой — в буквальном смысле смертельным.

Бонд пытался гнать от себя эти мрачные мысли. Его карманы были набиты новыми франками, и он, чтобы отвлечься, решил пройтись по набережной, то и дело останавливаясь, чтобы взглянуть на дешевые картины, сувениры и подержанные книги, разложенные на лотках вдоль берега реки. Его всегда изумляло, как в эти маленькие деревянные ящики с зелеными навесами, если их открыть, можно напихать столько всякого барахла. Он взял в руки миниатюрную Эйфелеву башню и повертел в пальцах. «А не купить ли Скарлетт какой-нибудь подарок?» — подумал он. Впрочем, до завтрашнего вечера еще было много времени.

На данный момент он ограничился покупкой изящно оформленной открытки в меру фривольного содержания — для Манипенни и заглянул наугад в маленькое уличное кафе на улице Де Бурдонне, чтобы подписать ее. Там он заказал «американо» — коктейль из кампари, чинзано и «Перье» с лимонной цедрой. Не то чтобы ему очень нравился этот коктейль, но, с его точки зрения, французское кафе не было тем местом, где стоило бы пить более крепкий алкоголь.

Коктейль оказался на удивление хорош, лимонная горечь эффектно пробивалась сквозь обволакивающую мягкость вермута, и Бонд почувствовал, что наконец начинает приходить в себя. Оставив несколько монет на оцинкованной столешнице, он встал. Чтобы не возвращаться тем же путем, он решил сделать круг — перейти Сену по Новому мосту и все так же не торопясь прогуляться до ресторана «Дом». Времени у него было достаточно: убивай — не хочу.

Примерно посредине моста Бонд заметил в сотне ярдов выше по течению колесный пароход вроде тех, что ходили по Миссисипи: это был тот самый «Гекльберри Финн», «предоставленный в аренду городу Парижу только на один месяц», — пароход, который он видел с террасы ресторана на острове Сен-Луи во время их со Скарлетт первого совместного обеда. Восторженные туристы толпились на палубах, а расположившийся на носу маленький оркестрик, все музыканты которого были одеты в полосатые пиджаки-блейзеры и белые брюки, лихо наигрывал веселую мелодию. Бонд посмотрел на часы. Делать ему было решительно нечего.

Он увидел, как пароход швартуется к понтонному причалу у левого берега, и спустился к нему. Купив билет, он поднялся по трапу на борт прогулочного судна.

Пароход не был переполнен, и Бонд, пройдя на нос, обнаружил скамейку, где вообще не было ни одного пассажира. Стоял теплый летний день; в Париже царило праздничное настроение. Бонд сел поудобнее, насколько позволяла жесткая деревянная скамья, прикрыл глаза и стал представлять себе, что готовит ему предстоящий вечер. Пароход медленно двинулся вниз по реке.

Но сонные, ленивые размышления Бонда прервались в тот момент, когда он почувствовал, что какая-то тень неожиданно заслонила от него солнце. Открыв глаза, он увидел высокого бородатого человека, смотревшего на него сверху вниз. Борода была окладистая и темная — слишком темная для столь светлой кожи. Человек выглядел довольно странно и казался незнакомым, но его взгляд можно было узнать безошибочно — взгляд, полный презрения к окружающему миру, жгучей ненависти и при этом сосредоточенный и напряженный. Взгляд человека, который больше всего на свете не любит, когда другие люди каким бы то ни было образом, пусть даже самим фактом своего существования, мешают исполнению его честолюбивых планов.

В ту же секунду Бонд почувствовал, как ему в спину в области нижних позвонков уперлось что-то твердое и металлическое, просунутое в щель между скамьей и спинкой.

— Не возражаете, если я к вам подсяду? — спросил Горнер. — Извините за детский маскарад. Конечно, это выглядит несолидно, но сами понимаете — мое лицо стало слишком известно. Пресса бывает порой так назойлива и бестактна.

— Как, черт побери, вам удалось меня найти?

Горнер издал хриплое урчание, заменявшее ему обычный человеческий смех:

— Видите ли, Бонд, тот факт, что одна из моих фабрик вынуждена была под напором внешних обстоятельств прекратить свою деятельность, еще не означает, что я в одночасье провалился и растерял все свои связи и возможности. У меня есть персонал в Лондоне и Париже, а также полезные контакты в Москве. Когда стало ясно, что самолет не долетел до Златоуста — тридцать шесть, я поручил Шагрену лететь в Москву, чтобы перехватить вас при удобном случае. До меня дошли слухи, что вы с девушкой направляетесь в Ленинград. Да это и нетрудно было предугадать: как еще вы могли бы попытаться добраться домой? В сумочке, которую мои люди забрали у вашей спутницы еще в Ноушехре, оказались и ее визитки, так что мы знали, где она живет, и были уверены: вы направитесь либо в Лондон, либо в Париж. Мои люди установили наблюдение в обоих аэропортах. Они следили за вами и ждали вас в обеих столицах. Но мое личное чутье говорило, что вы, как старый кобель, слепо следующий за запахом сучки, в первую очередь притащитесь именно сюда. Поэтому и я оказался здесь.

— И чего же вы хотите?

— Я хочу убить вас, Бонд. Вот и все. Как только этот бродячий оркестр заиграет погромче, никто даже не услышит выстрела из пистолета с глушителем.

Горнер бросил выразительный взгляд через плечо Бонда: там на следующей скамейке сидел, подавшись вперед, выделенный по его душу киллер, прикрывавший длинный глушитель, навинченный на ствол пистолета, полой летнего плаща.

— Это мистер Хашим, — сообщил Горнер. — Когда-то мы с его братом вместе вели бизнес. Но это другая история.

— А что случилось с вашей фабрикой в пустыне?

— «Савак». — Горнер не произнес, а словно выплюнул это слово. — Благодаря информации от своих американских и британских приятелей эти тупые персидские головорезы в конце концов обнаружили ее местоположение. Армейские части выдвинулись туда, и фабрика была закрыта.

— Кровопролитие при штурме было большое?

— Не особенно. Я отдал своим сотрудникам распоряжение оказывать всяческое содействие властям. Я сам тогда был в Париже.

— А те люди в подземелье — что стало с ними?

— С наркоманами-то? Господи, да кто их знает? И кому какое дело? Лично я думаю, что их отправили обратно по тем трущобам, откуда я их и вытащил.

Бонд видел, как трубач оркестрика, расположившегося на носу судна, продувает свой мундштук, а кларнетист листает ноты на пюпитре. Ударник занял место за своей сверкающей металлом установкой.