Канарский грипп

Инга стояла столбом, точно впав в каталепсию.

Брянов чертыхнулся и силой усадил ее поблизости от окошка «Люфтганзы».

— Умоляю вас. Ждите меня и не двигайтесь. Не теряйте меня из вида. Иначе нам обоим конец! — прошептал он ей в ухо и побежал завершать все дела Пауля Риттера в России.

С компостированием билета проблем у гражданина Германии не оказалось. Он так обрадовался, что сразу вспомнил о лучшем лекарстве для перепуганной беглянки: купил плоскую бутылочку бренди и поспешил обратно.

Инга сидела там, где он ее оставил, в полуобморочном состоянии. Какой-то двухметровый финн или швед уже подсел к ней, навис и пытался развеселить.

Брянов решительно вклинился прямо между ними, лихо откинул трехтонного шведа-финна фугасным баварским ругательством, только что всплывшим в памяти, и, отвинтив крышку, поднес горлышко к носу красавицы.

— Ну, радость моя! — У него впервые появилось сочувствие и даже что-то большее к этой потерявшейся девочке. — Два глотка — и все будет хорошо.

Инга сморщила нос — и подчинилась.

— Вот и прекрасно! Молодец! — похвалил ее Брянов, приложился сам и, сунув бутылку в боковой карман сумки, побежал доделывать последние дела.

Он заполнил за двоих таможенные декларации и только тогда, когда Инга, не проявляя никакого интереса к тому, что она и зачем везет, безвольно расписалась на документике, он протянул ей ее собственные загранпаспорт и билет:

— Все, Инга Леонидовна, пора.

Она как-то безнадежно усмехнулась:

— Но ведь мне надо хотя бы переодеться. Там ведь тепло…

— Слушайте меня, Инга Леонидовна, — начал он еще одно заготовленное по ходу событий внушение. — Я открою вам тайну… На самом деле я — граф Монте-Кристо. Я сказочно богат. Первым делом я вас там, на Канарах, свожу в самый дорогой магазин и одену вас так, как не одевалась принцесса Диана.

Инга Пашкова поморгала и посмотрела на Брянова своими прекрасными светлыми глазами. Она, конечно, поверила.

— Можно еще глоток? — только и спросила она.

— Конечно. — Пряча зловещую улыбку, он полез за бутылкой.

На таможенный и паспортный контроль он пропустил Ингу первой и сказал ей, что все будет хорошо.

Потом он немножко подождал, пока она пройдет дальше: не хотел, чтобы она заметила его германский паспорт.

— Bitte! — сказал он человеку в униформе, протягивая ему документ, и подумал, что на этот раз Пауль Риттер уезжает из России навсегда.

Таможенник посмотрел гражданину ФРГ в глаза, потом опустил взгляд на фотографию.

— Ну-ка, подержи поровнее!.. — раздалась команда в его правом ухе. — Ну, ни черта себе!

Полковник Никоненко удивленно выругался, разглядев на экране имя и фамилию отбывающего гражданина Германии.

Он спохватился, только заметив тревожный взгляд самого гражданина.

— Пропускай! Пропускай! — крикнул он таможеннику. — Все в порядке.

«Рефрижератор» тем временем двигался по северному участку Кольцевой автодороги, максимально приближаясь к аэропорту.

Глядя в спину удалявшемуся к стойке сдачи багажа Брянову-Риттеру, полковник подумал, что игра может оказаться куда сложней и запутанней.

Предчувствие не обмануло его. Не прошло и минуты, как в наушниках раздался еще один голос:

— «Ястреб». Поступило сообщение, что Модинцев улетает туда же следующим рейсом.

Полковник не удивился.

«Смотри-ка ты, дед был прав, разбирается в людях! Стоит до ста лет жить, — усмехнулся он. — Теперь там будет весело. Что передать Дяде Ване? Что крадется еще один хищник… что убежал из Зоопарка… Пусть они его нейтрализуют прямо в аэропорту».

В эту минуту полковник тоже кое-чего не знал.

Он не знал, что Марк Модинцев по кличке Морган, снабдив ГРУ накануне полной информацией о приезде Брянова, которой располагал, сам под чужим именем тайно вылетел из Москвы утренним рейсом на Мадрид.

Фрагмент 21

КАНАРСКИЙ АРХИПЕЛАГ. К ВОСТОКУ ОТ ГРАН-КАНАРИЯ

Синий круг в увеличительном вакууме бинокля делился ровно на две части: верхняя — небеса, нижняя — воды Атлантики, и все вместе — матово-бархатное, каким бывает на рассвете западная сторона небес и вод.

Черный пунктир рассекал синий круг точно по линии горизонта.

И вот наконец в самом центре круга, на правой перекладинке крестика появилась светлая точка. Она стала очень медленно двигаться вниз и постепенно превратилась в черточку.

Морган опустил бинокль и прищурился. Потом взглянул на часы. Семь тридцать. Интуиция дала ему «положительный ответ»: катер из Лас-Пальмас и на том катере двое…

Он нашел обоих накануне поздним вечером — увидел на ярко освещенной пристани, метров с восьмидесяти.

Брянов стоял на краю и, склонившись над одним из катеров, вел разговор с худощавым человеком, по-видимому владельцем «плавсредства». Хозяин катера стоял, вытянувшись, будто провинившийся солдат перед офицером, и как-то при этом странно закинув голову.

Брянов тоже занимался поисками знакомого лица и тоже — успешно. Так совпало, что он нашел своего «земляка» всего за пару минут до того, как был обнаружен сам.

Он окликнул владельца катера по имени и сказал ему: «Guten Abend!» («Добрый вечер!»)

Тот поднял голову, удивился, потом, взглянув на Ингу, удивился еще сильнее… и наконец был поражен до глубины души, когда Брянов передал ему привет из германского посольства в Барселоне.

— Кто вы, сеньор? — пролепетал бедняга по-испански.

— Интерпол, — коротко представился Брянов и продолжил на языке исторической родины некоторых, почти общих предков: — Ваш брат сказал нам, что несколько дней назад вы согласились отвезти какого-то человека на Охо-де-Инфьерно…

— Клянусь Небом, сеньор, я этого не помню, — выпучил глаза «капитан», но стал отвечать по-немецки. — Я честно признаюсь, мне брат говорил, будто я звонил ему по этому поводу… будто я собрался кого-то везти. И еще двое моих знакомых потом сказали мне, будто видели меня с каким-то немцем. Но я ничего не помню! Я думал об этом, сеньор. Наверно, он подсыпал в пиво какую-нибудь отраву, от которой вылетает память… Бывает, я катаю немецких туристов. По разным островам, это правда. Но на Охо-де-Инфьерно… не может такого быть.

— Хорошо, — удовлетворился «агент Интерпола», уже опасаясь, что слишком запугал туземца. — Сейчас нам нужен ваш катер. Горючее есть?

— Есть, сеньор, есть! Полная канистра!

— Очень хорошо! Давайте ваш адрес, телефон… мы сообщим вам, где и когда вы сможете получить его обратно.

Морган видел, как хозяин катера живо выскочил из своей посудины, как спустился в катер Брянов, принял багаж и затем оба помогли сойти Инге. И наконец он услышал треск мотора.

В секретных операциях Морган, в отличие от Брянова, знал толк и потому, как только добрался до Лас-Пальмас, добыл себе катер самым простым способом — взял в одной из десятка прокатных фирм.

Теперь, стараясь не привлекать внимания, он американской оздоровительной трусцой добежал до своего плавсредства, по счастью оставленного неподалеку, и пустился в столь же ненавязчивую погоню.

Как он и предполагал, ночной десант не входил в планы Брянова. Тот выбрал одну из бухточек вблизи города и скрылся с Ингой там.

Морган кое-что представил себе, но ревновать не стал хотя бы потому, что ничего глупее ревности уже нельзя было бы придумать: тогда вся его затея оказалась бы, в сущности, карательной экспедицией рогоносца, достойной Книги рекордов Гиннеса.

Заглушив мотор в полумиле от берега, он откинулся и, глядя в тропическое, заметенное алмазами небо, стал лаконично обдумывать план дальнейших действий. Скорее всего Брянов двинется к острову на рассвете, и велика вероятность того, что за ним… за ними следят и будут следить там, на острове. Значит, ему, Моргану, надо отправляться на остров немедля.

Он уже собрал все, что нужно для морской высадки в тылу врага. Все, кроме огнестрельного оружия, которого он в этой ситуации не мог себе позволить. Во всяком случае интуиция не позволила ему добывать «пушку». У него была карта, он знал, что Охо-де-Инфьерно торчит в океане где-то посередине между островами Гран-Канария и Фуэртевентура, то есть примерно в тридцати милях от Лас-Пальмас. У него был компас, и по звездам он тоже сумел бы добраться куда угодно, хватило бы только горючего: хоть до Флориды, хоть до Одессы. И вообще, в тишине и одиночестве, посреди океана, он теперь расслаблялся, раздувал ноздри, дышал полной грудью и, похоже, впервые за годы своей финансово-промышленной карьеры чувствовал себя великолепно, лучше некуда. Ему казалось, что он наконец позволил себе приятную разминку — и для мышц и для нервов.