Поединок. Выпуск 16

Он вышел на последнюю прямую. Он бежал один. Он бежал вдоль воды по песку. Бежать было трудно: ноги вязли и подворачивались, бежать было легко: ни полуфинальных, ни финальных забегов.

Как он пробежал последние десять метров, он не понял. Он пересек финиш и упал.

Он упал там, на площади…

Сон алкоголика беспокоен и краток. Олег проснулся, увидел перед собой незнакомые обои и долго пялился на выцветший, с подтеками, нарисованный букетик. Видимо, вспомнил, что было, и застонал. Постонав, спустил с тахты ноги и сел, обхватив обеими руками голову. Заботливый Альберт раздел его до трусов и пледом накрыл.

Он встал и чуть не упал, запутавшись в пледе. Зло отшвырнув его, Олег осмотрелся в полутьме. Первое, что ему попалось на глаза — серый свет в щелях между досками, которыми были забиты окна. Потом — стол, на котором стояли две бутылки шампанского, две бутылки коньяка, бутылка водки, бутылка виски и два блюда — с яблоками и виноградом.

Он отвернулся и увидел свою одежду, аккуратно повешенную на стул у тахты. Покряхтывая, натянул джинсы, постанывая, влез в джемпер, куртку пока не стал надевать, с неимоверным трудом зашнуровал кроссовки.

Отдохнул самую малость, затем подошел к двери и дернул ее за ручку.

— Что надо? — еле слышно спросил из-за толстой двери Юра.

Олег не ответил и, не глядя на стол, прошел к умывальнику. Воды в кране не было, водопровод, вероятно, отключили, но рядом стояло полное ведро, на умывальнике — кружка. Поливая себе из кружки, он небрежно умылся.

Вернулся к двери, зажег противный желтый электрический свет и сел у стола. Долго сидел, разглядывая бутылки. Оторвал виноградный шарик, вяло пожевал и выплюнул в угол кожуру. И решился наконец. Мастерски придерживая пробку, почти без звука открыл бутылку шампанского, выпустил газ и, наклонив стакан, осторожно, по краю, стал наливать. Наливал малыми дозами, чтобы пена успевала оседать. Стакан был полон, и он поднял его.

Альберт взобрался на нужный этаж на мягких лапах, так, что даже Юра не слышал. Увидев Альберта в самый последний момент, он вскочил со ступеньки, на которой сидел.

— Проснулся? — деловито спросил Альберт. — Не ты, а он?

— Давно уже, — отрапортовал Юра.

— Ну, и как?

— Дернулся в дверь сначала, а потом притих. Минут через сорок песни петь начал.

— Какие песни пел?

— Из Окуджавы. «Синий троллейбус», «Вы слышите, грохочут сапоги» и еще что-то…

— Понятно. Я пойду к нему. Если ты понадобишься — позову.

Юра передал ему ключи. Альберт открыл дверь и проник в помещение.

Олег лежал на тахте лицом вниз, раскидав руки-ноги. Спал. Альберт подошел к столу — бутылка из-под шампанского была пуста, а в одной из коньячных оставалось на донышке.

Альберт щелкнул выключателем: больно уж противен днем желтый электрический свет. Но стало сумрачно и тоскливо — еще противней. Он снова включил электричество. Присел на тахту рядом с Олегом и слегка потрепал его за плечо. Олег не реагировал никак. Тогда Альберт перевернул его на спину и стал хлестать по щекам — довольно чувствительно.

— Почему дерешься? — плохо произнося слипающимися губами слова, промямлил Олег. В мутных его очах соображения не было.

— Как ты тут? — с брезгливой жалостью спросил Альберт.

— А, это ты, Альберт. — Олег, коротко дыша, присел на тахте, и его осенило: — Сдавай по-быстрому!

Желание выпить придало ему сил, и он, слегка пошатываясь, направился к столу и сел на стул.

Альберт устроился напротив и засомневался:

— Не много ли будет, Олег?

— В самый раз. Еще сто пятьдесят — и все.

— Как знаешь, — уступая, Альберт открыл непочатую бутылку коньяка, налил рюмку Олегу, налил рюмку себе и поднял свою: — За то, чтобы все это кончилось как можно скорее.

Разом маханули. У Олега не пошло: кашель с одновременным позывом к рвоте выбросил, разбрызгал коньяк. Откашлявшись и вытерев слезы, он сказал извинительно:

— Жестковат мне коньяк для начала. Шампузея лучше пойдет, — взял в руки откупоренную бутылку шампанского, посмотрел на просвет — была пуста, поставил ее на пол и занялся второй, закупоренной. На этот раз открыл варварски: с громом, взрывом, пеной. Налил себе стакан, а Альберту предложил: — Ты себе коньяку наливай, — и, проследив за тем, как наливал себе Альберт, поддержал его тост: — Ну, за что, чтобы все кончилось.

Альберт откинулся, принимая дозу, и в этот момент Олег, выхватив бутылку из-под стола, стремительно нанес ему удар по темени. С мягким стуком Альберт упал на пол.

— А, черт! — громко заговорил Олег. — Сверзился! Ну, ничего, встану. Вот и встал. А теперь мы с тобой, Альберт, споем, что-нибудь из Окуджавы.

Говоря, он наклонился над Альбертом и быстро прощупал его. Из внутренних карманов извлек ключ от двери, кнопочный нож и короткую дубинку. Кончив говорить, поднялся с колен и запел:

— «Из конца в конец апреля путь держу я. Стали ночи и теплее, и добрее. Мама, мама, это я дежурю, я дежурю по апрелю», — прервал пение для реплики: — Да ты сиди, сиди, я его позову, — и опять запел: — «Может быть, она тебя забыла, знать не хочет, знать не хочет!» — подошел к двери, приоткрыл ее, крикнул Юре, сидевшему на ступеньках: — Юра, шеф кличет! — и пьяно засмеялся.

Юра шагнул в помещение и тут же получил жесткий удар дубинкой по голове. Рухнул. Олег подтащил его к Альберту. Вчерашняя веревка валялась в углу. Отрезав кнопочным ножом два куска, Олег тщательно связал каждому руки-ноги. Встал на колени, приложил ухо к груди Альберта, приложил ухо к груди Юры. Вроде бы в порядке. Живы. Поднялся с колен, влез в рукава куртки. По тяжести понял, что в кармане имеется нечто. Вчерашние деньги. Он усмехнулся, надорвал упаковку, выдернул две пятидесятирублевки, а пачку кинул на пол. Поближе к ребятам. Вышел из помещения и закрыл дверь на ключ.

Вырвавшись на волю через дыру в заборе, он сначала не понял, где он. Но, увидев в конце переулка здание бывшего кинотеатра «Колизей», вмиг сориентировался.

Перейдя Сретенку, он дворами вышел на Рождественский бульвар и пересек его у дома, где некогда жил пролетарский поэт Демьян Бедный. Было глухое время — где-то около одиннадцати, — и он легко поймал такси. Посмотрев на табличку за ветровым стеклом, на которой значилось 20.00, он уселся рядом с водителем.

— Куда? — спросил таксист.

— Подожди, — сказал Олег и вынул из кармана пятидесятирублевку, — вот тебе для начала пятьдесят, и до шести часов ты в полном моем распоряжении. После шести — еще пятьдесят. Договорились?

— Договорились, — весело согласился таксист. — Так куда?

— За город. По Ярославке, — обозначил первый маршрут Олег.

С Ярославки свернули налево, в дачный поселок, и, проехав немного, остановились у больших деревянных ворот с эмблемой футбольного клуба.

— Минут через двадцать я вернусь, — сказал Олег таксисту, вышел из машины и открыл калитку.

— Лелька! — увидев его, безмерно возликовал усатый сторож. — Сколько лет, сколько зим!

— Здорово, Степаныч, — приветствовал его Олег и тут же приступил к делу: — У меня к тебе просьба — проведи меня к главному так, чтобы ребята не заметили.

— Будет сделано! — Сторож продолжал радоваться, — Лелька, Лелька, сколько же лет прошло!..

Валерий Марков лежал, закинув руки за голову, на диване. Лежал и смотрел в потолок. Когда раздался шум — кто-то открыл дверь, — он опустил глаза и увидел в дверном проеме Олега.

— Откуда ты, Олег? — удивился Марков.

— Мы же вчера договорились о встрече.

— А мне сказали, что ты заболел.

— Я вылечился, Валера.

— Ну, раз вылечился — говори. Ведь ты мне сказать что-то хочешь?

Они не меняли позиций. Так и вели разговор. Валерий — на диване, Олег — в дверях.

— Ее подставил тебе Гошка.

— А какое это имеет значение?

— Она — дешевка, подстилка, дрянь.

— Уходи отсюда, Олег.

— Я еще не кончил, Валера. Перстенек, который ты в порыве страсти преподнес любимой, вернулся в их общий котел. Ты им ничего не должен, Валера.