Смерть - дорогое удовольствие

– Туда! – крикнул Люазо.

Мощные прожекторы, направляемые солдатами, нащупали мешанину магнитофонных лент и кинопленок, покрывавших воду, как водоросли в Саргассовом море. Большой пузырь воздуха всплыл на поверхность, и кучка порнографических фотографий, развалившись веером, поплыла прочь. Среди этого разорения лежал Дэтт, и на какое-то мгновение показалось, что он все еще жив, когда тело медленно и тяжело перевернулось в воде, а рука взметнулась вверх, как у пловца, плывущего кролем. Долю секунды чудилось, будто он смотрит на нас, пытаясь освободить запутавшуюся в магнитофонную ленту. Солдат передернуло.

– Он перевернулся, вот и все, – сказал Люазо. – Мужчины плавают лицом вниз, женщины – лицом вверх. Зацепите крючок за его воротник, он не призрак, а просто труп, труп преступника.

Солдат попытался достать тело штыком, но лейтенант его остановил:

– Если на теле будут штыковые раны, скажут, что это мы сделали. Скажут, что мы его пытали.

Люазо повернулся ко мне и передал небольшую магнитофонную кассету в коробке.

– Вот, – сказал он. – Уверен, что это ваша исповедь, хотя я ее и не прослушивал.

– Спасибо.

– Таков был уговор, – сказал Люазо.

– Да, – подтвердил я, – таков был уговор.

Теперь тело Дэтта отплыло на более глубокое место и еще сильнее запуталось в клубке пленок.

Мария спрятала пистолет, а может быть, выбросила – Люазо не смотрел на нее, его беспокоило тело Дэтта.

Я спросил:

– Это ваша «скорая помощь», Мария?

Она кивнула. Люазо слушал, но не оборачивался.

– Дурацкое место! Нашли, где ставить машину! Вам придется убрать ее. – Я повернулся к бельгийскому лейтенанту-десантнику: – Пусть она уберет машину.

Люазо кивнул.

– Как далеко убрать? – спросил офицер. Голова у него работала, как у Люазо.

Вероятно, Люазо прочел мои мысли, потому что усмехнулся и отдал распоряжение:

– Все в порядке, женщина может идти.

Лейтенант почувствовал облегчение, получив прямой приказ.

– Есть, сэр, – сказал он, отдавая честь Люазо, и направился к «скорой помощи».

Мария притронулась к руке Люазо.

– Я поеду к матери. Поеду к мальчику.

Люазо кивнул. Лицо Марии выглядело странно, потому что был накрашен только один глаз. Она улыбнулась и пошла вслед за офицером.

– Зачем вы это сделали? – спросил Люазо.

– Я не мог допустить, чтобы это сделали вы, – ответил я. – Вы бы никогда себе этого не простили.

Светало. Море сверкало, отражая сияние зари, и птицы начали подумывать о еде. Серебристые чайки летали вдоль берега в поисках моллюсков, оставленных приливом, а найдя, поднимали их высоко над дюнами и бросали на бетонные доты. Некоторые из моллюсков падали мимо, в песок, другие, ударяясь о древние сооружения, раскрывались, третьи, хотя и попадали на бетон, не раскалывались и тогда опять подбирались чайками, чтобы вновь и вновь быть сброшенными вниз. Верхняя часть дотов была усеяна крошечными осколками раковин, потому что в конце концов каждая из них разбивалась.

Дальше вдоль берега в дюнах бродил ежик. Он часто принюхивался, царапал бесцветную траву и, следя за игрой чаек, думал о том, что полетел бы выше и дальше, чем птицы, но не знал – как.