Лубянская ласточка

Итак, Натали, войдя в гостиную, продолжала рассматривать с большим вкусом обставленную квартиру. Виктор же, как истинный художник и ценитель всего прекрасного, восхищенно смотрел на Натали, пытаясь найти в ее облике хоть какой-то изъян. Решив, что занятие это бесполезное и что у него еще будет возможность поближе познакомиться с геометрией ее тела, Виктор предложил Натали расположиться в удобном кресле у журнального столика. Сам сел напротив, на огромный диван, над которым висела одна из его лучших картин – изображение откровенной сцены из жизни императора Нерона. Натали, незаметно поглядывая на действо, разыгрываемое на картине, стала мысленно примерять себя к исполнению роли одной из прекрасных чернокожих наложниц, пристроившейся между ног сластолюбивого тирана с лицом, отдаленно напоминавшим хозяина квартиры.

Виктор знал, что разговор так или иначе коснется картины, напротив которой он усадил Натали – это был его отработанный ход в подобных ситуациях. Всегда, после короткой светской беседы, наступала пауза, используемая собеседницей для углубленного изучения деталей картины. Затем следовали разговоры о технике любви, которая, по мнению «опрошенного большинства», не претерпела со времен Римской империи значительных изменений.

Но Натали повела себя неординарно. Она сделала вид, что полностью проигнорировала эротический шедевр, и начала задавать множество вопросов о живописи, последней нашумевшей выставке в Манеже, модных авангардистских течениях, проявив неподдельный интерес. И главное – желание узнать больше. Виктор почувствовал, что перед ним не просто одна из наивных девчонок, с которой можно занятно провести вечер или даже ночь, а нечто более сложное, заслуживающее особого внимания.

Нужно отдать должное его провидению. Будучи натурой чувственно одаренной и к тому же хорошим психологом, он увидел в Натали московскую версию Галатеи, уличную девчонку, начинающую продавщицу собственного тела, – воск, из которого можно, если постараться, сделать и светскую даму. Предмет вожделения, восхищения и зависти в том кругу, в котором он вращался. Виктору было приятно рассказывать и объяснять Натали то, чего она не знала или не понимала. Он по-доброму завидовал ее будущему: впереди у нее радость познания необъятного мира искусства и человеческих страстей и много-много другого.

– У меня есть предложение, – решительно заявил Виктор, прерывая свою затянувшуюся лекцию, – после аперитива мы поедем поужинать в «Националь», а затем вернемся и послушаем кое-что из моей коллекции пластинок. А по дороге ты расскажешь о себе то, что сочтешь интересным.

Виктор подошел к бару, поставил на журнальный столик два бокала, бросил в них кубики льда, смешал соломинкой джин с тоником. Затем церемонно вложил высокий бокал в ладони Натали.

Предложение поужинать в ресторане она приняла с энтузиазмом, поскольку порядком проголодалась. Ей импонировала манера Виктора излагать свои мысли: ненавязчивая, но в то же время не терпящая возражений в силу своей галантной простоты.

– Сочту за честь, – почему-то напыщенно произнесла Натали, вспомнив фразу из одного прочитанного ею рыцарского романа.

– Вот и отлично! – добродушно улыбнулся Виктор, поставив пустой бокал на край стола.

Свой бокал Натали тоже успела опустошить и почувствовала легкое головокружение. Она поднялась с кресла, прошлась по гостиной, еще раз внимательно осмотрев достопримечательности интерьера. Больше всего ее поразило множество иностранных вещей. Они так бросаются в глаза! Модные французские журналы, небрежно разложенные на столе, радиола «Грюндиг», кипа американских долгоиграющих пластинок, на стеллажах – книги по искусству на иностранных языках… И, наконец, фотографии знаменитых кинозвезд с дарственными надписями – трофеи с международных московских кинофестивалей, в оформлении которых Виктор принимал участие.

Храпов не был альтруистом и всегда эгоистично использовал Великий господин случай. Но на этот раз было не только желание провести ночь с новой жертвой. Нет – это, скорее, внутреннее предвосхищение чего-то необычного, некоей новизны, того, с чем ему еще не доводилось сталкиваться. Он увидел за обаянием молодой девушки личность незаурядную, абсолютно беспринципную, без оглядки способную на все ради достижения цели. Трудно сказать, как он смог так быстро разглядеть, понять и точно определить суть Натали. Очевидно, сказывались огромный опыт и творческая интуиция талантливого художника. Главное, он не ошибся, и это определило их связь и взаимовыгодные отношения.

«Волга» Храпова медленно катила в сторону центра и остановилась у пересечения улицы Горького (ныне Тверская) с Манежной площадью. Виктор вышел из машины и, взяв под руку Натали, направился на «уголок», как в то время посвященные именовали кафе «Националь». Для непосвященных на дверях этого заведения всегда предусмотрительно вывешивалась табличка с надписью: «Кафе находится на спец. обслуживании».

Решительного вида швейцар с военной выправкой всем своим неприступно-официальным видом придавал некую весомость этому объявлению. Подобные таблички вешались на двери ресторанов и кафе, где приоритетно обслуживались иностранцы. Делалось это с целью не допустить несанкционированных контактов между представителями вражеской идеологии и гражданами свободной социалистической страны. Однако окончательно лишить именитых и талантливых представителей тонкой «прослойки» удовольствия за чашечкой ароматного кофе с фирменным яблочным пирогом «Националь» наблюдать через окна кафе стены древнего Кремля и зелень Александровского сада – невыполнимая задача даже для отставников-чекистов, кем и являлся неприступный швейцар на входе.

Эта традиция была неискоренима: ее зачинателями считались писатели Илья Эренбург, Юрий Олеша и поэт Михаил Светлов. Под сенью этих громких имен в кафе, которое к тому времени считалось «tres chic», за столиками стали появляться еще непризнанные, но многообещающие таланты: студенты МГУ и других престижных московских вузов – молодые люди, подражающие образу жизни героев Хемингуэя и Ремарка.

Поздоровавшись с бравым отставником-швейцаром за руку, что было признанием особого статуса посетителя, Виктор прошел с Натали в зал и занял столик у самого окна. Натали сразу отметила многочисленные любопытно-оценивающие взгляды присутствующих. Для нее это не в новинку. Однако сейчас она понимала, что пристальное внимание во многом вызвано личностью ее спутника, и была немного уязвлена, почувствовав себя на секунду очередной роскошной декорацией или рекламным плакатом, который Храпов создал на ходу, не прилагая особых усилий.

Не заглядывая в меню, что выдавало в нем завсегдатая заведения, Виктор заказал изысканный ужин и бутылку шампанского.

Казалось, он уловил ход ее мыслей и улыбнулся, открывая бутылку шампанского.

– Комплекс бедной Лизы следовало оставить за порогом. Сегодняшний вечер – нечто вроде обряда инициации…

– Во что, интересно знать?

– Да черт его знает… там видно будет. Я пью за тебя, а ты за все, что хочешь.

– За тебя, Виктор, – отозвалась Натали.

Беседа текла непринужденно и интересно. Храпов искренне интересовался трогательными рассказами Натали о детстве, первых увлечениях и переживаниях. А она, чутко улавливая настроение и вкус Виктора, придавала историям ту окраску и тональность, которые ему больше нравились, сочиняя отдельные эпизоды прямо на ходу. Конечно, образ «бедной Лизы» не очень соответствовал ее облику и обстоятельствам знакомства, однако Виктор не задумывался об этом. Он находился под абсолютным обаянием внешности и личности Натали. Эта способность мгновенно воздействовать на собеседника, вызывать его на откровенность при первом же контакте будет всегда отмечаться в характеристиках, которые давали Натали ее кураторы по обе стороны «железного занавеса».

Виктор, в свою очередь, успешно взявший на себя роль учителя, красочно и интересно продолжал рассказывать Натали о современной живописи, ее течениях, джазовой музыке, фестивальных фильмах, последних новостях из жизни московского бомонда и о многом, многом другом, чего она еще не знала или о чем имела самое поверхностное представление.