Кремлевское письмо

Рудольф не видел его года три, но забыть не мог. Восемь месяцев назад он проходил мимо небольшого ресторанчика, где они бывали с Поляковым. Поляков сидел один за дальним столиком. Рудольф подошел к нему. Поляков пришел в ярость.

«Убирайся отсюда, идиот, если хочешь остаться в живых!» — прошептал он Рудольфу. Рудольф вышел и спрятался на другой стороне улицы. Он решил проследить, что будет дальше. Какая-то машина медленно подъехала и остановилась на боковой улочке почти напротив него. Чуть позже Поляков вышел и направился к машине. Рудольф бросился бежать, но все же успел заглянуть в машину. Он не очень хорошо разглядел человека за рулем, описать его, во всяком случае не смог, но в одном уверен — это не Бреснович.

Еще через четыре месяца он получил записку от Полякова. Поляков просил его о встрече. При встрече Поляков был очень взволнован и чего-то боялся. Рудольф никогда его таким не видел. Поляков сообщил Рудольфу, что у него неприятности и спросил, нельзя ли будет пожить у Рудольфа, если дела пойдут совсем плохо. Рудольф поинтересовался, почему он не обращается к Бресновичу. Поляков ответил, что это невозможно. Рудольф не отставал, и Поляков признался, что у него действительно была связь с Бресновичем, но поклялся, что это уже в прошлом. Разрыв прошел весьма болезненно, и Поляков сказал, что боится Бресновича. Рудольф разрешил Полякову пожить у себя. Эта встреча была последней, больше Рудольф Полякова живым не видел.

О смерти Полякова он узнал, когда его пригласили в Третье управление. Его допрашивал Гродин. На квартире Рудольфа был обыск. Рудольф опасался, как бы не нашли несколько книг, которые он дал Полякову почитать. На всех было имя Рудольфа. Но Гродин не упоминал о книгах, он задавал обычные вопросы: когда, где и при каких обстоятельствах Рудольф познакомился с Поляковым, что ему известно о прошлой деятельности Полякова. Рудольф постарался сказать как можно меньше, Бресновича и эпизод с машиной он вообще не упоминал. Его отпустили, а неделю спустя снова вызвали на допрос. Он прошел, как предыдущий, и его отпустили. Больше его не тревожили.

Роун подал Фокуснику конверт с одним напечатанным на машинке вопросом. Фокусник поднял фонарик и посветил на страницу.

— Нет, я никогда не слышал о Бельмане, — ответил он Великому Немому, — но если услышу, сообщу.

Позднее Роун и Уорд обсудили сообщение Фокусника. История с Перечницей начинала проясняться.

— Вполне возможно, что именно Бреснович снабжал Полякова картинами, — заметил Уорд.

— Если Рудольф говорит правду, скорее всего — да, — ответил Роун.

— Возможно, что Бреснович и Бельман — одно лицо, — размышлял вслух Уорд. — Сокрытие западных художественных ценностей было полностью поручено Бресновичу. Он придумал, как заставить всех поверить, что картины были уничтожены, а сам тайно хранил их. Кто еще мог так беспрепятственно вывозить их из России?

— Никто, — согласился Роун, — но с какой целью он это делал? Из-за денег?

— Не знаю, но уверен, что именно он и есть главный вор. Поляков занялся перекупкой картин в Париже, чтобы прикрыть вывоз и продажу их из России. Ну а когда они зашли так далеко, до продажи информации остался один шаг.

— Но Поляков продавал свою информацию очень дорого. Интересно, Бреснович требовал свою долю? — спросил Роун.

Уорд забарабанил пальцами по столу.

— Давай посмотрим на это вот с какой стороны. Бресновичу захотелось новой должности в Кремле, ему необходимо было письмо с Запада, которое он мог показать своим приверженцам. Оба понимали, что получить такое письмо будет крайне трудно. Требовалось много времени и доверия. А чем лучше всего было завоевать это доверие, если не информацией, разумеется за деньги, информацией о государственных тайнах. У Полякова был большой опыт, он понимал, что заплатить за информацию для Запада — сущий пустяк. И чем больше Поляков просил, тем больше доверия было к информации. Нет, скорее всего Запад понимал, что продажа информации за деньги была просто началом, на самом деле от них требовалось письмо. И как только Запад поверит в достоверность информации, получить письмо будет очень просто.

— Но все же это не объясняет, почему Поляков и Бреснович продавали картины, — сказал Роун.

— Я не уверен, но может быть Поляков делал это, чтобы завоевать доверие Бресновича.

— А кто же был в машине у ресторана? — напомнил Роун. — Это был не Бреснович, но кто же? Не мог ли Бреснович послать кого-то вместо себя?

— Не думаю, — Уорд покачал головой. — Он общался с Поляковым всегда сам, не хотел никого посвящать в их отношения.

— Вот еще что, — заметил Роун, — ты думаешь, что Бреснович подсказал Коснову об агентах, направленных в Россию для встречи с ним? Если Бреснович и Бельман одно и тоже лицо, стал бы Бреснович рисковать, ведь Коснов мог заставить этих агентов заговорить?

— Нет, племянничек, конечно нет. Он скорее сам бы с ними расправился, но не отдал бы их полковнику.

— Не думаю, что в машине был сам Коснов, — размышлял Роун. — Его слишком хорошо знают.

— Согласен. У него в распоряжении пол-Москвы, и если помнишь, когда он и Поляков, наконец, встретились, они решились на это только в Париже.

— А ты не думаешь, что Коснов и Бреснович работают вместе, — спросил Роун.

— Интересная мысль.

— Это хорошо объясняет их так называемую вражду, внешний антагонизм — прекрасное прикрытие.

— Это верно, но все же не вижу, что могло бы их связывать. Знаешь, этот тип в машине все больше меня интересует.

— Известно, кто следил за Эрикой?

— Пока нет. Фокусник и Би Эй шли за ним до Университета, а там он от них оторвался. Знаешь, этот парень тоже мог бы кое-что прояснить.

Роун сидел у приемника. Незадолго до полуночи в косновской спальне раздались голоса.

— Я сегодня встретила Гродину на улице, — сказала Эрика. — Она едва поздоровалась со мной.

— Не обращай внимания, — отозвался Коснов.

— Не могу. Она не одна. Со мной никто не хочет разговаривать! Это из-за меня?

— Нет, голубушка, боюсь, из-за меня. Мое расследование всех пугает.

— Но почему Гродина холоднее всех? И ее муж тоже. Да и сам Бреснович. Они выделяются из всех. Бреснович считает, что ты уделяешь ему особое внимание?

Роун отметил небольшую заминку, потом Коснов заговорил.

— Когда-то мы с Бресновичем были друзьями, а потом стали врагами. С тех пор все переменилось. Мы взаимно вежливы, даже иногда помогаем друг другу, но уже не так, как раньше.

— А что случилось?

— Мне не хочется говорить об этом.

— Ты никогда не делился со мной тем, что тебя волнует. Какая же я тебе жена, если ты ничего мне не рассказываешь?

Коснов помолчал.

— Много лет назад мы с Бресновичем поссорились. Он хотел посадить на мое место западного агента.

— Западного агента?

— Да, Стердеванта. Бреснович предложил ему мое место.

— А как ты узнал об этом?

— От Стердеванта. Мы подружились во время войны. Даже после войны, когда опустился «Железный занавес», мы продолжали с ним сотрудничать. Тогда говорили, что я единственный человек, которому он хоть немного доверяет. Я часто разрешал его группам действовать во вверенных мне районах, он делал то же самое для меня. Но боюсь, я его и предал. Бреснович добивался моей отставки. Мне надо было сделать что-нибудь невероятное, чтобы сохранить должность. Поэтому я захватил его группу, группу, которой обещал полную безопасность. Это сорвало планы Бресновича, а он не любит проигрывать. Так что, голубушка, к тебе это не имеет отношения. Это старая история.

— А что стало со Стердевантом?

— Он поклялся убить меня, но умер, не успев выполнить свою угрозу.

Поткин редко волновался. Но сейчас был именно такой случай. Порой у него даже дрожали руки. Никто не мог помочь ему в розыске жены и дочерей. Никто не должен был знать, что они пропали. Нужно ждать. Надеяться. Однако надеяться Поткин не умел. Когда «Серия Пять» была закончена, осталась обычная работа. Появилось много свободного времени, и он начал гулять по городу.