Завет Холкрофта

— Это вопль старых, больных, отчаявшихся людей. Теперь он утратил всякий смысл. Они просто излили собственную боль, страдания, потребность в искуплении... Их уже нет. Пусть они почиют в мире. А теперь почитайте письмо отца...

— Он не мой отец, — прервал его Ноэль.

— Прочитайте письмо Генриха Клаузена. Тогда вам многое станет ясно. Прочитайте. Нам еще нужно кое-что обсудить, а времени остается мало.

Мужчина в коричневом твидовом пальто и темной тирольской шляпе стоял у колонны напротив седьмого вагона. На первый взгляд в его внешности не было ничего примечательного, за исключением, пожалуй, бровей. Густые, черные с проседью, они походили на черно-серебряные арки, украшавшие неприметное лицо.

На первый взгляд. Но, присмотревшись к нему, можно было отметить крупные, жесткие, хотя и не грубые, черты, выдававшие в нем решительного и волевого человека. Невзирая на сильные порывы ветра, продувавшего насквозь всю платформу, он смотрел не моргая. Он не отрывал взгляда от седьмого вагона.

Американец выйдет из двери вагона, думал стоящий у колонны, и это будет человек, сильно отличающийся от того, кто немногим ранее вошел в ту же дверь. За несколько минут вся жизнь этого американца круто переменится: вряд ли кому из ныне живущих на земле приходилось переживать нечто подобное. И тем не менее все только начиналось, и путешествие, в которое американцу суждено было теперь отправиться, никто в современном мире не мог себе даже вообразить. Так что очень важно увидеть его первую реакцию. Более чем важно. Жизненно необходимо.

— Attention! Le train de sept heures...

Из репродукторов донеслось последнее объявление. В это время на соседний путь к той же платформе прибывал поезд из Лозанны. Через несколько минут платформу запрудят туристы, приехавшие в Женеву на субботу и воскресенье, — так жители Средней Англии, приезжающие поглазеть на Лондон, создают толчею на вокзале Чаринг-Кросс, подумал стоящий у колонны человек.

Поезд из Лозанны остановился. Пассажиры хлынули из вагонов.

Внезапно в тамбуре седьмого вагона появилась высокая фигура американца. Дорогу ему преградил носильщик, застрявший в дверях с багажом. В иных обстоятельствах эта задержка могла бы послужить причиной небольшого, скандала. Но нынешние обстоятельства для Холкрофта были далеко не обычными. Он не выказал досады: его лицо оставалось невозмутимым, и он спокойно наблюдал за носильщиком. Он словно оцепенел и отвлекся от всего происходящего вокруг, находясь во власти непреодолимого изумления. Об этом свидетельствовало то, как он держал коричневый конверт, прижимая его рукой к груди: ладонь обхватила свернувшийся в трубку конверт, пальцы вцепились в бумагу, словно сжимаясь в кулак.

Документ, написанный много лет назад, и был причиной его оцепенения... Это было чудо, которого они ждали, ради которого они и жили — мужчина у колонны и все те, кто передал ему свою эстафету. Более тридцати лет томительного ожидания. И вот, наконец, свершилось!

Путешествие началось.

Холкрофт смешался с толпой и двинулся по пандусу, ведущему к выходу в город. Хотя его то и дело толкали спешащие мимо люди, он, казалось, не обращал никакого внимания на толчею. Его невидящие глаза были устремлены вперед. В никуда.

Внезапно человек у колонны насторожился. Годы тренировки научили его быть готовым к неожиданным событиям — к мельчайшим сбоям в обычном течении событий. И он увидел этот сбой. Двое с лицами не похожими ни на одно из лиц окружавших их людей — безрадостные, хмурые, без тени радостного возбуждения, — в их лицах прочитывалась лишь враждебная сосредоточенность.

Они пробирались сквозь толпу, один чуть впереди другого. Их взоры были устремлены на американца, они спешили за ним! Тот, что шел впереди, держал правую руку в кармане пальто. Тот, что шел сзади, прятал левую руку на груди, за полой расстегнутого плаща. В их невидимых ладонях было оружие! Человек у колонны не сомневался в этом.

Он резким движением отделился от бетонного столба и, расталкивая людей, бросился вперед. Нельзя терять ни секунды! Те двое уже нагоняли Холкрофта. Им нужен конверт! Это было единственно возможное объяснение их поведения. А если так, то слухи о свершившемся чуде уже вышли за пределы Женевы. Документ, спрятанный в коричневом конверте, был бесценным, а жизнь этого американца настолько ничтожна, что ни у кого не возникнет даже минутного колебания, чтобы лишить его этой жизни. Двое, догонявшие Холкрофта, убьют его из-за конверта — бездумно, безрассудно, как сшибают щелчком букашку с золотого слитка. Но это-то и было безрассудным! Они же не могут знать, что без сына Генриха Клаузена чудо не произойдет!

Двое уже были в нескольких ярдах от Холкрофта. Мужчина с черными бровями метнулся сквозь море туристов как обезумевший зверь. Он натыкался на людей, на чемоданы, сметая все на своем пути. Оказавшись в футе от убийцы, который прятал руку под плащом, он сам сунул руку в карман пальто, сжал там рукоятку пистолета и пронзительно крикнул нападавшему:

— Du suchst Clausens Sohn! Das Genfe Dokument! [4]

Убийца уже был на середине пандуса, и от американца его отделяло лишь несколько человек. Он услышал слова, обращенные к нему незнакомцем, и обернулся: в его глазах застыл ужас.

Сзади напирала толпа, подталкивая обоих друг к другу. Через мгновение убийца и тайный телохранитель оказались лицом к лицу, словно на крохотном ринге. Мужчина с черными бровями нажал на спусковой крючок спрятанного в кармане пистолета, потом нажал еще раз. Был слышен лишь треск рвущейся ткани пальто. Две пули прошили тело нападавшего: одна попала в нижнюю часть живота, другая в шею. От первого выстрела человек конвульсивно дернулся вперед, от второго его голова откинулась назад, и на горле возникла зияющая рана.

Кровь из раны хлынула с такой силой, что забрызгала лица людей, их одежду и чемоданы. Кровь побежала по плащу бурным потоком и собралась в темные озерца на асфальте. Воздух сотрясли крики ужаса.

Телохранитель почувствовал, как чья-то рука впилась ему в плечо. Он обернулся. Это был второй убийца, но в руке у него пистолета не оказалось. Вместо пистолета он держал длинный охотничий нож, направляя лезвие прямо в лицо телохранителю.

Да это просто дилетант, подумал человек с черными бровями, — и в это мгновение сработали инстинкты, приобретенные за долгие годы службы. Он быстро отступил в сторону — так тореадор увертывается от бычьих рогов — и вцепился мертвой хваткой в запястье нападавшего. Потом вытащил из кармана пальто правую руку и обхватил пальцы, сжимавшие рукоятку ножа. Рванул запястье врага вниз, одновременно стиснув рукоятку ножа и ломая пальцы нападавшего, направил лезвие ножа ему в живот. Он воткнул нож в мягкие ткани и потом косо вогнал острый клинок меж ребер, перерезав артерии сердца. Лицо врага исказила гримаса страдания, и из его глотки вырвался страшный вопль, мгновенно прерванный смертью.

Тут началась общая суматоха. Толпа стала неуправляемой. Раздался оглушительный визг, лужи крови и распростертые на асфальте тела убитых усилили панику. Но мужчина с черными бровями точно знал, что ему делать. Он вскинул руки к лицу, изобразил испуг при виде крови на своей одежде и поспешил прочь от места убийства, слившись с обезумевшей толпой, которая теперь походила на стадо коров, вырвавшихся за забор бойни.

Он пробежал мимо американца, чью жизнь только что спас.

Холкрофт слышал крики. Они проникли сквозь объявшую его пелену, которая затмила ему зрение и слух, затуманила сознание.

Он попытался остановиться и повернуться туда, где началась паника, но толпа едва не сбила его с ног и понесла к выходу, прижав к бетонной стенке у края пандуса, которая служила перилами. Он вцепился в бетонные перила и оглянулся, но так и не понял, что же произошло. Правда, он увидел, что на асфальте лежит человек с распоротым горлом, откуда хлещет кровь. Ноэль разглядел и второго, распластавшегося на асфальте с широко раскрытым ртом, но потом он уже ничего не видел — людской водоворот захватил его и понес к выходу.