Возможны варианты... Книга 1 (СИ)

Открыл блокнот для записи телеграмм и написал: «Центр. Ванину. При открытии книжной выставки в городе Франкфурте, событий интересующих нас, не отмечено. Подробный отчет отправляю диппочтой. Шмелев».

Затем еще полчаса корпел, закрывая текст телеграммы своим шифром, вызвал связиста — отправляйте в обычном порядке.

Теперь надо было готовиться к вояжу в Москву, его вызовут для личного доклада — Франкфурт назван «городом». «Ванин» — начальник Департамента стран Западной Европы, генерал Ершов, которому адресовалась шифровка, сам с ним обговаривал экстренные способы связи. Его шифровка попадет на стол Ершова еще сегодня, минуя столоначальников и направленцев. Правда, он нарушил правила скрытности, но вряд ли кто обратит внимание на одну из множества шифровок шефу Европейского департамента, в нынешнем бардаке это вряд ли. А уж то, что кто–то, кого еще не отловили и не подвесили за гениталии, специально отслеживает его переписку — это было уж слишком не справедливо. Хотя уровень предательства превысил все допустимые нормы.

Времена, когда предателей вычисляли или их сдавали перевербованные хозяева и лет на пять давали тему для разговоров, миновали. К этому явлению даже как–то привыкли и — нет худа без добра — оперативные службы стали еще осторожнее: еще тщательней продумывали детали операций, а уж что касается реализации информации, резидентуры и оперативные подразделения являли просто чудеса эквилибристики и такую изворотливость, что руководство только поощрительно разводило руками — высший, запредельный пилотаж. Тенденцией последнего времени вообще стало доводить до потребителя только аналитические материалы, суть компиляцию текстов открытых источников.

Вербовка высокопоставленного чиновника для западных разведок из главной цели давно превратилась в неотъемлемую скуку бытия и серые будни разведслужб Запада, впрочем, Востока и Юга тоже.

Охота как благородный спорт приказала долго жить и превратилась в упорядоченный обход капканов, около которых охотников терпеливо поджидали толпы желающих расписаться за вербовочные обязательства. Зачем, ради чего? Надежда! Укроют, защитят, бабки? Эх, темнота — предатель, он и в Англии — душепродавец. А грех — до седьмого колена. Практика везде едина — временная ценность «изделия N 2» невелика.

Другой вопрос: насколько искренне эти кадры отдавались? Малая часть, видимо, с санкции руководства.

Ветераны контрразведки, анализируя ситуацию только по прессе, выражали уверенность, что, действительно, наказания без вины не бывает, и показывали математику. Если «наобум лазаря» расстрелять десяток высших чиновников, то погрешность такого внесудебного преследования составит: за дело и вполне заслуженно — пятеро, бессрочная каторга — остальным. Но это негуманно. Погрешность ноль процентов. Сроки заключения пять — восемь лет для ста сорока одного фигуранта при расчете на десять тысяч голов, от года до двух лет пребывания в должности — любого чиновника. Остальных — «в расход», применительно к УК РСФСР. Многие из стариков знакомы с основами матанализа!

Бытие определяется знанием, знание определяет степень доверия к власть предержащим: информация, ведущая так или иначе к агентуре или оперативным

(Прим.: в нынешние «черные времена» вербуют слева–на право и снизу вверх. Клиенту, вербовщик просто показывают выписки со счетов, где–нибудь на «Крокодиловых островах» и протягивают авторучку. Вербовку тут же закрепляют интервью на камеру и привет! Полнятся ряды сексотов!!Какая уж тут квалификация?)

методикам, не выходила дальше границ департаментов. И по конторе ходили мрачные слухи, что–де в фирме приживается–таки система МВД.

В милиции опера отчитывались килограммами вербовочных расписок. А деньги, положенные на оперативные расходы, тратились на реально ценных людей, другая часть, и не малая, тоже находила нужное и весьма полезное применение. Впрочем, эти деньги помогли выжить тем ребятам, кто сумел сохранить идеалы, ну пусть и в весьма усеченном виде.

В разведке знали цену государственным деньгам, и еще со времен Примакова серьезно и пристально изучали банки, площадки купли–продажи акций, недвижимости и нотариальные конторы. Информация копилась впрок и ждала своего часа.

Система, созданная Примаковым, исключала возможность бесследного изъятия информации, что, к сожалению, не относилось к ее носителям. Тяжелая травма или гибель активного разведчика, работающего на остром направлении, не была редкостью. Но разведка быстро отучила особо отвязанных.

Пара скандальных утечек на Запад; милые сердцу ветеранов автокатастрофы; а то просто оборзевшие бандиты с ножами, топорами или бейсбольными битами. Много есть предметов, которыми человеку делают больно. Богатый и неординарный набор инструментов решительно ускорял переезд из высоких кабинетов в мир иной. Чиновники оставляли безутешную родню не только без кормильцев и благодетелей, но и без невесть куда подевавшихся трудовых сбережений.

Особо предусмотрительные оставляли записки: мол, ухожу непонятым и оболганными, брал такой–то, ищите там–то.

И не верьте, родные мои!

А никто и не верил.

Принятые меры жестко напомнили о необходимости учитывать национальные ухватки не только молодого отечественного бизнеса и аппетиты чиновников, но и особенности национального менталитета, характеризующегося как превышение пределов допустимой обороны, или око за око, а также по зубам.

Заболевание одной импортной болезнью третьего или четвертого наследного принца известной семейки поставила точку, и хорошие манеры худо–бедно прижились.

Это был период укоренения новой клички Примакова — Профессор, в высоком смысле — Семейный Учитель.

Злые языки перемещение Евгения Максимовича в МИД связывали как раз с его чрезвычайно продуктивной педагогической деятельностью. Так ли это — достоверно не известно. Профессор же вошел в историю своей непоказной скромностью и доброй улыбкой школьного учителя. Институтская кличка «Примус» стала забываться.

Разведка рассматривала эти операции как многоуровневые и сподобилась поднаполнить свои отощавшие закрома, используя инсайдерскую информацию, в аккурат по акциям безобразников, — что было отмечено награждением почетными грамотами, ценными подарками и даже премиями, правда, с оговоркой, что служим не за деньги. В службе и так остались только альтруисты — недовольных было немного.

.

19.10.2005 г. 19:58 (время местное). Берлин. Резидентура ГРУ.

Разговор с коллегой стимулировал резидента. Стоило переговорить с Москвой. Вопрос — с кем? Куприенко подчинялся начальнику Первого управления, но в этой интересной ситуации ему был нужен доклад на самом верху. В банке было все: благополучный финиш карьеры, а может, и ее продолжение. Семья: дети подросли, более- менее самостоятельны, но жену и его ждет унылая, нищенская пенсия. Ну подработки специальными переводами. Что он будет делать на гражданке — дворников вербовать? Как бы ни сложилось, назад уже никак. Не приведи Господь, если его соображения найдут подтверждение делами. А он промолчит.

Надо решать, кому из ребят звонить. Корабельников — мужик без прибамбахов, прост и доступен, вот только как к нему попасть и не на двадцать минут дежурного доклада при всем синклите. Не имеет он право озвучивать свои соображения на публику. Риск здесь не уместен, даже преступен. Кто из управленцев сможет устроить ему личный доклад? Знакомцев и дружков — куча, но кому можно верить по нынешним временам?

Куприенко решил сначала доехать до Москвы, там искать доклада у Начальника ГРУ генерала армии Корабельникова. И поднял трубку телефона ЗАС. Его соединили с начальником направления. Он быстро соврал о необходимости командировки и получил добро. Старый генерал не стал ковыряться в частностях и хлипких аргументах резидента. Надо — значит будет!

— Все понимаю. Шифровку получите завтра. Готовьтесь к основательному докладу. Буду особенно интересоваться литерным делом «Багдад».