Смерть - дорогое удовольствие

– Ты мертва! – вскричал Бирд, стоя на лестнице и трудясь над фигурой, расположенной почти в самом верху пятнадцатифутовой картины.

– Я забываю, что я мертва, – ответила модель, обнаженная и причудливо простершаяся на ящике.

– Просто не двигай правой ногой, – воззвал к ней Бирд. – Можешь двигать руками.

Обнаженная девушка с благодарным стоном вытянула руки.

– Так хорошо? – спросила она.

– Ты немного передвинула колено, хитришь… Ну, пожалуй, мы на сегодня закончим. – Он опустил руку. – Одевайся, Анни.

Натурщица была высокой девушкой лет двадцати пяти, темноволосой и симпатичной, но красивой ее нельзя было назвать.

– Могу я принять душ? – спросила девушка.

– Боюсь, что вода не слишком теплая, – ответил Бирд, – но попробуй, может быть, она согрелась.

Девушка набросила на плечи потертый мужской халат и сунула ноги в шелковые домашние тапочки. Бирд медленно спустился с лестницы. В студии пахло льняным маслом и скипидаром. Он вытер тряпкой пучок кистей. Большая картина была почти окончена. Трудно было отнести ее к какому-то стилю; возможно, ближе всего она была к Кокошке и Сутину, но казалась более изящной и менее живой, чем роботы того и другого. Бирд похлопал ладонью по лесам, на которые опиралась лестница.

– Это я построил. Неплохо, а? Такие леса в Париже нигде не достанешь, и вообще нигде. Ты любишь сам мастерить, парень?

– Я люблю, когда за меня это делают другие.

– Вот как, – серьезно кивнул Бирд. – Ну что ж, уже восемь часов, верно?

– Уже полдевятого, – сказал я.

– Мне нужно выкурить трубку. – Он бросил кисти в ночной горшок с цветочками, в котором уже была сотня таких же. – Шерри? – Бирд развязал завязки, мешавшие нижней части его брюк пачкать огромную картину, и вновь оглядел свое творение, не в силах оторваться от него. – Свет начал меркнуть час назад. Завтра придется переписать эту часть заново.

Он снял стекло с масляной лампы, осторожно зажег фитиль и поправил пламя.

– Чудесный свет дают эти масляные лампы. Чудесный шелковый свет.

Он налил две рюмки сухого шерри, снял необъятный свитер и уселся, расслабившись, в потрепанное кресло. Потом поправил шелковый шарф, спускавшийся поверх клетчатой рубашки, и принялся копаться в своем кисете с табаком, как будто что-то в нем потерял.

Возраст Бирда не поддавался оценке. По-видимому, ему было около пятидесяти пяти лет. Густые волосы не имели ни малейших признаков седины; светлая кожа так крепко обтягивала лицо, что сквозь нее проступали мускулы, от скул до челюсти. Уши у него были крошечные и расположены необычно высоко, а глаза – яркие, живые и черные – всегда, когда вы к нему обращались, смотрели на вас, чтобы подтвердить, что он слушает серьезно. Если бы я не знал, что он служил офицером в военно-морском флоте до того, как восемь лет назад занялся живописью, я бы подумал, что он механик, который купил собственный гараж. Тщательно набив свою трубку, он медленно и осторожно раскурил ее. И только покончив с этим, заговорил вновь:

– Вы вообще-то ездите в Англию?

– Не часто, – ответил я.

– Я тоже. Мне нужно еще табаку; в следующий раз, когда поедете, имейте это в виду.

– Хорошо, – кивнул я.

– Вот этой марки. – Он протянул пакет, чтобы я взглянул. – Мне кажется, что здесь, во Франции, такого нет, а я только этот сорт и люблю.

У него были манеры старого служаки, локти обычно он держал у талии, а подбородок у шеи. Он употреблял такие слова, как «podctep», когда имел в виду рейдовое судно, и это говорило о том, что он давно не был в Англии.

– Хорошо бы сегодня закончить ужин пораньше, – сказал он. – Завтра тяжелый день. – И крикнул своей модели: – Завтра начнем рано утром, Анни.

– Ладно, – откликнулась она.

– Мы можем отменить ужин, если хотите, – предложил я.

– Нет, не стоит. По правде говоря, я ждал этого ужина. – Бирд почесал крыло носа.

– Вы знаете мсье Дэтта? – спросил я. – Он приходит обедать в «Маленький легионер». Крупный, совершенно седой мужчина.

– Нет, – ответил он и понюхал табак. Он был знаком со всеми оттенками запахов нюхательного табака. Этот был легким и вдыхался еле слышно.

Я тут же сменил тему, уходя от разговора о человеке с авеню Фош.

Бирд пригласил знакомого художника поужинать вместе с нами. Тот прибыл около половины десятого. Жан-Поль Паскаль, красивый мускулистый молодой человек с узким тазом, легко принимал вид ковбоя, которым так восхищаются французы. Его высокая поджарая фигура была полной противоположностью крепкой, грубоватой и коренастой фигуре Бирда. Загорелая кожа на лице Паскаля подчеркивала безупречность зубов. Он был одет в дорогой светло-голубой костюм и носил галстук с вышитым рисунком. Сняв темные очки, он положил их в карман.

– Вы английский друг мсье Бирда, – произнес молодой человек, пожимая мне руку. – Очень приятно.

Рукопожатие его было мягким, даже немного застенчивым, как будто он стеснялся того, что выглядит, как кинозвезда.

– Жан-Поль не говорит по-английски, – сказал Бирд.

– Не совсем так, – пояснил Жан-Поль. – Я немного говорю по-английски, но не понимаю того, что вы говорите в ответ.

– Верно, – подтвердил Бирд. – Такова идея английского языка. Иностранцы могут передавать нам информацию, но англичане все еще в состоянии говорить друг с другом так, что другие их не понимают. – Его лицо стало суровым, потом он чопорно улыбнулся. – Все равно Жан-Поль хороший парень: он художник. – Бирд обернулся к Паскалю: – У тебя был трудный день, Жан?

– Трудный, но сделал я немного.

– Ты должен себя заставлять, мой мальчик. Никогда не станешь великим художником, пока не научишься прилагать усилия.

– Да, но ведь каждый должен найти себя, продолжая работать со своей собственной скоростью, – возразил Жан-Поль.

– Ты работаешь слишком медленно, – провозгласил Бирд и передал Жану-Полю рюмку шерри, не спрашивая, хочет ли тот.

Жан обернулся ко мне, желая объяснить свою лень.

– Трудно начать писать, но когда начало положено, остается только добавлять мазки к начатому.

– Чушь, – возразил Бирд. – Начать – самое простое, продолжить гораздо труднее, а труднее всего закончить.

– Это похоже на любовный роман, – сказал я.

Жан засмеялся. Бирд вспыхнул и почесал крыло носа.

– О, работу и женщин нельзя смешивать. Женщины и свободная жизнь временами приятны, но в среднем возрасте обнаруживаешь, что женщины некрасивы, а мужчины не обладают необходимой квалификацией; результат самый печальный. Спросите об этом вашего друга мсье Дэтта.

– Месье Дэтт ваш друг? – спросил Жан-Поль.

– Я едва знаю его, – ответил я. – Просто я спрашивал о нем Бирда.

– Не задавайте слишком много вопросов, – сказал Жан. – Этот человек пользуется большим влиянием, про него говорят, что он граф Перигор и принадлежит к древнему роду, что он человек могущественный и крайне опасный. Он врач-психиатр. Говорят, он использует ЛСД в больших количествах. Его клиника такая же дорогая, как и все клиники в Париже, но только пользуется дурной славой.

– А в чем, собственно, дело? – спросил Бирд. – Объясни.

– Так говорят, – пожал плечами Жан, смущенно улыбаясь, и замолчал, но Бирд сделал нетерпеливое движение рукой, и он продолжил: – Это история об игре на деньги, о высокопоставленных людях, которые попали в сложное финансовое положение и оказались… – Жан сделал паузу, – в ванне.

– Это означает «мертвы»?

– Это означает «в беде», это идиома, – объяснил мне Бирд по-английски.

– Одна или две высокопоставленные особы покончили с собой, – добавил Жан. – Говорят, они погрязли в долгах.

– Дураки проклятые, – сказал Бирд. – И такие люди сегодня занимают ответственные посты. Никакой стойкости, никакого характера! И этот парень, Дэтт, замешан в этом, да? Я так и думал. Ну, хватит о них. Говорят, лучше учиться на чужих ошибках. Выпьем еще шерри и пойдем ужинать. Что вы скажете о «Башне»? Это одно из немногих мест, где не нужно заранее заказывать столик.