Призрак Проститутки

Вынужден на этом прерваться. В коридоре какой-то шум и потасовка.

11.30

Со времени последней записи прошло пять часов, и многое изменилось к худшему. Остатки авиации Кастро появились над Хироном около 6.30 — всего шесть машин, и один самолет мы сбили, но, в свою очередь, потеряли одно судно со снаряжением, а другое погружается в воду в трехстах ярдах от берега.

Выяснились страшноватые факты. С «Хьюстона» к рассвету удалось высадить на Плайя-Ларга весь второй батальон, а пятый, где было полно зеленых новобранцев, еще находился на борту «Хьюстона», когда в него попала ракета, выпущенная с одного из самолетов Кастро. Корабль вез также боеприпасы и бензин, и просто чудо, что на нем не вспыхнул пожар. Однако судно получило серьезную пробоину ниже ватерлинии и двинулось к берегу, но в четверти мили от него село на мель и начало заваливаться, как умирающий бык (во всяком случае, так я это вижу), из ран его потекла нефть, а бойцы пятого батальона прыгнули в воду и вплавь стали добираться до суши. Тут их обстреляли с воздуха. По сообщениям, погибло человек двадцать — сорок — число неточное, так как не все потери учтены. Тони Оливе, командиру второго батальона, требуются эти бойцы для подкрепления на Плайя-Ларга, а они сейчас находятся в десяти милях к югу от него и перегруппировываются.

Буквально через несколько минут поступило сообщение о гораздо большем несчастье. Другой самолет Кастро выпустил ракету в «Рио-Эскондидо», на корабле произошел сильный взрыв, и он затонул. Число выживших еще подсчитывается (правда, многие были подобраны «Блахаром», поспешившим на помощь), но, как мы узнали в последние два часа, главный ущерб состоит в том, что «Рио-Эскондидо» вез основную массу боевых припасов, питание, медикаменты, горючее — словом, почти все, что требуется на первые десять дней.

Теперь поступают сообщения, что Бригаде удалось выгрузить лишь десять процентов боеприпасов — по всей вероятности, хватит на сегодня, — но суда, которые везли снаряжение, ушли в море и смогут вернуться лишь вечером. Третий батальон, который должен был высадиться на Зеленом пляже, в двадцати милях к востоку, вынужден был вместо этого направиться на базу в Хирон. Она создана теперь на правом фланге, в двух милях от города. Если Плайя-Ларга на западном фронте не удастся удержать, а второму батальону Оливы придется отступать на тридцать миль и вернуться в Хирон, плацдарм будет всего в две-три мили шириной. При таком наихудшем варианте существенно важно, чтобы не подкачало снабжение.

Это подводит нас к следующей проблеме. Сухогрузам было приказано встретиться с «Эссексом» и идти под его защитой, чтобы уберечься от воздушных налетов, но капитаны сухогрузов не отвечают на наши вызовы по радио. Команды этих судов, хотя и состоят из кубинцев, не одержимы, как Бригада, идеей реванша. Результат: «Блахар», «Карибе», «Атлантико» и «Барбара X.» разбросаны по всему Карибскому морю.

Единственная весть: у нас есть маленький аэродром в окрестностях Хирона, причем в приличном состоянии. По спине у меня начинает течь пот, стоит мне подумать, что это аэродром, на который я приземлюсь. Однако тут является Хант и сообщает, что из-за плохих вестей наш полет во Флориду для присоединения к Кубинскому революционному совету откладывается. А КРС тем временем уже распределил портфели. Кардана, само собой, — президент, а Мануэль Артиме (находящийся в данное время с Бригадой) — представитель правительства при армии вторжения, что же до Тото Барбаро, гения в умении рассчитывать и балансировать, то он министр обороны. Мануэль Рэй получил пост начальника саботажа и министра внутренних дел, именно то, чего он добивался бы, если подозрения Ханта справедливы и он действительно коммунист.

Тем не менее в Опа-Локке царит истерия. Один из министров (я подозреваю, Барбаро) поклялся покончить с собой, если его не выпустят. Он говорит Бендеру, что должен связываться с Алленом Даллесом. Бендер умоляет по телефону Дика Биссела прислать парочку известных людей из окружения Кеннеди в Опа-Локку, чтобы успокоить нервы будущих государственных деятелей. В качестве примера он называет Артура Шлезинджера-младшего и Адольфа Берла.

Многим из нас стало нечего делать в Эпицентре. Время от времени в Оперативную приходит телеграмма, и ее содержание побуждает двух-трех человек взяться за дело — все мы стремимся хоть что-то делать, но по большей части сидим с невключенными скоростями. Базирующиеся в Никарагуа «Б-26» все время находятся в воздухе, но трехсполовиной часовой полет от Долины Счастья до Хирона и не менее долгий полет назад съедают столько горючего, что самолеты могут кружить над плацдармом не более пятнадцати минут. Эти бомбардировщики несут три тысячи фунтов бомб, восемь ракет и восемь 50-калибровых пулеметов да плюс горючее, так что в общем поднимают в воздух сорок тысяч фунтов. А это четыре тысячи фунтов перевеса. При таких условиях пришлось отказаться от хвостового пулеметчика, поскольку вес его пулемета, ящиков с боеприпасами и т. д. добавил бы еще тысячу фунтов, а при таком весе пришлось бы израсходовать весь бензин, необходимый для облета плацдарма. Лишившись хвостового пулемета, какой же легкой добычей становятся теперь эти «Б-26» для оставшихся у Кастро истребителей!

Один не слишком вдумчивый малый здесь у нас — как я счастлив, что говорю не о себе! — спросил, почему «Б-26» не держат на местном аэродроме. Ответ: они были бы уничтожены истребителями Кастро.

17 апреля 1961 года, 15.00

Все держатся на пределе. Дэвид Филлипс, который явно гордится своей светскостью, начинает проявлять заметное раздражение. Мы явно вязнем в нерешительности по поводу того, какой из бюллетеней КРС передавать «Лему Джонсу и К°». Признавать или не признавать наличие трудностей при проведении операции?

В результате мы даем следующий текст:

Кубинский революционный совет сообщает, что предпринятые сегодня действия имели целью главным образом снабжение и доставку подкрепления для сил, мобилизованных и подготовленных на Кубе за последние несколько месяцев.

Это сопровождалось «цитатой» из высказываний неназванного государственного деятеля:

«Я предсказываю, что еще до зари население всего острова Куба поднимется и по стране прокатится волна саботажа и бунта… большинство милиции в сельских местностях уже перешло на нашу сторону».

На самом-то деле Бригада захватила в плен сотню милиционеров, из которых половина перешла затем к нам. Это и послужило точкой отсчета для вывода о будущем Кубы.

Дин Раск был несколько осторожнее. В Информационную поступила запись его утренней пресс-конференции. Просто невероятно, сколько выкуривается сигарет, сколько стоит пепельниц, полных окурков, сколько листов мимеографированной бумаги лежит на полу! Мы, сотрудники ЦРУ, обычно самые аккуратные люди в Америке, но напряжение последних двух-трех дней премерзко сказалось на наших нервах. Они начали выдавать какую-то серую мерзость. Все стало серым — сами новости, сигаретный пепел, дым, обрывки бумаги на полу, серые отпечатки ботинок на них. Да, мы выдаем информацию, как только ее получаем.

«Вопрос. Очень странно выглядит эта история с пилотом, который приземлился в Майами и заявил, что бежал из военно-воздушных сил Кастро. Кастро потребовал, чтобы мы его показали. Почему же мы не разрешаем прессе увидеть этого человека? Это что же, значит, Иммиграционная служба диктует Госдепартаменту, как делать политику?

Раск. По-моему, вначале этот вопрос относился к Иммиграционной службе, а под конец стал вопросом по Кубе. Я не хотел бы сегодня отвечать на этот вопрос.

Вопрос. Если мятежникам удастся прочно обосноваться на Кубе, будем ли мы готовы рассмотреть или предоставить им дипломатическое признание?

Раск. Это вопрос будущего, в которое я не хотел бы сегодня вдаваться.

Вопрос. Господин государственный секретарь, я слезаю с Кубы…

Раск. Благодарю вас. (Смех.)»

Другие, однако, не столь вежливы. Толпы, камни и разбитые стекла в отделении Американского информационного агентства в Боготе, а в Каракасе против непокорных демонстрантов применен слезоточивый газ. «Известия» сообщают о «тревожных событиях». Я опускаю заявления министров иностранных дел в Лондоне, Париже, Риме, Бонне, Варшаве, Праге, Будапеште, Пекине, Нью-Дели, Киншасе. Количество бумаг на полу возрастает. За окном по Огайо-драйв летят, как обычно в понедельник днем, автомобили. По Потомаку проплывают на моторках люди. В данный момент мы, пожалуй, самое важное учреждение в Вашингтоне, и, однако же, мы почти ничего не делаем. Я чувствую опустошенность, возбуждение, подкачанное кофеином, злость и странную отчужденность, — да, я участвую в творении истории, но лишь как копьеносец, исполняющий в опере крохотную роль. Читая ранние выпуски вечерних газет, я не могу избавиться в известной степени от возмущения. Это же безответственно! Слухи, напечатанные мелким шрифтом, бросаются мне в глаза, как заголовки газет.