Призрак Проститутки

Вилли. А что за антиквариат она собирает?

Модена. Разные периоды. Естественно, Франция. Миниатюрные, элегантные вещи. Стоят, наверно, состояние. Я думаю, ей нравится транжирить денежки свекра.

Вилли. А тебе бы не понравилось?

Модена. Я как-то не задумывалась над этим.

Вилли. А что подавали?

Модена. О, вот тут сплошное разочарование. Джекки Кеннеди наверняка знает утонченную французскую кухню вдоль и поперек, но когда ее нет, муженек питается на ирландский манер. Мясо с картошкой.

Вилли. Не фонтан.

Модена. Мне было все равно. Я не в ресторан пришла. За столом нас было трое. Еще такой здоровый мрачный детина по имени Билл, по-моему, заводила на политических сборищах, и они все время обсуждали с Джеком перспективы в Западной Виргинии. Избиратели там на девяносто пять процентов — протестанты, поэтому Билл без конца повторял: „Хэмфри удалось убедить людей, что он, дескать, беден, а ты богат“. „Ну и какой твой рецепт?“ — пытал его Джек. „Старый проверенный метод — позиционная война. Задай им жару, Джек! Призови на помощь все свои плюсы“. Джек только посмеивался. Я поняла, что он этого малого не слишком высоко ставит. „Билл, — сказал он, — все это я и без тебя знаю“. И по тому, как он это произнес, Вилли, я сразу могла сказать: круто-о-о-й!

Вилли. Повезло тебе — с таким человеком знакома.

Модена. Когда Билл ушел, мы с Джеком так мило посидели, не спеша, за рюмочкой, и он сказал, как по мне скучает. С женщинами он говорить умеет — это уж точно. Он рассказал мне занятную историю про одно черное племя в Африке — они там верят, что во всем живет дух, даже, к примеру, в платье. Джек сказал, что когда красивая женщина надевает красивое платье, то делается еще красивее, но не из-за платья, а потому что кунту — дух платья — созвучен кунту этой женщины. Словом, эффект получается во много раз больший, потому что духи помогают друг другу. Джек еще сказал, что у немногих женщин получается такая гармония с одеждой, но я как раз тот случай.

Вилли. Ты права — Джек Кеннеди знает, как разговаривать с девушкой.

Модена. Потом он показал мне дом. Во время ужиная заметила только двух слуг, но их там полно, просто все они где-то в своих помещениях. Мы вдвоем прошли через много комнат и очутились в спальне хозяев, там сели на одну из двух кроватей и продолжили разговор.

Вилли. Прямо в супружеской спальне! Не верю я этому человеку! Да я бы мужа убила, сделай он мне такое.

Модена. Все верно, и у меня было двойственное чувство. Я говорила себе: наверняка он очень несчастлив со своей женой. И должна сказать тебе: эта ночь была мне просто необходима для поддержания духа. Я чувствовала себя, пожалуй, немного виноватой, но была готова на все. Мы насладились друг другом так спокойно, будто он вливал в меня какое-то чудесное, таинственное зелье, и я буквально ожила. Словом, каяться не стану. Так уж вышло. А как чудесно было его любить! Всякие сомнения отпали сами собой. Он здесь, со мной, он все понимает и так ценит. Мне хотелось многое ему подарить, и, наверно, так оно и было. Он менее активен, чем Фрэнк, но, ты знаешь, это не имело значения. Если я чего и боялась, так это окончательно влюбиться в него.

Вилли. Берегись.

Модена. Вот именно. Он сказал мне потом, после всего: „Ты просто не представляешь себе, как много ты мне даришь. Лаская тебя, я обретаю уверенность в собственных силах, в том, что смогу избежать поражения“. „Не говори так, — возразила я, — не надо, это чуждо твоему мировосприятию“. „Знаешь — сказал он тогда, — если они меня не выдвинут, я украду тебя и увезу на какой-нибудь маленький островок в безбрежном синем море, где будем только ты и я, да еще солнце и луна. Мы будем расхаживать голышом, да, только так — в натуральном виде“. „Попридержи-ка лошадей, — сказала я, — ты никак хочешь отобрать у меня моего кунту. Я готова пожертвовать для тебя всем… кроме гардероба“. Мы хохотали до колик, Вилли.

Вилли. А потом спали до утра?

Модена. О нет. Я бы не смогла проснуться там утром. Он же как-никак женат. И потом, я не забывала — надо гнать всякую мысль о любви.

Вилли. Я впервые вижу, чтобы кто-то так вскружил тебе голову.

Модена. Ну в конце-то концов, Вилли, почему бы и нет?

Вилли. И когда же вы снова увиделись?

Модена. Одиннадцатого апреля. В „Фонтенбло“. За эти два дня где он только не успел побывать — и в Западной Виргинии, и в Аризоне, и еще в куче мест, все даже не вспомню.

Вилли. А он знает о твоей поездке в Чикаго?

Модена. Я ему сказала.

Вилли. Рассказала про Сэма Флада?

Модена. Джек волен думать, что и как хочет. Если он сочтет, что мне доверять не стоит, ну что ж, это его головная боль.

Вилли. Ой, темнишь ты чего-то».

(12 апреля 1960 года)

Здесь я прерываю цитирование. В самом деле, возникает вопрос: стоит ли верить СИНЕЙ БОРОДЕ? Объективно ситуация входит в явное противоречие с ее рассказом. Нам известно, что ее встреча с РАПУНЦЕЛОМ была организована заранее и что обстановка в Западной Виргинии требует решительных мер. Не просят ли РАПУНЦЕЛА подпереть колесницу своим плечом?

ВОПРОС: ЕСТЬ ЛИ У ВАС ДОПОЛНИТЕЛЬНАЯ ИНФОРМАЦИЯ ПО ЭТОМУ ПУНКТУ?

ФИЛД.

СЕРИЯ, НОМЕР: Джей/38, 770, 201

КАНАЛ СВЯЗИ: ЛИНИЯ ЗЕНИТ-ОБЩИЙ

ПОЛУЧАТЕЛЬ: РОБЕРТ ЧАРЛЗ

ОТПРАВИТЕЛЬ: ГОЛСТОУН, 14 ИЮЛЯ, 1960, 10.57

ТЕМА: ЧИКАГО

Азартные игры вовсю в поместьях девяпостопятипроцептников. Местные шерифы откровенно вассалят на наместников Роберта Апторпа Понселла. Местные шерифы просят, однако, подбросить мешки с овсом, а то лошади уперлись. Говорят, большие запасы овса кое-где имеются. Источник: джебики.

ГОЛСТОУН.

«Девяностопятипроцентники» явно указывало на Западную Виргинию, зато «джебиков» я раскусил не сразу. Я всегда считал, что «джебики» означает «иезуиты». Потом все же дошло: Джей Э. Будда. Опять ФБР! Роберт Апторп Понселл, понятно, — РАПУНЦЕЛ.

СЕРИЯ, НОМЕР: Джей/38,771,405

КАНАЛ СВЯЗИ: ЛИНИЯ УПЫРЬ-СПЕЦШУНТ

ПОЛУЧАТЕЛЬ: УПЫРЬ-А

ОТПРАВИТЕЛЬ: ФИЛД, 15 ИЮЛЯ, 1960, 00.32

ТЕМА: БЕСПЕЧНЫЙ

Продолжение расшифровки от 12 апреля:

«Вилли. Только не говори мне, что ты пробыла с этим самым Фладом двое суток и он ни разу к тебе не приставал.

Модена. Он меня везде с собой возил — на всякие там встречи, по ресторанам. Ну везде. Я постоянно была с ним рядом, и все, конечно, решили, что я его подружка. А ему больше ничего и не требовалось.

Вилли. Но все же как ты удерживала его на расстоянии?

Модена. Сказала, что влюблена в Джека Кеннеди и что не размениваюсь. Ну и ладно, говорит. У него, мол, есть певичка, блондинка. Говорит, знаменитая. „Назвать тебе имя — уши отвалятся“. И добавил, что верен ей. Я попыталась все же вытянуть из него имя, но он ни в какую.

Вилли. А как же он вел деловые беседы в твоем присутствии?

Модена. Он с друзьями говорил по-сицилийски, кажется, а это совсем особый диалект, потому что, когда я сказала, что буду учить итальянский, чтобы не сидеть там с ними дура-дурой, он захохотал и не мог остановиться. „Солнышко, — говорит, — да учись ты хоть двадцать лет, все равно не поймешь по-нашему „мама“. С этим родиться надо“. Я ужасно разозлилась. Сэм может меня разъярить, как никто, с одного маху. Я и не стерпела — говорю: „Больно вы самоуверенны. Я могу выучиться чему угодно“.

Вилли. Ты просто наивна. Это же гангстер.

Модена. Ты что, думаешь — я сама этого не поняла?

Вилли. А ты хоть соображаешь, куда тебя занесло?

Модена. Разумеется, я же не слепая. Там около него ошиваются такие верзилы с плечами шире трейлера и сломанными носами во всю рожу. А имена-то! Жила, Двупалый, Колеса, Шестерня, Горчица, Пират, Тони-Титька, Брунет. Невероятно удивляются, когда называешь их по имени, — во, говорят, надо же, запомнила. Да разве таких забудешь?

Вилли. И это все, чем ты занималась в Чикаго, — таскалась за ним хвостом?