Поединок. Выпуск 16

Разумеется, мистер Карлин все время подчеркивает, что работа детектива лишена романтики и приключений. Что работа эта кропотливая и зачастую именно в силу своей примитивности совершенно неинтересна для литературы.

Описывая порядок своей работы, Карлин вначале описывает исследование места преступления и, если это убийство, обследование трупа. В этом обследовании, как подчеркивает профессионал, нельзя обойтись без дактилоскописта, который снимет все отпечатки пальцев, и врача, который осмотрит тело и даст первое заключение о времени и методе убийства. Суперинтендант доказывает, что помещение, в котором произошло убийство, должно тщательно оберегаться от посторонних, для того чтобы не были уничтожены следы. При грабеже наиболее продуктивно найти отпечатки пальцев преступника и затем искать их по сводной картотеке Ярда, так как грабители и воры чаще всего профессионалы и среди них много рецидивистов. Однако в случае убийства поиски в картотеке редко дают положительные результаты: преступники профессиональные не идут на убийство, им нужны деньги, но на виселицу ради этого идти они не намерены. Убийство обычно совершают люди, отпечатков пальцев которых в картотеке нет. Убийство, за редчайшим исключением, — занятие непрофессиональное.

При обращении к картотеке Ярда — а без нее современное расследование, с точки зрения суперинтенданта, немыслимо — обязательно надо искать там сходные стереотипы поведения преступника. Обычно преступники-рецидивисты рабы своих привычек. И это тоже отражено в сводной картотеке. Карлин приводит забавный случай, иллюстрирующий этот тезис. К нему обратился состоятельный человек, квартиру которого ограбили, когда он был в отпуске. Причем вор не торопился, работал тщательно и вывез все добро, не опасаясь, что хозяин вернется. Обратившись к общему индексу стереотипов поведения воров, Карлин вскоре отыскал то, что ему требовалось, и вызвал пострадавшего.

— Скажите, — спросил он, — когда вы ехали в поезде на юг, вы никому не давали вашего адреса?

Пострадавший удивился, но потом вспомнил.

— Да, был один очень солидный джентльмен, с которым у нас общие увлечения. Я сам предложил ему как-нибудь написать мне и, может, даже навестить… Но он такой солидный!

— Разумеется, — согласился Карлин. — Он очень солиден. Более того, всегда хорошо одевается, ухаживает за прической и ногтями. Рост его около шести футов, волосы светлые, лицо гладкое, розовое, два золотых зуба, небольшой шрам на подбородке…

— Это он! — Пострадавший был потрясен.

Карлин не знал всех преступников Лондона, как в свое время Джон Филдинг. За день до того он и представления не имел о преступнике, который знакомился в поездах с отпускниками, умело провоцировал их на разговор о коллекционировании или иных увлечениях, тут же признавался, что и сам грешит тем же, — так что в результате очарованный попутчик давал ему адрес квартиры, в которой никого не будет в течение ближайшего месяца. Умело составленный индекс всеобщей картотеки позволил быстро отыскать этого «специалиста».

Любопытно отметить, как резко выступает Карлин против грима любимого занятия Шерлока Холмса. «Опираясь на мой опыт и опыт моих коллег, я могу заявить, что использование грима, накладных усов и бород, париков и т. д. совершенно исключено. Я могу переодеться, но никогда не стану мазать лица или клеить что-то на него. Любой подобный грим, особенно днем, выдаст себя внимательному и осторожному наблюдателю. Зато, — признает Карлин, переодевание может сослужить бесценную службу». В этой связи он приводит любопытный пример.

В расследовании дела о похищении алмазов в Хаттон Гардене, в 1913 году Скотленд-Ярд получил информацию, что преступники собираются днем в условленном месте и обсуждают важные проблемы. Надо было обязательно приблизиться к ним так, чтобы услышать, что они говорят. Все попытки это сделать срывались, потому что воры настораживались, увидя незнакомого человека, и замолкали. И тогда одному из детективов пришла в голову парадоксальная мысль. Он переоделся полицейским и в таком виде направился к преступникам. Они взглянули на него равнодушно и продолжали свой разговор, хотя полицейский стоял в двух шагах. Ни одному из опытных преступников не пришла в голову мысль, что детектив может переодеться в полицейского. Последний же был просто постовым, то есть человеком тупым, ничего не понимающим.

Не отрицая дедуктивного метода в работе и даже противопоставляя его «французскому» индуктивному методу, когда детектив заранее предполагает преступника и ищет против него улики, а не разыскивает его по уликам, Карлин подчеркивает важность опознания и показывает, что уже к 1910 году были выработаны твердые правила «парада» с целью выявления преступника свидетелями. На «параде» должно было быть восемь человек, обязательно схожего сложения и, если можно, внешности. Для этого была отработана система приглашения свидетелей в Скотленд-Ярд. Полицейский выходил на улицу и стоял, вглядываясь в лица прохожих, пока не находил человека, отвечающего характеристике подозреваемого. Обычно все законопослушные англичане соглашались потратить полчаса, чтобы способствовать правосудию. Однажды, вспоминает Карлин, случилось почти невероятное: у полиции было описание человека, который напал с ножом на человека и опасно ранил его. По описанию был задержан человек, у которого не было алиби, но он ни в чем не сознавался. Тогда и было решено устроить парад.

Как и принято, полицейский вышел из Ярда и тут увидел, что неподалеку стоит мужчина, по типу подходящий для «парада». Полицейский направился к нему и сказал:

— Я офицер полиции и попрошу вас следовать за мной в Скотленд-Ярд.

К удивлению полицейского, человек бросился бежать. А когда человек бежит от полицейского, то полицейский обязательно бежит за ним.

После драматической погони полицейский поймал беглеца, и тот в отчаянии признался:

— Ваша взяла. Да, это я зарезал того типа. Но скажите, как вы меня узнали?

Оказалось, что и в самом деле тот мужчина, что ждал в Скотленд-Ярде опознания, был ни в чем не виноват, кроме того, что настоящий преступник был на него похож. Настоящий же преступник следил за тем, что происходит в Ярде, и околачивался по соседству. Так что полицейский привел его все же на «парад», и там свидетели его опознали.

Далее Карлин рассказывает об использовании фотографии в криминалистике, о технике допроса и т. д.

И чем дальше читаешь воспоминания детектива, тем более понимаешь, как все изменилось. И насколько сильнее стали профессионалы, чем умный, ученый, наблюдательный Шерлок Холмс, лишенный всей суммы знаний и методики, лабораторий и дактилоскопии, чем пользовались коллеги из обиженного им Скотленд-Ярда.

Но когда профессионалы сетовали на Конан Дойла за то, что он незаслуженно подрывал их репутацию, они, будучи по-своему правы, не учитывали того, что и Скотленд-Ярду свойственны ошибки и что даже вся техника мира не может порой добыть истину, видную невооруженным, но проницательным глазом. Конан Дойлу вскоре предстояло убедиться в том, что государственная машина далеко не всегда добивается правды.

После выхода в свет книги о воскресшем Шерлоке Холмсе феномен слияния образа автора и его героя в глазах читателя стал настолько очевиден, что в письмах к Конан Дойлу, в интервью, в статьях о нем авторы постоянно путались, о ком же они пишут. В самом деле, сыщик все более терял черты хирурга Белла и приобретал облик автора.

Правда, хоть Конан Дойлу не хотелось в том признаваться, его ученый сыщик за прошедшие десять лет значительно отстал от криминалистики. Он предпочитал по-прежнему раскрывать преступления силой логики. Шерлок Холмс не хотел признаться в том, что баллистические испытания, анализ остатков ядов при эксгумации трупов, определение группы крови и проч. было за пределами его возможностей. Шерлок Холмс символизировал собой совершавшуюся революцию в криминалистике, но, когда она произошла, он остался в прошлом. В некоторых своих рассказах Конан Дойл еще поднимался до высот прошлого, но в большинстве они стали, как писал Корней Чуковский, «схематичны, бесцветны, лишены остроумия».