Вирус «В»-13. Тайна белого пятна

— Кто здесь доктор? — спросил мужчина.

— А в чем дело? — насторожился О’Патли.

— Там на улице какая-то женщина его ищет. Ей сказали, что доктор здесь, — не дожидаясь ответа, мужчина повернулся спиной и подошел к буфетной стойке.

— Подождите, О’Патли, — сказал доктор. Он вышел на улицу и через минуту вернулся. — Мне придется покинуть вас. Там пришла работница с завода. У нее дома что-то случилось с ребенком.

— Может быть, вас проводить?

— Не нужно, — возразил доктор. — Меня здесь все знают, в Портовом Пригороде я везде как дома.

— Тогда дайте мне вашу книжку, — шепнул О’Патли, — Вы ничего не поймете, — там написано по-латыни. Подождите меня, я постараюсь скоро вернуться.

Мужчина в серой шляпе выпил у стойки кружку пива и вышел следом за доктором, по-прежнему не вынимая руки из кармана пальто.

О’Патли нагнулся к окну. Высокая сутулая фигура доктора, следуя за женщиной, закутанной в темную шаль, промелькнула в полосе света и исчезла в улице, которая, как глухое темное ущелье, уходила вдаль, к порту.

Доктор был прав. Его рассказ испортил настроение и заставил О’Патли задуматься.

Редактора «Рабочей газеты» давно уже интересовала загородная клиника, построенная на деньги военного фабриканта Эксона неизвестно для чего и занимающаяся неизвестно чем. Ее мирное название не успокаивало О’Патли.

Завоеванный дорогой ценой мир нужно было защищать. Редактор считал это своей главной задачей. Маленькая «Рабочая газета», ограниченная жестокой цензурой, в меру своих сил разоблачала темные махинации заводчиков и биржевиков, которым все еще снились сверхприбыли военного времени.

Но десятки срочных, по мнению редактора, более важных вопросов мешали ему заняться клиникой. Сейчас он думал, что, пожалуй, зря не зачислил клинику в разряд срочных неотложных дел и не занялся ею раньше.

…Доктор не возвращался.

Какая-то смутная тревога начинала овладевать О’Патли. Он вертел в руках стакан и с нетерпением поглядывал на темное окно. Неровные массы домов тяжелыми гранитными глыбами нависали над улицей, погруженной в темную южную ночь.

Дверь кафе распахнулась с такой силой, что на стойке зазвенели бутылки и стаканы. В кафе не вошел, а вбежал взволнованный рабочий. И в ту же секунду смутная, неясная тревога О’Патли превратилась в ясную, определенную и острую. Он вскочил.

— Беда! — крикнул рабочий. — Убили доктора!

Запинаясь и проваливаясь в темноте в выбоины старого вытоптанного тротуара, редактор пробежал несколько кварталов. Завернув за угол, О’Патли увидел небольшую толпу Слышались взволнованные голоса, шуршали спичечные коробки.

Доктор лежал вниз, лицом. При свете нескольких зажженных спичек О’Патли увидел, как на затылке убитого, проступая сквозь редкие светлые волосы, медленно расплывалось темное пятно. Пиджак доктора был расстегнут, полы расстилались по земле, как крылья подбитой птицы. Просунув руку к его груди, чтобы прослушать сердце, О’Патли сразу же наткнулся на вывороченный карман, где до этого лежала записная книжка.

Книжки не было. Сердце доктора не билось…

Неподвижный и безмолвный стоял О’Патли над телом доктора, опустив голову и сняв шляпу.

И когда он выпрямился, лицо его выражало решительность человека, который знает, куда он должен направить ответный мстительный удар.

Клиника № 11

За городом, в стороне, противоположной Портовому Пригороду, находились старые каменоломни. Они были заброшены, склоны карьеров заросли дикой акацией и колючим кустарником.

И здесь, в стороне от дороги, окруженное высокой каменной оградой, стояло серое двухэтажное здание Трудно было судить о его архитектуре, из-за высокой ограды виднелись только крыша и верхний ряд окон, которые мало чем отличали его от прочих зданий города Зиттина.

По верху ограды протянулась колючая проволока, растянутая на опорах, очень похожих на электрические изоляторы. Человек, искушенный в электротехнике, вероятно бы, догадался, что по проволоке пропускается электрический ток, и подумал бы, что хозяева этого здания боятся, чтобы кто-нибудь не забрался к ним через ограду… А может быть, и наоборот — не вздумал бы выбраться из-за нее.

В километре от каменоломни проходило асфальтированное шоссе, соединяющее Зиттин с городом Кенн. От шоссе к зданию сворачивала дорога, засыпанная мелким гравием и обсаженная кустами акаций. Дорога подходила к воротам ограды, тяжелые железные створки которых всегда были закрыты.

Тут же у ворот виднелась дверь с круглым окошечком, за дверью — проходная будка.

В будке стоял пустой деревянный стол, у стола — табурет. На табурете сидел здоровенный дежурный с кирпичным лицом. Одет он был в гражданский костюм: серый пиджак, на голове кепка с пуговкой, однако, когда дежурный прохаживался у ворот, в его походке чувствовалась военная выправка.

У дежурного работы немного — через будку проходили редко: В ворота проезжали то крытый служебный грузовик, то санитарная машина с красным крестом на кузове. Дежурный, не вставая с табурета, протягивал руку, поворачивал рычаг на стене, и массивные створки ворот бесшумно и легко распахивались.

Но когда к воротам, мягко шурша по гравию аллеи, без сигнала подкатывала белая спортивная машина, с задернутыми шторками, дежурный вскакивал с табурета. Он торопливо хватался за рычаг и провожал машину почтительным поклоном. В его глазах, похожих на оловянные пуговицы, появлялось выражение страха.

На мощных каменных устоях, поддерживающих створки ворот, врезаны две эмалевые дощечки. На одной, которая побольше, черными выпуклыми буквами было написано: «КЛИНИКА № 11» А на другой, что поменьше: «СВИДАНИЯ С БОЛЬНЫМИ ЗАПРЕЩЕНЫ!».

Утро.

Только что поднявшееся солнце осветило косыми робкими лучами серые стены клиники, аллею, кусты акаций. В кустах проснулись беззаботные пичужки и затеяли веселую возню, сбрасывая с листьев сверкающие капельки росы.

Двор клиники пуст. Лишь по дорожке, проложенной вдоль главного фасада, бродил одинокий уборщик в синем измазанном халате…

Уборщик дряхл, немощен и неопрятен. Седые нечесаные волосы космами свисали из-под мятой шляпы, блином сидевшей на голове. Бесцветные глаза, полуприкрытые синеватыми веками, смотрели бессмысленно.

И странно было видеть на таком лице красивый, с горбинкой нос, и на нем очки в изящной золотой оправе.

Подбирая с земли мусор, уборщик посыпал дорожку белым морским песком.

Тихо было вокруг. Только из кустов доносилось птичье щебетание, да изредка звякала по ведру железная лопатка уборщика. Дежурный в будке, склонив голову на стол, сонно посвистывал носом.

Вдруг протяжный крик пронесся над кустами акаций.

Птичьи голоса замолкли. Дежурный вздернул голову, захлопал посоловевшими глазами. Крик еще висел в воздухе — страшный и непонятный, а в кустах уже опять завозились птицы, и дежурный дремал, уткнув лицо в сложенные на столе руки.

В окне первого этажа отодвинулась темная штора.

За стеклом появилась голова человека в белом капюшоне и в маске, похожей на противогазовую, которая закрывала рот и нос. Поверх маски были видны только светлые, в старческих морщинках, слегка косящие глаза. Уборщик в золотых очках возился под самым окном.

При виде его сгорбленной фигуры в косящих глазах появилось странное выражение. Так мог смотреть скульптор на изваянную им статую, если статуя получилась такой, какой он ее замыслил.

Уборщик тяжело, с натугой выпрямился. Он увидел человека за окном. И тут же ведро вывалилось из его рук, гримаса ужаса исказила его опухшее посиневшее лицо. Он прикрыл глаза грязным рукавом халата и заковылял испуганно куда-то в угол, загребая песок дорожки слабыми заплетающимися ногами.

…Длинная белая машина пронеслась по аллее и замерла у закрытых ворот клиники.

Дежурный дремал в своей будке…

Дверка машины открылась и на дорогу неторопливо вышла женщина в шелковом вечернем платье, с меховой пелеринкой на плечах. Стягивая с рук длинные шоферские, с твердыми отворотами, перчатки, она направилась к проходной. Лицо ее было недобро спокойным.