Под конвоем лжи

Маргарет погребли под сияющими лазурными небесами в фамильной усыпальнице Лаутербахов на Лонг-Айленде. Когда преподобный Пью произносил заключительное слово, по толпе присутствовавших на кладбище прошел ропот, который, впрочем, сразу же стих.

Когда все кончилось, Питер возвращался к лимузинам в обществе своего лучшего друга Шеперда Рэмси. Именно Шеперд познакомил Питера с Маргарет. Даже в темном костюме, надетом по случаю траура, он выглядел так, будто только что сошел с палубы своей яхты.

— О чем там болтали? — спросил Питер. — Это выглядело просто омерзительно.

— Кто-то опоздал и успел услышать новости по автомобильному радио, — объяснил Шеперд. — Британцы и французы только что объявили войну Германии.

Лондон, май 1940

Профессор Альфред Вайкери исчез без объяснения причин из Университетского колледжа в третью пятницу мая 1940 года. Последней из всех сотрудников его видела секретарь, которую звали Лилиан Уолфорд. В крайне редком для нее приступе неосмотрительной откровенности она сообщила другим профессорам, что последний телефонный звонок, адресованный Вайкери, был от нового премьер-министра. Более того, она говорила с мистером Черчиллем лично.

— Точно то же самое случилось с Мастерменом и Чини из Оксфорда, — сказал Том Перрингтон, египтолог, разглядывая запись в книге телефонных звонков. — Таинственные звонки, мужчины в темных костюмах. Я подозреваю, что наш дорогой друг Альфред скрылся за занавесом. — Он помолчал и добавил вполголоса: — Удалился в тайный Акрополь.

Вымученная улыбка Перрингтона мало помогала ему скрывать разочарование, заметит позже мисс Уолфорд. Какая жалость, что Великобритания вступила в войну не с древними египтянами: возможно, в таком случае Перрингтона тоже пристроили бы к делу.

Последние часы в университете Вайкери провел в своем тесном захламленном кабинетике, выходящем на Гордон-сквер. Он заканчивал отделку статьи для «Санди таймс». В статье высказывалось предположение, что нынешнего кризиса, возможно, удалось бы избежать, если бы Британия и Франция напали на Германию в 1939 году, когда Гитлер был поглощен проблемой Польши. Он знал, что при нынешней обстановке подвергнется резкой критике; за предыдущую публикацию он получил в пронацистской прессе крайне правого толка прозвище «Черчиллевский прихвостень». Вайкери тайно надеялся, что его новую статью встретит такой же прием.

Стоял один из тех дней поздней весны, когда, несмотря на яркое солнце в безоблачном небе, воздух все же бывает неожиданно холодным.

Вайкери, прекрасный шахматист (хотя он и ленился участвовать в соревнованиях), ощутил обманчивый характер погоды. Он поднялся, надел вязаную кофту и вернулся к работе.

Яркое солнце создавало ложную картину приятной погоды. Великобритания находилась в осаде, была беззащитной, перепуганной и испытывала крайнюю растерянность. Уже был разработан план эвакуации королевского семейства в Канаду. Правительство ломало голову над тем, как спасти другое национальное сокровище Британии — детей. Их было решено послать в сельскую местность, где они окажутся в относительной безопасности от бомбардировщиков Люфтваффе.

При помощи квалифицированной пропаганды правительство осведомило широкую публику о той опасности, которую представляли для страны шпионы и «пятая колонна». Теперь пришло время пожинать плоды такой политики. Полицейские участки были буквально завалены заявлениями насчет незнакомцев, людей странного облика или похожих на немцев. Добропорядочные граждане подслушивали беседы в пабах, выдергивая из них то, что хотели, а потом спешили с доносами к констеблям. Поступали сообщения о дымовых сигналах, мигающих огнях на берегу и даже о спускавшихся на парашютах шпионах. По всей стране прошли слухи о том, что во время вторжения в страны Бенилюкса немецкие агенты переодевались монахинями, и внезапно монахини оказались на положении подозреваемых. Теперь они старались не покидать пределов стен, окружавших их священные жилища, без самой крайней необходимости.

Миллион мужчин, слишком молодых, слишком старых или слишком слабых для действующей армии, устремились записываться в силы самообороны. Для них не хватало оружия, и потому они вооружались всем, что попадалось под руку: дробовиками, шпагами, ручками от метелок, средневековыми палицами, гуркхскими кинжалами, даже клюшками для гольфа. Тем, кому все же не удавалось раздобыть подходящее оружие, давали совет носить с собой перец, чтобы швырять его в глаза мародерствующим немецким солдатам.

Вайкери, известный ученый-историк, следил за нервными приготовлениями своей нации к войне со смесью огромной гордости и тихой подавленности. На всем протяжении тридцатых годов он предупреждал в статьях в периодике и в лекциях о том, что Гитлер представляет собой серьезную угрозу Англии и всему остальному миру. Но Великобритания, дошедшая до истощения во время предыдущей войны с немцами, была совершенно не настроена воспринимать предупреждения о новом военном конфликте. И вот теперь немецкая армия двигалась по Франции с непринужденностью, достойной поездки на загородный пикник. Скоро Адольф Гитлер станет главой империи, простирающейся от Северного полярного круга до Средиземноморья. И Великобритания, плохо вооруженная и плохо подготовленная, в одиночестве пыталась противостоять ему.

Вайкери дописал статью, отложил карандаш и начал перечитывать ее с начала. Снаружи солнце цвета спелого апельсина изливало свой свет на Лондон. В окно вплывал запах крокусов и нарциссов, росших в садах на Гордон-сквер. К вечеру похолодало, и от этого запаха хотелось чихать. Но ветерок, влетавший в окно, приятно освежал лицо, и от этого даже чай почему-то казался вкуснее. Профессор оставил окно открытым и наслаждался свежим воздухом.

Война вынудила его думать и действовать не так, как раньше. Она заставила его более пристально и даже нежно всматриваться в своих соотечественников, к которым он обычно относился с чувством, довольно близким к форменному отчаянию. Он восхищался тем, как эти люди отпускали шутки, спускаясь в бомбоубежища, устроенные на станциях метрополитена, и тем, как пели они в пабах, чтобы скрыть свой страх. Вайкери далеко не сразу удалось идентифицировать и назвать то чувство, которое он испытывал, глядя на них: патриотизм. На протяжении всей своей жизни, отданной науке, он постепенно пришел к заключению, что это самая разрушительная сила на планете. Но теперь он чувствовал пробуждение патриотизма в своей собственной груди и вовсе не считал себя виноватым из-за этого. Мы воплощаем собой добро, а они зло. Наш национализм имеет оправдание.