Особо сложные дела

Иван Абрамович Неручев

Особо сложные дела

„Авоська“ старого знакомого

В Энской части были сильно обеспокоены. Фашистские стервятники несколько дней подряд бомбили важные объекты. Удивляла их точная ориентировка. Видимо, враг пользовался чьими-то услугами на нашей территории, и наверняка через радиостанцию. Дано было задание пеленгаторной станции прощупать эфир. Предположение подтвердилось: враг свил гнездо в западной части леса, близ высотки, метрах в 600–700 от реки. Передача велась в микрофон шифром на немецком языке.

Вскоре на опушке этого же леса, расположилась боевая часть. Ей и было поручено прочесать лес, поймать шпиона.

Поиски шли напряженно. Осматривали каждое дерево, обыскивали каждый куст. Безрезультатно: лесу не оказалось ни одной живой души. С пеленгаторной станции сообщили: вражеский передатчик смолк в тот момент, когда начались поиски.

Комиссар и командир полка догадались, в чем причина провала операции: они действовали недостаточно осторожно. Раннее утро. Тихо. А сотни людей в тяжелых сапогах пробираются чащей, ломая сухие ветки. Треск и шум — лучшие пособники врагу. Ему было куда податься: огромный лес зажать в кольцо невозможно. Наконец, враг мог перебраться через речку и уйти в город К. Возможно, дозор, посланный на этот участок, запоздал…

На второй день, ранним утром, тем же лесом шли рядовые Даниил Петренко и Михаил Сидоров. Они направлялись к речке с пятиведерным баком, чтобы набрать воды для полевой кухни. Вчера они тоже принимали участие в неудачной облаве на опасного врага. Может быть, поэтому каждый из них с особой остротой думал сейчас о хитром, изворотливом шпионе, прислушивался к шорохам, зорко всматривался в лесную чашу. Куда же шмыгнул, где теперь притаился гад? Кто он и где его постоянное логово?

Открылась гладь реки. Вправо от себя, в полукилометре, у сизого огромного камня, Петренко заметил черную фигуру. Он остановился и молча указал на нее Сидорову. Бойцами мгновенно овладело беспокойство: «Это он… Не упустить бы!».

Жаль, нет у них винтовок. Если это действительно враг, его легко не возьмешь. Бойцы понимающе переглянулись. Петренко указал на пару гранат, подвешенных к поясу. Одну из них передал Сидорову. Оставив бак (дьявол с ней, с водой-то!), бесшумно поползли к загадочной фигуре. Вот она уже отчетливо вырисовалась: мужчина. Он стоял вполоборота к бойцам, слегка наклонившись над зеленой сумкой — «авоськой». Высокий, худощавый, лицо бритое, морщинистое; короткие седые, ежом, волосы. Петренко решил, что это учитель, Сидоров принял его за бухгалтера. Шопотом обменялись первыми впечатлениями. Заметили на камне около старика несколько удилищ… Так вот оно что! Рыболов! Как видно, улов в сумке подсчитывает!.. Всё же решили подползти поближе. Старик тем временем еще ниже склонился над «авоськой», почти спрятал туда свое морщинистое лицо… Чего он ворчит? Слова какие-то мудреные, не похожие на наши, и говорит быстро, без передышки — так рыбу не считают. Наконец старик поднял голову, посмотрел по сторонам, закурил папиросу и стал сматывать удочки.

— Руки вверх! — приказал Петренко, выскочив из кустов с гранатой в руке. Подбежал и Сидоров. Они прижали к камню добродушно улыбающегося старика.

— Экие вы петухи, — не поднимая рук, сказал он спокойно. — Робкого человека до смерти напугать можете…

— Тебе говорят: руки вверх! — повторил команду Петренко. — Не то стрелять буду…

— Стрелять-то чем? Гранатой… Сами еще взорветесь. — И старик протянул руку к гранате Сидорова.

— Не трожь, гражданин! — прикрикнул Петренко.

— Да что вы, товарищи красноармейцы? В своем ли уме?! Напасть средь бела дня на мирного человека… Если вы переодетые бандиты или мародеры, тогда скажите, что вам надо?! Деньги? У меня же ломаного гроша нет. Хотите отобрать удочки или «авоську» — сделайте одолжение… — Старик протянул бойцам и удилища и зеленую сумку.

Красноармейцы растерялись. Нет ничего особенного в этом старичке, разве глаза, — взгляд какой-то тяжелый, неприятный. Шпионы, диверсанты представлялись им в другом свете. В каком — сказать не могли бы, не знали: до сих пор в жизни живого шпиона не видели.

Петренко потребовал от старика документы, тот охотно предъявил их, похвалив бойца за бдительность.

— Мне такая бдительность особенно по душе: я ведь сам усиленно насаждаю ее среди здешнего гражданского населения.

Петренко раскрыл депутатский билет: депутат и заместитель председателя местного городского Совета товарищ Океановский Валентин Викторович… Печать, фотокарточка установленного образца, две подписи…

— А вот мой партийный билет… Нет, в руки не берите! У нас этого не положено. Это дороже, чем гранаты, до которых вы не позволили мне дотронуться… Взгляните сюда! — Старик раскрыл партийный билет. — Обратите внимание, сынки, на мой стаж: он, пожалуй, равен вашему возрасту — с 1921 года…

И снова всё было правильно: подпись, печать, фотокарточка…

— А рыбу удить я большой любитель. Не прогуляюсь зорькой к речке, не подышу утренним лесом — целый день сам не свой, работник уже не тот…

— Всё! — прервал старика Петренко. — Пойдешь с нами. Штаб недалеко — в избе лесника. Там лучше нас во всем разберутся.

Старик рассвирепел. Он не находил слов, чтобы выразить негодование. Это же больше чем неуважение к возрасту, служебному положению, партийному стажу… Отлично! Он пойдет в их штаб и добьется от командира, чтобы бойцов наказали за неслыханное самоуправство и насилие над личностью. Правда, эта канитель, к сожалению, сорвет у него утренний прием трудящихся… Ну что ж! Тем хуже для некоторых.

— Не пугайте, — невозмутимо кинул Петренко. — Тронулись! Погодите, вы сумку обронили…

— А, к чорту ее, — зло отозвался старик, но сумку взял, когда ее поднял Сидоров.

Невольные спутники молча шагали в глубь векового леса.

Сидоров готов был провалиться сквозь землю от всей этой кутерьмы. Он был убежден, что они ошиблись, зря побеспокоили, обидели заслуженного, большого человека. Непонятно, что это стряслось с Петренко, почему он вдруг так заупрямился?

Неважно чувствовал себя и сам виновник «заварухи» — Петренко. Документы и у него не вызывали сомнений, а вот сердце почему-то не сдавалось, оно сильно билось и словно сигнализировало: «Он, он, он, он!..»

Когда Океановского привели в штаб, произошел конфуз:

— А, старый знакомый! Мое почтение. Валентин Викторович! — задушевно воскликнул начальник штаба. — Какими судьбами в нашу берлогу?

Начштаба Веселов познакомился с Океановским на деловой почве, не раз бывал у него в служебном кабинете и не раз пользовался его покровительством при получении материалов, необходимых для своей части.

Океановский тотчас с нескрываемым возмущением стал объяснять причину своего невольного появления в штабе.

Петренко побагровел, потупил глаза. Нечего сказать — поймал шпиона. И задаст же командир, что называется по первое число, разделает под орех, осрамит перед всей частью. Но что делать с сердцем?! Оно настойчиво выстукивает. «Он, он, он, он…» Как доказать свою правоту?

Старик продолжал сетовать на бойцов, на их невоспитанность, бестактность, грубость…

Начштаба, не дослушав Океановского, резко предложил Петренко выйти. Петренко сделал робкую попытку оправдаться.

— Красноармеец Петренко, не заставляйте напоминать устав!

— Есть, товарищ начштаба, не заставлять напоминать устав! — отчеканил Петренко. Козырнул, круто повернулся и вышел из штаба.

Выйдя из штаба, он бросился разыскивать комиссара. Обида ли, боязнь ли упустить врага, а возможно и сочетание двух этих чувств подействовали на Петренко. Ему разом сделалось ясно, зачем «колдовал» старик над «авоськой», почему пытался ее «потерять»… А эти слова на незнакомом языке! Рассказывал же бойцам комиссар, что на днях в прифронтовой полосе политрук одного боевого подразделения в противогазе прохожего оборванца обнаружил радиостанцию. Оборванец оказался крупнейшим лазутчиком…