Особо сложные дела

Подсудимая признала основное — шпионаж. Однако, признав свое преступление, она всеми доступными ей средствами старалась смягчить свою вину. Основным оружием для этой цели она избрала старое испытанное средство — игру на искренности, на чистосердечном раскаянии. Да, да, самая настоящая игра. И это не трудно доказать.

Подсудимая полюбила. Любовь ее к «чуткому» землемеру совпала по времени с горем — со смертью матери. Возможно; тут ничего противоестественного нет. Но вот подсудимая узнала о страшном, узнала, что муж вовсе не землемер, а лазутчик. Что обязана была сделать, не только по закону, но и по совести, честная женщина? Разоблачить врага. В этом случае, она, как честно и своевременно раскаявшаяся, была бы отдана под суд, но не как шпионка, а как неосторожно выдавшая мужу государственные секреты Что же сделала подсудимая? Продолжала любить, продолжала подличать, теперь уже сознательно, загородилась боженькой (Между прочим, пора уже всем шпионам и их повелителям сдать в архив этот прием: избит он, затаскан!) Получала щедрые подачки от своего старшего партнера-мужа и жила на вырученные деньги в свое удовольствие. Но вот хозяин повелевает покинуть насиженное место, перебраться в другое и продолжать преступную работу. Почему бы ей не воспользоваться этим моментом, не прийти с повинной? Тут можно было бы говорить о каком-то снисхождении, смягчении ее вины. Сейчас же для этого нет никаких оснований. Больше того, подсудимая предстала перед судом как хитрая и закоренелая преступница. Одни ее приемы чего стоят — например, симуляция покушения на изнасилование. Поставить под удар честного человека, честного офицера, патриота — это мог сделать только человек без стыда и совести. Любой ценой она хотела спасти себя и погубить своего обличителя. Не удалось! Замысел сорвался. Тогда она, по независящим от нее обстоятельствам, перешла на другую роль. Подсудимая упомянула здесь о какой-то непонятной для нее силе, которая изменила ход следствия, которая сделала ее, потерпевшую, обвиняемой, а теперь подсудимой. Эта сила — бдительность наших людей, они получили дополнительные данные, разоблачили врага и спасли честного человека…

Ей ничего не остается, как сделать новую попытку уйти от возмездия. Она надевает тогу смирения, становится в позу полуактрисы, полумонахини. Если раньше подсудимая играла на нашем бережном отношении к женщине, на охране нравственных устоев, на беспощадной борьбе с нарушителями этих устоев, то теперь она играет на другом: у нас в почете честное признание своих ошибок, и мы иногда щадим таких лиц, таких «раскаявшихся грешников». Подсудимая предусмотрительна, но мешают факты. Вот некоторые из них.

Факт первый — подсудимая на новой службе скрыла, что она замужем и что ее дорогой супруг прибыл сюда одновременно с ней.

Факт второй — при обыске у подсудимой нашли записную книжку, о которой она якобы не знала. Содержание записок расшифровать удалось, установлена прямая связь между работой на телеграфе подсудимой и «работой» ее мужа.

Факт третий и последний — исчезновение мужа, который настолько был осторожен, что скрыл от любимой супруги свой адрес…

Конечно, после таких красноречивых фактов ничего не остается, как изображать из себя невольную грешницу и каяться перед судом, народом и господом…

Нет, не уйти подсудимой от расплаты. Факты изобличают ее как выродка, как заклятого врага!

Подсудимая от речи в свою защиту отказалась. Пусть суд выберет сам из ее объяснений всё, что говорит в ее пользу, пусть взвесит на весах правосудия добро и зло, взвесит и вынесет справедливый приговор.

В последнем слове подсудимая ограничилась небольшим заявлением:

— Может быть, гражданин прокурор и прав, может быть, я не достойна пощады.

Скомканный беленький платок с буквой «А» на трех углах был нервно зажат в кулаке.

Антонина Адольфовна Алябьева добавила:

— Мое тяжкое преступление не позволяет мне просить о пощаде. Чувствую всем сердцем, что вы не можете пощадить меня…

На этот раз сердце ее не ошиблось, впервые подсказало ей суровую правду.

„Секретный сотрудник“

Марии минуло 27 лет. Она считала себя потерянной для семейной жизни. Кому нужна такая некрасивая: коренастая, большеголовая, широкоплечая! А руки? Такими ручищами впору дубовые брёвна катать. Кто может подумать, что она, Мария, кончила институт иностранных языков и успешно преподает в средней школе? Нет, не случайно ее не замечают мужчины. Увы, как видно, главная сила женщины — ее внешность, привлекательность…

Мать Марии думала иначе. Она решительно не признавала невзрачной наружности дочери. Девка что надо: здоровьем так и пышет, на все руки мастерица, в городской газете портрет недавно поместили, всюду хвалят ее Марию, не нахвалятся. Что же еще надо? С лица воды не пить — это давно известно. Вся беда в том, что Мария скромна.

Однажды — это было в первые дни войны с Финляндией — мать сказала:

— Пора тебе, родная, взяться за ум, самой поискать свое счастье. Оно ведь, счастье-то, не только в учености, не только в работе…

Мария смотрела на мать с недоумением:

— Я не понимаю, о каком счастье ты говоришь?

— Что ж тут непонятного? Чует мое сердце, что ты в девках останешься. Всё молчишь, всё ждешь, а теперешний мужчина любит, чтоб женщина сама проявила к нему интерес.

Мария нахмурилась:

— Вот что, мама, у каждого человека свое счастье. Прошу тебя: не будем больше говорить о моем замужестве…

Случилось так, что вскоре после этого разговора в столовой к Марии подсел молодой человек. Он был недурен собой, что-то располагающее светилось в его умных, ласковых и добрых глазах. Он показался Марии не то грустным, не то застенчивым.

Вспомнив разговор с матерью, она подумала: «А почему бы мне, в самом деле, вот сейчас, сию минуту, не заговорить с этим молодым человеком? Может быть, у нас нашлись бы общие взгляды, вкусы, интересы?.. И почему, собственно, знакомство должны начинать мужчины? Откуда у них это право, кто его закрепил за ними? Пожалуй, мать права — надо самой искать свое счастье».

И Мария, подавив смущенье, обратилась к молодому человеку:

— Простите… который час?

Спросила и вспыхнула…

Молодой человек ответил. Ответ его прозвучал просто, непринужденно.

Завязался разговор. Вскоре они беседовали так, словно были давно знакомы. Анатолий Яковлевич Суров оказался милым добродушным парнем.

Они вместе вышли из столовой, продолжая спор о стихах Есенина: Толя Суров целиком отвергал поэта за упадочничество, Мария, наоборот, защищала его за глубокие лирические чувства. Подошли к трамвайной остановке.

— Жаль, что мы не можем закончить беседу, — сказала Мария, — мне надо ехать.

— Я тоже жалею, — отозвался Суров, — у вас очень интересные мысли. Честное слово! Если не возражаете, мы как-нибудь продолжим нашу беседу…

Мария засмеялась:

— Не возражаю.

— В таком случае завтра в те же часы и в той же столовой… Хорошо?

— Согласна. До завтра!

Они расстались, крепко пожав друг другу руки.

На следующий день молодые люди снова вместе обедали в столовой. После обеда долго гуляли по городу, продолжили свой спор и чувствовали, что он доставляет им обоим большое удовольствие.

Прощаясь со своим новым знакомым, Мария смущенно спросила:

— А что, Толя, если я приглашу вас к себе на чашку чая, познакомлю с мамой?

— Если пригласите, приду…

Он смотрел на нее своими добрыми глазами и улыбался. Улыбался по-хорошему, и Мария почувствовала, что ее сердце готово раскрыться навстречу большому чувству.

Мария ничего не сказала матери о своем новом знакомстве. Если придет, увидит сама. Тайком от нее приготовилась к встрече — купила торт, конфеты, фрукты, даже бутылку вина.