Капкан на честного лоха

стальные.

– Смотрите, – он показал пальцем вперед.

На невысоком пригорке стояло несколько черных от старости домов, рубленных из ели и крытых тесом. Из трубы ближнего дома поднималось дымное облачко, тускло светились окна, но не электрическим светом. Видимо, в избе горела одна или несколько керосиновых ламп.

Собаки не лаяли, от человеческого жилья тянуло не теплом, а гнилым запустением, будто здесь вовсе и не люди живут, а семьи упырей. Климов смотрел на избы из-за плеча Цыганкова. Холодок неосознанного страха вдруг пробежал от шеи до самых пяток.

Климов повернулся к Урманцеву, тронул его за плечо.

– Обойдем стороной?

Урманцев в задумчивости поскреб пальцами заросший щетиной подбородок.

– Цыганков на разведку сходит.

– Почему опять я? – Цыганков выпучил глаза.

– Иди, не торгуйся, – поморщился Урманцев. – Некогда нам торговаться.

Цыганков сбросил на землю мешок, пригибаясь к земле, стал подниматься на пригорок. Он пролез под продольной перекладиной забора, никем не замеченный, прокрался к избе. Поставил стоймя высокое толстое полено, забрался на него ногами, заглянул в освещенное окно и пошатнулся, чуть не грохнулся вниз.

Посередине комнаты, точно под верхней балкой, стоял самодельный стол, покрытый плюшевой скатертью и застеленный сверху сухой соломой. На столе лежал бородатый мужик, совершенно голый, с костлявым синюшным лицом. С первого взгляда понятно – жмурик. К дальней стене прислонили струганную крышку гроба. Цыганков пригляделся. А крышка-то не простая, полностью вытесанная из колоды.

Над трупом стояли ещё три мужика, тоже бородатых. Один опустил нос в толстую книгу и, не отрываясь, нараспев бубнил молитву.

Тот, что помоложе, держал тазик, полный воды. Третий мужик, самый старый, седой, макал руку в воду и обтирал покойного тыльной стороной ладони. Закончив обмывание, старик достал из кармана штанов моток суровых ниток. Отрывая от мотка кусочки, перевязывал ими коленные суставы, локтевые сгибы, предплечья. Закончив с обмыванием и нитками, старик подошел к гробовой крышке, оторвал от неё щепку и этой щепкой принялся расчесывать волосы мертвеца.

Придя в себя после первого потрясения, Цыганков разглядел некоторые детали. Вход в комнату был загорожен самотканой холщовой простыней. Ни люстры, ни лампочки под потолком не было. По углам на лавках расставили керосиновые лампы, освещавшие комнату.

Старик достал из кармана красненький матерчатый пояс. Минуту постоял с закрытыми глазами, прошептал что-то себе под нос. Затем просунул руку под труп, повязал поясок на голое тело, но узла не сделал.

Покончив с этим делом, мужики приподняли труп, натянули на него штаны, носки и длинную рубаху. Подняли на стол гроб, переложили в него покойника, расставили и зажгли по углам гроба и на его середине шесть свечей. Повернули труп ногами к углу с иконами. Затем старик взял из рук молодого мужика церковную книгу и принялся читать пластырь. Простыню, закрывавшую дверь сняли, в комнату вошли четыре женщины и один мужик.

Цыганков