Горячие деньги

– Где она была и когда ты ее видел в последний раз?

Малкольм с тревогой спросил:

– Но они ведь испортились за столько лет?

– Скорее всего, нет.

Он пожал плечами, как будто извиняясь.

– Они в кабинете. Ты же знаешь, у меня там такой беспорядок. Кое-что я так и не смог найти. Я всегда запрещал там убирать.

– И Мойре?

– Она туда не добралась!

– А где в кабинете? – Я вспомнил, какой бардак был на отцовском столе, когда я искал его паспорт. Весь кабинет был точно такой же.

– Где-то между книгами в стеклянном шкафу. В нижнем ряду, у правого края. И когда дверь закрыта, ее не видно. Среди сочинений Диккенса. – Его лицо расплылось в довольной улыбке. – Господи, я вспомнил! Я поставил ее туда потому, что на крышке было написано «Лавка древностей»!

Я прикрыл лицо рукой, стараясь не засмеяться. Старшему инспектору это очень понравится. Малкольм рассудительно сказал:

– Там, за стеклом, она спрятана вполне надежно. Никто не мог случайно ее оттуда достать, правда? Вот где эти детонаторы!

Я подумал, что вряд ли они до сих пор там, но не стал этого говорить. Сказал:

– Стекло в шкафу разбилось.

Малкольм расстроился. Сказал, что это шкаф его матери и все книги тоже.

– Когда ты видел там коробку?

– Понятия не имею. Кажется, не очень давно, но время бежит так быстро…

– После смерти Мойры?

Отец наморщил лоб.

– Нет, по-моему. Вспомни, перед этим я неделю или чуть больше не жил в Квантуме – я не мог оставаться с ней в одном доме, а эта стерва уперлась и ни в какую не хотела сдвинуться с места. Перед этим я как раз искал что-то среди книг. Не там, где Диккенс, на две-три полки выше. Не помню уже, что я искал, но, если встану возле шкафа, – вспомню обязательно. Значит, где-то месяца три назад.

Я отпил кофе и задумался.

– Наверное, сейчас шкаф сдвинули с места из-за ремонта, книги вынули…

Малкольм насмешливо прервал меня:

– Не смеши меня! Этот шкаф весит больше тонны, и книги никогда оттуда не вынимали. Ремонт делают вокруг шкафа или вообще не делают, если только я не разрешу. Мойра хотела заставить меня убрать все оттуда, чтобы выкрасить кабинет в зеленый цвет. Я ей не разрешил. У нее был весь остальной дом. А эта комната – моя.

Я задумчиво кивнул. Приятно сидеть вот так на солнце. Кто-то загорал, какой-то ребенок купался в бассейне, официант в белом костюме нес чей-то еще завтрак. Ничто не напоминало о развалинах Квантума.

С этого тихого воскресного утра до среды мы с Малкольмом наслаждались одиночеством, ездили по окрестностям Лос-Анджелеса, в Голливуд и Беверли-Хиллз. Отец нанял шикарный длинный лимузин. Мы, как обычные туристы, вертели головами по сторонам, разглядывали заморские диковинки. Днем заезжали на ипподром в Санта-Аните, обедали в ресторанах вроде «Ле Шадони».

Я постепенно рассказывал ему, что творится в семье, понемногу, не сгущая красок и ничего не преувеличивая, всякий раз прерываясь, когда Малкольм начинал проявлять беспокойство.

– Дональд и Хелен могли отдать своих детей в обычную государственную школу, – сдержанно сказал Малкольм.

– Может, и так. Но сам Дональд учился в Мальборо, и ты тоже. Дональд хотел для своих мальчиков самого лучшего. Он изо всех сил старается дать им то же, что ты делал для него без особых затруднений.

– Он просто сноб, раз выбрал для них Итон.

– Возможно, но учеба в Мальборо стоит не меньше.

– А что, если это Дональд с Хелен пытались меня убить?

– Если бы им хватало денег, не было бы и соблазна.

– Ты и раньше это говорил, или что-то подобное.

– Ничего не изменилось.

Мы как раз ехали по Бел-Эйр к ипподрому. Малкольм разглядывал улицу из окна лимузина.

– Посмотри, дома прилепились на скалах над самым обрывом! Нужно быть сумасшедшим, чтобы жить в таком месте.

Я улыбнулся.

– Наверное.

Малкольму сразу понравился ипподром Санта–Аниты. Мне тоже. Он просто не мог не понравиться. Королевские пальмы у входа поднимались к небу на сотни футов, длинные оголенные стволы с пышными султанами листьев на верхушке, темно-зелеными на фоне голубого неба. Здания цвета морской волны с башнями и шпилями, на балконах – серебристые металлические ограждения в форме пальмовых листьев, на окнах – узорные золотистые решетки. На первый взгляд это больше походило на дворец, чем на ипподром.

Рэмзи Осборн дал Малкольму кучу наставлений и рекомендаций, и его хорошо приняли в высших кругах Клуба. Он с первой же минуты почувствовал себя там как дома, словно родился и вырос в мире скачек. Я завидовал той легкости, с которой он всегда вписывался в любое общество. Не знаю, как у него это получалось, что давало ему такую свободу, – может быть, он научился со временем, может быть, это из-за его миллионов, может – из-за его особенного чутья на успех.

Пока Малкольм разговаривал с едва знакомыми людьми о большом будущем скрещивания американских и европейских породистых лошадей, я размышлял о вчерашнем телефонном звонке старшему инспектору Эйлу. Из-за восьмичасовой разницы во времени для него это был уже почти вечер, и я даже не надеялся застать его в участке с первой попытки. Но он был на месте и ответил с нескрываемым раздражением:

– Вы звонили целую неделю назад!

– Да, извините.

– Где вы?

– Неподалеку. Я разыскал отца, – ответил я. Его голос звучал в трубке так ясно, будто он говорил из соседней комнаты. Наверное, меня он слышал так же хорошо, значит, он даже не догадается, что я не в Англии.

– О Господи!

Я рассказал инспектору, где Малкольм спрятал детонаторы.

– Среди сочинений Диккенса, на месте «Лавки древностей» – такая же надпись на коробке.

Потрясенный инспектор долго молчал, потом выдавил:

– Невероятно!

– Все книги старинные, полные собрания сочинений в кожаных переплетах. Поэты, философы, романисты – все это собирала когда-то моя бабушка. Мы иногда брали книги почитать, но каждый раз ставили на место. Отец хорошо нас вышколил.

– Вы хотите сказать, что любой, кто брал почитать книги, мог наткнуться на детонаторы?

– Видимо, да – они же стояли там целых двадцать лет.

– Вы знали, что они там?