Золотой скорпион

Тимур позвонил домой Кузе и, убедившись, что мать вернулась домой и больше никуда пока не собирается, поехал в университет. Марина ждала его на кафедре.

– Ничего нового не слышно? – спросила она.

– О чем?

– О маньяке. Я каждый день боюсь, что приду на работу, а на стройке или здесь еще кого-нибудь убили. Так страшно! Вот сейчас ждала тебя, а в коридоре то шаги, то шорохи. Думаю, вдруг это убийца за мной идет…

Тимур обнял девушку и прижал к себе.

– Знаешь, я думаю, совсем чуть-чуть осталось. Я не буду пока все рассказывать, это тайна следствия, но того, кто убил Быр-Быра вот-вот поймают.

– Правда?!

Каримову показалось, что Марина больше испугалась, чем обрадовалась. Наверное, ей вспомнился тот самый момент, когда она увидела труп.

– Тима, а я видела, тебя ректор вызывал на следующий день после того, как Давыдова убили, может он кого-то подозревает? Говорят ведь, что его кто-то из наших, из университетских убил. Тебе ничего такого Садовский не говорил?

– Нет, он мне рассказывал, что видел, кто с Давыдовым за бумагой пошел.

– Кто? – Марина совсем перепугалась, даже побледнела.

– Говорит, Зайцев. Они якобы ругались в приемной из-за бумаги для принтера, Зайцев сказал, что Быр-Быр все растащил, что у него зимой снега не выпросишь. А потом пошел с ним в кладовку.

– Да это неправда!

– Конечно, неправда, – согласился Тимур. – Просто ректор решил воспользоваться моментом, чтобы подставить соперника, и выдумал все про эту ссору.

– Не выдумал. Они и правда ссорились, и за бумагу Зайцев на Давыдова наорал, я сама слышала. Только это было не в обед, а рано утром. И никуда Зайцев не ходил, потому что я ему сразу пачку бумаги из своих запасов с кафедры принесла. А Быр-Быр пообещал, что он мне потом возместит… Ой, получается, что это он для меня бумагу доставал? Значит, это из-за меня…

– Марина, ты что! Что ты такое говоришь, почему из-за тебя?

– Так ведь бумага!..

– Да если его хотели убить, его все равно бы убили, не в кладовке, так в кабинете. Это же явно преднамеренное убийство. Ты здесь совершенно ни при чем. Ведь не ты же помогала преступнику заманить Давыдова в кладовку.

Но, несмотря на его утешения, девушка расплакалась, прижавшись к груди Тимура. В этот момент он почувствовал себя очень сильным и способным защитить Марину от любых опасностей, вот только как заставить ее не плакать, он не знал.

Маша Рокотова в это время кормила поздним обедом Кузю и Митю Гуцуева. Когда она вернулась домой, мальчишки, сидя в «детской» увлеченно спорили о каком-то спорте, кажется, альпинизме. Кузя утверждал, что капроновая веревка крепче, а Митька кричал, что пеньковая не так режет руки и по капрону Кузя точно грохнется вниз, как мешок. Хорошо, что у нас нет гор, подумала она, а то еще полезли бы проверять. Как все-таки здорово, что они подружились, Гуцуеву явно не хватает друзей, он такой замкнутый, нелюдимый, угрюмый. А ее Кузька – просто фонтан оптимизма, он должен хорошо повлиять на мальчишку.

– Мить, а воспитательница знает, что ты у нас? – спросила Маша, накладывая Гуцуеву добавки.

– Знает, – ответил за него Кузя. – Под мою ответственность отпустила. Это же не Лариса Ивановна, она сейчас в лагере, а Ольге Юрьевне и малышни хватает.

– Меня скоро в лагерь отправят, – вздохнул Митька. – Эх, хорошо бы мне опять заболеть или сломать чего-нибудь.

– Да ты что, Митя! – воскликнула Рокотова. – Разве можно такого себе желать? Да еще из-за лагеря. Уж если тебе так сильно не хочется туда ехать, давай напишу заявление, чтобы тебя нам в семью на остаток лета отдали.

Она сказала это машинально и сначала даже испугалась своих слов, но потом поняла: так будет лучше, присутствие в ее доме Митьки Гуцуева сразу добавит ей столько новых забот, что горевать о Павле будет просто некогда.

Гуцуев смотрел на нее настороженно, он даже забыл о ложке, которую так и не донес до рта.

– Вы это серьезно? – спросил он.

– Серьезно. Только ты должен мне пообещать, что убегать не станешь.

– Обещаю, – кивнул Митька.

– Ура! – заорал Кузя. – Так, куда тебе поставить кровать? Надо купить. Или нет, будешь спать на моей, а я на раскладушке.

В Митькину тарелку капнула большущая слеза.

Зазвонил телефон, и Маша пошла в прихожую. Звонил Садовский.

– Маша, ты прости меня, – сразу начал извиняться он. – Я был совершенно не в себе из-за этого провала. Это ужас, это кошмар какой-то. Такого позора я еще никогда не испытывал. Как жаль, что тебя не было рядом, ты бы не допустила, ты бы помогла…

– Виктор Николаевич, помогать я могу только тому, кто хоть что-нибудь делает. Вы же совершенно меня не слушаете, так что же я могу одна сделать?

– Но я старался, я делал.

– Почему вы не взяли ту речь, которую я вам написала? – спросила она. – Откуда вы выкопали весь тот бред, который читали на совете?

– Это ты мне его прислала.

– Я!?

– Да. По электронной почте, в прикрепленном файле.

– Не может быть.

– Да точно.

– Вы не удалили письмо?

– Нет. Можешь приехать и убедиться.

– Я не посылала вам такую речь. У меня все тоже сохранилось в папке отправленных документов. Знаете, я как-нибудь подъеду посмотреть прямо на вашем компьютере.

– Маша, а что дальше делать? – как ни в чем не бывало спросил Садовский.

Рокотова растерялась. Дальше? Она ничего дальше с ним делать не собиралась.

– Виктор Николаевич, вы должны меня понять, – начала она, – я не вижу теперь, чем я могла бы вам помочь. Если бы вы прочитали речь, которую вам явно подменили, заранее, еще до совета, и позвонили мне, можно было бы вовремя с этим разобраться. А теперь…

– Как ее могли подменить? – изумился ректор.

– Это вы у своего системного администратора спросите, как ее подменили. Хотя, если он в сговоре с вашими противниками, он вам, конечно, ничего не расскажет.

– Я припугну.

– Попробуйте. Только не увольнением, хороший программист этого вряд ли испугается.

– Так что теперь, Маша?

– Не знаю, – честно призналась она. – Я так понимаю, совет состоялся, теперь большинство в отпусках, потом вступительные экзамены. Сделайте какие-нибудь ремонты за это время…