Тайна желтых нарциссов (сборник)

Она исчезла на пару минут и вернулась назад уже не одна. Миссис Ориел привела с собой высокую и довольно симпатичную девушку со светлыми кудряшками и розовыми щечками — явно занимается плаванием и теннисом.

— Это Элизабет Пиджен. Она, возможно, будет вам полезна. Дорогая, мы хотим тут отыскать некую миссис Феннан, члена нашего клуба. Как будто ты мне что-то о ней рассказывала?

— О да, Лудо, да! Она безумно музыкальная или, как мне кажется, должна быть музыкальной, потому что всегда приносит с собой свою папку. Она безумно худая и странная. Она иностранка, ведь правда, Лудо?

— Почему же странная? — спросил Мендель.

— Видите ли, когда она приходила в последний раз, она вдруг такую бучу подняла по поводу соседнего места. Оно тоже было зарезервировано, конечно, но столько времени уже прошло тогда после восьми. Миллион народу рвался на премьеру, ну, я и продала это место. А она все твердила, что этот человек обязательно придет. Он, видите ли, всегда приходит.

— И что же, он пришел?

— Нет. Я продала бронь. Она, должно быть, так расстроилась по этому поводу, что ушла после второго акта, даже свою папку для нот забыла в гардеробе.

— Этот человек, которого она ждала, о котором говорила, что он обязательно придет… — осторожно спросил Мендель. — Они, что, были друзья?

Лудо Ориел многозначительно подмигнула Менделю.

— Ах, Боже мой, ну, конечно, они же были муж и жена, разве нет?

Мендель с минуту смотрел на нее, а потом улыбнулся:

— Где бы нам раздобыть стул для Элизабет?

— Ах, благодарю вас, — сказала жеманным голосом Недотрога и присела на краешек старого с облупленной позолотой стула, близнеца того кресла для суфлера. Она положила себе на колени красные большие руки и наклонилась, не переставая улыбаться, вперед, счастливая оттого, что является центром внимания присутствующих. Миссис Ориел глядела на нее с нескрываемой злобой.

— Из чего вы заключили, Элизабет, что этот человек был ее мужем? — В его голосе появилась жесткая нотка, которой раньше там не было.

— Знаете, появляются они каждый в отдельности, врозь то есть, но, как мне кажется, они выбрали места в отдалении от других членов клуба не случайно, потому что они муж и жена. И он тоже всегда приходит с папкой для нот.

— Понятно. Что еще вы можете припомнить о том вечере, Элизабет?

— Ну, много чего. Понимаете, мне было так неловко, я так переживала из-за того, что она ушла расстроенная, не досмотрев представление до конца. Потом, позднее, она позвонила. То есть, я хочу сказать, эта миссис Феннан нам позвонила. Она назвалась, сказала, что забыла у нас свою папку для нот. Она и номерок на нее потеряла и была в ужасном состоянии, то есть волновалась безумно. Вроде даже плакала — так мне показалось. С ней там еще кто-то был: я слышала чей-то голос. А потом она сказала, что за папкой заедут, если, конечно, можно получить ее так — без номерка. Я сказала, что можно, разумеется, пусть приезжают, и через полчаса приехал мужчина. Такой мужчина, ну просто супер! Высокий блондин.

— Так-так, — сказал Мендель, — большое вам спасибо, Элизабет. Вы нам очень помогли.

— Ах, я рада, всегда рада помочь. — Она встала со стула.

— Кстати, — сказал Мендель, — не был ли заехавший за ее папкой тем самым человеком, что раньше сидел с ней вместе во время спектаклей, а?

— Да, это был он. Ой, простите, я забыла сказать об этом.

— Вы с ним разговаривали?

— Да нет, ну что-нибудь вроде «а вот и вы», больше ничего.

— Не помните случайно, как он говорил, какие-нибудь особенности голоса?

— Ну, выговор такой… иностранный, как у миссис Феннан — она ведь иностранка. Я думаю, отсюда и все ее странности, беспокойство, слезы, возмущение — все от иностранного темперамента.

Она улыбнулась Менделю и, задержавшись на мгновение, вышла из комнатки походкой Алисы из сказки Кэррола.

— Корова, — еще раз отрекомендовала ее миссис Ориел, глядя на закрывшуюся за девушкой дверь. Она повернулась к Менделю. — Что ж, надеюсь, вы получили достаточно сведений на ваши пять фунтов.

— Я тоже так думаю, — ответил Мендель.

11. Малореспектабельный клуб

Мендель застал Смайли сидящим в кресле и полностью одетым. А Питер Гиллэм вольготно расположился на кровати. В руках у него была бледно-зеленая папка. За окном угрожающе чернело небо.

— На сцене появился третий убийца, — прокомментировал Гиллэм появление Менделя.

Тот присел на уголок кровати и улыбнулся Смайли смущенно и счастливо. Хотя толстяк, по правде говоря, выглядел бледным и озабоченным.

— Мои поздравления. Приятно видеть вас снова на ногах.

— Благодарю. Боюсь, правда, вы не стали бы приносить мне поздравления, если бы увидели меня в стоячем положении. Я чувствую себя слабым, как котенок.

— Когда вас выписывают?

— Уж не знаю, что они там думают на этот счет…

— А разве вы не спрашивали?

— Нет.

— Вообще-то знать бы не мешало. Я тут притащил кое-что. Еще не знаю, что бы это значило, но что-то за этим есть.

— Ну-ну, — заметил Гиллэм, — у каждого из нас есть, что сообщить друг другу. Разве это не замечательно? Джордж тут разглядывал мой семейный альбом, — он слегка приподнял бледно-зеленую папку, — и, представьте, увидел немало старых знакомых.

Мендель почувствовал себя озадаченным и, видимо, несколько отставшим от развития событий. Смайли высказался по этому поводу так:

— Я вам все расскажу по порядку завтра вечером. За обедом. В клубе. Утром я выписываюсь, что бы они там ни говорили. Мне кажется, мы нашли как самого убийцу, так и много всякой всячины впридачу. Ладно, выкладывайте, что там у вас. — В глазах его почему-то не было торжества — одна озабоченность.

Членство в клубе, к которому имел честь принадлежать Смайли, вряд ли могло считаться каким-то особенным достижением, и прежде всего у любителей обнаружить свое имя в фолианте «Кто есть кто». Клуб был основан молодым ренегатом из Джуниор Карлтон по имени Стид-Эспри. Это ему сделал нашумевшее внушение секретарь Карлтона за богохульство в присутствии важной шишки — епископа из Южной Африки. Юный же охальник, проявивший такое неуважение к представителю высокого клира, нимало не смутясь, уговорил свою квартирную хозяйку, бывшую таковой еще в оксфордские времена, покинуть свое тихое пристанище в Холлиузлле и перебраться в две комнаты и погребок на Манчестер сквер, которые предоставил в его распоряжение один из денежных родственников. Первоначально в число членов новообразованного клуба входили всего сорок человек, плативших в качестве ежегодного взноса пятьдесят гиней. К моменту повествования их осталось всего тридцать один. Никаких женщин, никакого устава, никаких секретарей, а главное — никаких епископов. Вы могли пожевать сандвич, выпить бутылочку-другую пива, могли просто заказать сандвичи и ничего не пить. Короче, до тех пор пока вы были в разумной степени трезвы и не слишком активно совали свой нос в дела других присутствовавших, никому не было ни малейшего дело до того, как вы одеты, что вы делали или говорили, кого вы с собой привели. Миссис Стерджен теперь уже не колдовала в баре и не приносила вам сама отбивную за столик у огня в погребке, а величественно наблюдала за ритуальным священнодействием двух отставных сержантов из какого-то дальнего пограничного полка.

Вполне естественно, что большинство членов были сокурсниками Смайли (плюс-минус один год) по Оксфорду. С самого начала предполагалось, что клуб рассчитан только на одно поколение, что он будет стареть и умрет вместе со своими членами. Война унесла Джибиди и некоторых других, но никому и в голову не приходило предложить избрать новых членов на место погибших. К тому же заведение теперь перешло в собственность членов клуба, ставшего вполне платежеспособным, а миссис Стерджен была обеспечена спокойная старость.

Был субботний вечер, в погребке собралось не больше полудюжины посетителей. Смайли заказал обед. Столик накрыли в кирпичной нише погребка, где под крутыми сводами жарко пылал угольный камин. Они сидели в одиночестве, на столе были филей и кларет, а снаружи беспрерывно шелестел английский дождь. Всем троим показалось, что мир в этот вечер — приличное и безмятежное место для существования, несмотря на те странные и зловещие обстоятельства, что собрали их сейчас вместе.