Из собрания детективов «Радуги». Том 2

— А, прекрасно! — воскликнула Анна Карла. Разумеется, она знала, что музей закрывается в два часа. Бонетто и сам это прекрасно знал. И сказала, что ей тоже в три надо уехать. — А вы не хотите с нами пообедать? — бросила она Массимо, словно невзначай.

Тот вопросительно посмотрел на Лелло.

— Вообще-то, — сказал Массимо, — мы с Лелло совсем мало побродили по рынку. Но уже поздно… Да и пообедать нам где-то надо. Так что…

Лелло угрюмо молчал.

— Тогда сделаем так, — торопливо сказала Анна Карла. — Вы еще немного погуляйте. Я тем временем подгоню сюда машину и позвоню домой, чтобы меня не ждали к обеду. А потом встретимся на этом же месте.

— Либо на Коттоленго, — предложил Бонетто. — Ведь Шейла еще не видела пьяцца Коттоленго.

— Хорошо, — сказала Анна Карла, посмотрев на часы. — Значит, в час на пьяцца Коттоленго?

— Да, — сказал Массимо, не глядя на Лелло.

Анна Карла ушла, после чего Шейла и американист направились к Коттоленго. Старик продавец вернулся в свою лавку.

Лелло с горькой усмешкой рассматривал закопченные картины.

— Прости, — сказал он наконец, повернувшись к Массимо, — какая в этом была необходимость?

Массимо ощутил смертельную усталость и давящую тяжесть в плечах. Он попытался любезно улыбнуться в ответ, но смог лишь криво и почти злобно усмехнуться.

— В чем? — сухо спросил он.

Лелло растерялся и сумел выдавить из себя только робкую, укоризненную улыбочку.

— Ну, обедать вместе с ними, — и на ходу ласково взял Массимо под руку. — Ведь мы и минуты не побыли вместе.

Массимо ничего не ответил.

Главное — сохранять спокойствие, подбодрил себя Лелло. Не будем делать из этого трагедии. Скорее всего, Массимо чем-нибудь расстроен, а может быть, всему виной погода. Он и сам утром проснулся в скверном настроении из-за резкой перемены погоды.

— Кстати, ты мне ничего еще не рассказал о твоей вчерашней поездке. Как там наша виллочка? — игривым тоном заговорил он.

— Ну, ремонт подвигается, — ответил Массимо, высвободив руку, чтобы переложить плащ.

— Вот как?

— Основные работы уже закончены. Но ты же знаешь, как всегда бывает с внутренней отделкой. То с одним задержка, то с другим.

— А-а, понятно, — протянул Лелло.

Он хотел было спросить, будет ли все-таки ремонт закончен к июню. Но почувствовал, что лучше не досаждать Массимо расспросами. Наверно, он из-за этих самых задержек и нервничает.

— Главное, чтобы были вода и свет. А если останется отделать стены или что-то там докрасить, то с этим на время можно смириться, не правда ли, Массимо?

— Что? А, конечно. Вода уже есть.

— Вода? — удивился Лелло.

— Да, а вот с электроустановкой дела неважные. Не мне тебе рассказывать, как это обычно происходит. Электрик сваливает вину на столяра, тот — на землемера, а землемер не торопится. В итоге работа стоит.

— Но разве в прошлый раз ты мне не говорил, что… — Лелло запнулся на полуслове. Помнится, Массимо ему говорил, что электрическая установка уже работает. Может, он ослышался или что-то спутал. Лелло остановился. — Впрочем, мне просто показалось… Кстати, о землемерах, — переменил он тему разговора. — Я вовсе не такой дурак, каким, видно, меня считают твои друзья.

Массимо засмотрелся на длинные ряды керамических блюд, по большей части разбитых, которые вперемешку с другой посудой лежали на длинном куске грубого полотна.

— Что?… Какие друзья?

— Этот твой Бонетто.

— Да я с ним почти незнаком. Что он тебе такого сделал?

— Начнем с того, что я на его лекции чуть не подох с тоски. И потом, сколько в нем самодовольства, надменности. Слова нельзя сказать, чтобы он… В своей области он, возможно, и знаток, но, к примеру, в итальянской литературе совсем не разбирается.

— Не разбирается, совсем?…

— Да, совсем. Но что с тобой? Ты устал? Хочешь, вернемся к машине?

— Нет-нет. Я залюбовался этим керамическим блюдом. Красивое, не правда ли?

— Какое?

— Вон то, с желтовато-синим ободком. Жаль, что от него уцелела лишь половина.

— Да, жаль… И эта Шейла! Смотрела на меня, словно учитель на нерадивого ученика, как будто это я сказал, что та мадонна — семнадцатого века. Конечно, в живописи я не слишком хорошо разбираюсь, но отличить старинную картину от современной мазни все же в состоянии.

Они пошли дальше по быстро пустевшему переулку.

— Кстати, раз уж мы заговорили о землемерах. Помнишь мою гипотезу о причинах убийства Гарроне?

— О причинах чего?… А, конечно!

— Так вот, это уже не просто гипотеза. Я провел расследование.

— Не может быть! — воскликнул Массимо.

— Нет, может, и нечего заранее смеяться. Не исключено, что в понедельник вы от изумления рты разинете — ты, супруги Ботта, Фольято и все остальные.

— Да? А почему именно в понедельник?

— Это пока секрет… Который час?

Он взглянул на часы и поморщился.

— Дойдем до пьяццетта и повернем обратно? Машину я у Арсенала поставил. Вон в том месте.

Он повернулся и замер.

— Что ты там увидел?

Лелло пожал плечами:

— Так, мне показалось… Словом, ерунда.

Они направились к пьяццетта.

— Ох! — воскликнул Лелло.

— Что это?

— Фонарь от старого фиакра. Идем. Уж его-то я не упущу.

Они перешли через улицу. Кривой и проржавевший фонарь валялся на земле рядом с прочим хламом. Лелло наклонился и поднял его.

— Оригинальный, правда? Надо будет лишь вставить стекло, покрыть черным лаком, и получится чудесная лампа. Верно? — Он повернулся к молодому парню в красной майке, который с мрачным видом курил сигарету, прислонившись к стене.

— Сколько? — Спросил Лелло с таким видом, словно он интересуется лишь из чистого любопытства.

Парень что-то процедил сквозь зубы.

— Сколько? — недоверчиво переспросил Лелло.

— Десять тысяч, — сказал Массимо. — Отдай ему этот фонарь и пойдем.

Лелло насмешливо засмеялся и положил фонарь на прежнее место.

— Вы просто оговорились, не десять тысяч, а десять лир, не так ли? — пошутил он. — Ну назовите же настоящую цену!

Парень ленивой походкой подошел, взял фонарь и бросил его на груду хлама. Вернулся, снова прислонился к стене и закурил.

— Ну и наглец! — прохрипел Лелло.

— Брось, плюнь ты на этот фонарь, — сказал Массимо. — Зачем он тебе?!

Лелло позволил увести себя, но, пройдя несколько метров, обернулся и с яростью повторил:

— Ну и наг… — Не договорив, он вдруг остановился как вкопанный и впился глазами в грузовик, который стоял на перекрестке. — Он до сих пор не ушел!… — с изумлением сказал он.

— Кто? — не понял Массимо.

— Мне и на этот раз не удалось хорошенько его разглядеть, но он явно за мной наблюдал, спрятавшись за грузовик.

— О ком ты говоришь?

— Невероятно! — прошептал Лелло. Еще раз взглянул на грузовик, груженный стульями, и повернулся к Массимо. — О Рино. Он со вчерашнего дня меня преследует.

— Рино?

— Да.

— Не может быть!

— Сегодня ты только и знаешь, что говоришь «не может быть», — сухо заметил Лелло. — Мне не до шуток. Представь себе, вчера вечером…

Они обошли безлюдную площадь и повернули назад.

— Где-то это даже трогательно, — сказал Лелло.

— Пожалуй.

— Но в то же время очень неприятно.

— Надо думать.

— Ты что, мне не веришь?

— Ты о чем?

— О том, что его внимание мне неприятно. По-моему, ты был бы рад, помирись мы с ним, ну признайся!

Массимо ничего не ответил.

Лелло судорожно сглотнул слюну:

— Прости, я пошутил. Но ты сегодня какой-то… чужой.

Массимо угрюмо молчал.

Лелло понял, что взял неверный тон. А главное, сейчас неподходящий момент для выяснения отношений.

— Я сегодня с утра сам почему-то нервничаю, — вздохнув, сказал он. — Может, это от резкой перемены погоды.

— Возможно.

— И потом, этот подонок! Заломить такую цену! Да ему этим фонарем голову мало разбить.