Из собрания детективов «Радуги». Том 2

Он торопливо заплатил за аперитив и вышел на площадь. Если Костаманья притаился где-нибудь за углом, тем лучше. По крайней мере увидит, что Лелло не стал ждать этого наглеца Массимо. Он осторожно огляделся вокруг: мало ли что этому Рино взбредет в голову. Но никого не увидел — ни Рино, ни Массимо. Тротуары вообще были пусты: народ теснился на центральной площади, там, где в ящиках, потрескавшихся чемоданах, а то и просто на парусине или мешковине было разложено старье «Балуна»: ржавая металлическая посуда, облезлые глиняные вазы, замки, связки причудливых ключей.

Лелло, не спуская глаз с кафе, медленно пошел через эту выставку хлама.

Если бы мы договорились с Массимо встретиться на второй площади, я мог бы хоть подождать его у магазинчика «Красивые вещи», где всегда можно отыскать что-нибудь любопытное, с досадой подумал Лелло. Но на второй площади нет кафе. Поэтому он и в записке написал, и по телефону они договорились встретиться у кафе…

Внезапно он понял, что допустил промах. Точно ли, что на второй площади нет кафе? Ну хотя бы второразрядного бара или остерии, где продают лишь вино, но над дверью сохранилась прежняя вывеска «Кафе-вина»? Конечно, для посетителей «Балуна» площадь с кафе — именно та, где он сейчас стоит. Вторую площадь они называют «пьяццетта». Но Массимо в «Балуне» вообще прежде не бывал. Если он пришел на пьяццетта и увидел «Кафе-вина», то вполне мог решить, что здесь и надо ждать.

Лелло резко повернулся, толкнув кого-то, тоже рассматривавшего этот жалкий рынок.

— Пардон, извините, пожалуйста!

— Ничего, — ответила Анна Карла, подняв голову.

Оба несколько смутились. Они были наслышаны друг о друге, но встречались крайне редко, случайно и всегда в присутствии Массимо.

— О, как вы поживаете?! — одновременно воскликнули они.

Массимо, когда его сзади хлопнули по спине и окликнули: «Привет, старина», остановился, но не обернулся. Вобрал голову в плечи, презрительно скривил рот и машинально поправил плащ, который нес на руке. Кто бы ни был этот болван, который обратился к нему с отвратительной фамильярностью, принятой среди служащих, он ему не ответит, и тот быстро отвяжется.

— Ну-ну, не обижайся! Это я нарочно, чтобы тебя позлить, — сказал Федерико.

— А, это ты, — со вздохом облегчения сказал Массимо.

Неудержимый людской поток увлек их за собой.

— Порой я задаюсь вопросом, что с тобой дальше будет, — сказал на ходу Федерико. — Ведь ты становишься все более раздражительным, замкнутым, настоящим брюзгой. Подумай, что с тобой будет в старости.

— Почему я должен об этом думать?

— Да потому, что, замыкаясь в себе, ты останешься совсем одиноким, бедный мой Массимо. Старым и одиноким среди равнодушной толпы. Без единого друга или знакомого, который бы хлопнул тебя по плечу и крикнул: «Привет, старина!»

— Это уж точно. Я ни разу не видел, чтобы старики хлопали друг друга по плечу с возгласом «Привет, старина!».

— Да, верно… Но ты чем-то расстроен? Какие-нибудь неприятности?

— Нет, все более или менее в порядке, — ответил Массимо. — Кстати, как ты здесь оказался? Ведь с твоей приятельницей из Бостона должна была поехать Анна Карла.

— Да, она тоже тут. Вернее, была, потому что куда-то исчезла. Мы договорились с ней встретиться попозже в кафе на площади.

— В каком кафе? На какой площади? Мне Лелло… ты знаешь моего друга Лелло?

— Знаю.

— Так вот, Лелло мне сказал: «Встретимся в кафе», точно здесь одно-единственное кафе. И вот я добрых полчаса прождал его в грязной дыре на маленькой площади и лишь сейчас узнал, что на другой площади тоже есть кафе.

— Ох уж эти женщины! — брякнул Федерико, который в этот момент думал об Анне Карле. — Между прочим, поскольку ты ее большой друг…

— Кого?

— Анны Карлы. Разве она не исповедуется тебе во всем?

— Ну, не совсем, но…

— Может, ты знаешь?… Сегодня утром она показалась мне немного странной.

— Неужели? В каком это смысле?

— Какой-то мечтательной, витающей в облаках. Со мной она была сверххолодна. Вот я и хотел тебя спросить, не знаешь ли ты…

— Э, нет. А как же тайна исповеди?

— Значит, тайна есть?

— Не одна, а тысячи. Да нет, я шучу. Мне она ничего не говорила. Так где же это чертово кафе? Мы правильно идем?

— По-моему, да.

— На пьяццетта? Нечто вроде остерии? Кажется, есть.

— А-а! Видно, мои друзья спутали площади! — воскликнул Лелло. — Схожу посмотрю.

— Мне тоже туда, — не подумав, сказала Анна Карла. И объяснила, что должна вернуть колокольчик.

— Да? Как удачно! — со смущенной улыбкой сказал Лелло.

Только теперь она поняла, какую допустила бестактность. Какая же я кретинка! — упрекала она себя, пока они шли и беседовали о погоде. Как же я сразу не догадалась, что бедняга Ривера или Ривьера (она никак не могла запомнить точно его фамилию) лишь из уважения к ней упомянул о «друзьях», а не о «друге». Они придут на площадь, скорее всего, встретят там Массимо, и всем будет неловко.

— Только бы не пошел дождь. Я захватил плащ, но оставил его в машине, — сказал Лелло.

— Мне тоже надо было одеться потеплее, — сказала Анна Карла. Она лихорадочно подыскивала предлог, чтобы остановиться и попрощаться с Лелло, но узенькая улочка, по которой они шли, не оставляла для этого ни малейшей возможности… По сторонам, прислоненные к стенам домов, стояли новые и старые металлические сетки для кроватей, много сеток.

— Вы в «Балуне»… — начала было она, чтобы хоть сменить тему разговора.

— Вы в «Балуне»… — в ту же самую секунду произнес и Лелло.

Нет, светской беседы не получалось.

— Когда двое встречаются на рынке, они, естественно, задают один и тот же вопрос, — с улыбкой сказал Лелло. — Так вы в «Балуне» часто бываете?

А он отлично держится, этот Лелло. Ей бы не мешало призанять у него непринужденности. Иначе как она встретится с Сантамарией? А может быть, лучше позвонить и отменить свидание?

— Нет, не часто, — также с улыбкой ответила она. — Кстати, эти ваши друзья случайно…

— Осторожнее! — воскликнул Лелло.

Прямо между ними проехали две тележки, груженные сетками.

— Что вы сказали? — покраснев, переспросил Лелло.

— Собственно… — сказала она, ища в сумочке сигареты. Найдя их, она принялась искать зажигалку.

Лелло тут же вынул свою. Легкий щелчок, и язычок пламени заколыхался у ее носа.

— Прошу.

— Благодарю вас. — Она закурила, глубоко затянулась. Может, голова у нее закружилась от всех этих сетей, безделушек. Тем хуже. А может, и лучше. И как раз в тот же миг она окончательно решила, что отдастся Сантамарии сразу, без всяких там уловок и жеманства. — Я только хотела спросить, эти ваши друзья случайно не Массимо? Уж меня-то вам нечего бояться.

Прекрасно, одобрила она себя. Теперь я чувствую себя свободнее, раскованнее.

— Да, вообще-то… и Массимо… То есть один Массимо… Но я не хотел, как бы это поточнее выразиться, вмешивать вас… И я вам благодарен… предельно благодарен…

Слова тонули в шуме и грохоте, но несчастное выражение лица Лелло было красноречивее всяких слов.

А Массимо нигде не видно. Она, откровенно говоря, сомневалась, чтобы он стал ждать Лелло в этом темном «Кафе-вина» с полустершейся вывеской, на которое Лелло смотрел с такой надеждой.

— Ну что ж, — сказала она, ослепительно улыбаясь. — Передайте от меня привет Массимо. И давайте встречаться почаще. — Протянула ему руку и показала на вывеску «Красивые вещи». — Иду отдавать добычу, — засмеялась она. — До свиданья, дорогой синьор Ривера.

— Ривьера, — робко поправил ее Лелло.

Синьор Воллеро так и не ушел из «Балуна». Наткнувшись на этот старый винный погребок, где можно не опасаться встречи с кем-нибудь из своих клиентов, Воллеро решил переждать здесь, пока схлынет толпа покупателей. Он заказал четверть настоящей «барберы», которая, как он надеялся, придаст ему бодрости. Прежде чем войти в погребок, он, к счастью, заглянул внутрь. И сразу узнал человека, который направлялся к выходу. Он успел отпрянуть раньше, чем тот вышел из погребка. Налив себе еще «барберы», он снова, теперь уже задним числом, похолодел от страха. Поднял стакан и задумался. Нет, Кампи не был…