Смерть воды и огня (СИ)

Пока он размышлял над этим, в студии наступила мертвая тишина. Это Акличаг появился из своего закутка, в цветастом шаманском облачении, с большим шаманским бубном - появился, сразу приковав к себе всеобщее внимание. Акличаг начал постукивать в бубен, слегка кивнув при этом Студневу. Студнев вышел ближе к центру студии и заговорил.

- Мне надо сказать вам несколько слов, чтобы вы лучше поняли все дальнейшее действо. Шаман не обладает невероятной силой и сверхъестественными способностями, и не с целью получить их на время он выполняет все ритуалы. Настоящий шаман слишком хорошо понимает, что ему не под силу тягаться со стихиями природы, и что пытаться заставить их действовать по своей воле или пытаться что-то изменить - это величайшая дерзость, которая приведет лишь к более мощной обратной отдаче. Но настоящий шаман не менее хорошо понимает, что всякая болезнь и всякое несчастье - например, засуха, война или слишком обильные дожди - происходят от того, что между стихиями нарушаются их естественные связи. Так сказать, где-то пробка возникает, или, лучше выразиться, где-то нарушается контакт, через который эти стихии поддерживают естественную и изначальную гармонию между собой. С помощью особого ритуала вводя себя в транс, шаман очищает свое сознание и свое тело от всего лишнего, становится пустотой, которую стихии могут беспрепятственно заполнять и, встречаясь, восстанавливать нарушенные связи. То есть, выступает для них новым контактом, или проводником, взамен утраченного ими. Так, пользуясь знакомыми нам образами, телефонист на фронте под огнем врага зубами сжимает разорванный провод, чтобы связь не прерывалась. Поэтому, когда говорят, например, что шаман вылечил больного - это не совсем верно. Не шаман вылечил - шаман освободился от собственного сознания до такой степени, что разрушенные связи стихий, причина болезни, сумели через него восстановиться, стихии воспользовались предоставленной им пустотой, чтобы встретиться вновь и установить изначальное равновесие между собой. То есть, я излагаю происходящие процессы слишком грубо, но большего в словах не объяснишь чтобы понять больше, надо видеть, как работает шаман. И в этой работе бубен играет очень значительную роль. С помощью ритмов бубна шаман нащупывает постоянно изменчивые ритмы стихий, пока бубен не начинает полностью резонировать, с этими изменчивыми ритмами, помогая шаману достичь состояния пустоты и одновременно привлекая стихии, приглашая их встретиться в этой образовавшейся пустоте. На этом я умолкаю.

Пока Студнев говорил, Акличаг продолжал постукивать в свой бубен и встряхивать его, чтобы позвякивали подвязанные к нему колокольца, и этот тихий перезвон сопровождал всю речь Студнева, незаметно укрупняя каждое слово, придавая каждому слову особые весомость и смысл. Странные, завораживающие ритмы прорывались сквозь слова, созревали за ними, как кукурузный початок в шелухе. И, когда Студнев смолк и остался только бубен - это было так, будто шелуха с ритмов спала, будто их початок засверкал золотом каждого зернышка, и это золотое звучание стало заполнять все вокруг. Акличаг кружил по студии, то медленней, то быстрее, и бубен соответственно звучал то робко и прерывисто, то уверенно и часто, дробным звоном, за которым присутствующим почудилось нечто настолько варварское и первобытное, что они невольно поежились.

И лицо Акличага изменилось. Казалось, он не видит ничего вокруг, чутко прислушиваясь лишь к неразличимым для остальных дальним откликам на его бубен, жадно ловя самый слабый отклик. Казалось, не он управляет бубном, задавая ему чередующиеся ритмы, а бубен управляет им, заставляя двигаться то медленней, то быстрее, в такт тем ритмам, которые возникают в нем ниоткуда - во всяком случае, не по воле Акличага. Бубен казался ожившим, будто весь дух Акличага в него перешел, а сам Акличаг - куклой, которой этот дух теперь управляет.

Студнев украдкой поглядел на экстрасенса. Тот заметно напрягся, пальцы его рук легли на подлокотники кресла - ему, уважаемому гостю, предоставили одно из двух кресел с подлокотниками, а не стул - всем телом он подался вперед, и его лицо стало ещё бледнее, чем раньше. Тренированным глазом Студнев различал напряжение и в Акличаге - напряжение, не заметное никому другому.

На лбу экстрасенса выступила испарина - и стала быстро подсыхать. Студнев поглядел на руки экстрасенса. Из-под пальцев ползли по подлокотникам крупные капли пота - ползли и на удивление быстро подсыхали. А потом... было ли это реальностью, игрой света или просто фантазией самого Студнева, безгранично верившего в способности Акличага и потому "увидевшего" то, что на самом деле не происходило, но Студневу померещилось, что легкий пар, в который обращается влага, складывается в воздухе, где-то у правого плеча экстрасенса, в туманные очертания, в слабый призрак, похожий наполовину на птицу, наполовину на обезьяну - даже при всей невесомой прозрачности очертаний Студневу на мгновение увидел, до чего жутко и уродливо это существо. А потом Акличаг быстро завращался на одном месте, раскачиваясь при этом из стороны в сторону, запел в лад встряхиваемому бубну, и это существо окончательно растворилось в воздухе, будто вспорхнуло с плеча экстрасенса и исчезло.

Привиделось это Студневу - от большого желания увидеть очередное чудо, сотворенное его учителем - или нет, но, во всяком случае, именно в этот момент по студии пронесся легкий вздох облегчения, как бывает, когда атмосфера очищается, когда исчезает из неё нечто гнетущее и стискивающее грудь. Присутствующие недоверчиво переглядывались между собой - откуда вдруг взялось это удивительное чувство легкости, почти освобождения от земных пут?

Акличаг стал вращаться все медленней и медленней. Полностью покоренная публика ловила каждое его движение, затаив дыхание. Экстрасенс, оторвав ладони от подлокотников, разглядывал их с недоумением, даже с испугом. Видимо, его потрясла их непривычная сухость, и теперь он гадал, не без страха, вернется к нему то, что он считал своим даром.

Акличаг остановился. Выждав несколько секунд - не ради аплодисментов, которые были бы здесь неуместны, а ради того, чтобы глаза зрителей привыкли к состоянию полного покоя, в которое вернулась его фигура - он повернулся и исчез в своем закутке. Тут только все задвигались, заговорили негромко, кто-то прокашлялся, кто-то обратился к Студневу с вопросом. Но Студнев, отмахнувшись - мол, все вопросы на потом - заспешил в закуток Акличага.

Акличаг неспешно переодевался в костюм европейского покроя, складывая всю шаманскую амуницию в большую наплечную сумку. Шаманский грим с лица он уже стер.

- Этот человек... он и правда имеет дело с водой, - сообщил Студнев. Экстрасенс. Нечто вроде заговоров на воду, с которой он на "ты". Но я видел, как здорово вы его победили.

- Не я его победил, - возразил Акличаг, - а та природа, которую он пытается исказить. И он не на "ты" с водой. Точнее, он "тыкает" ей, как рабовладелец рабыне, но "ты" с её стороны не признает. Когда человек на "ты" с любой стихией, то все равно, к какой стихии он больше принадлежит он все равно будет нашим союзником. А вот когда он начинает подчинять себе стихию, он начинает сеять зло, потому что искривляет естественные пути вещей. Он силен, но я все-таки сумел помочь стихии воды избавиться от рабства.

Когда надо, Акличаг мог говорить по-русски очень правильно, и даже образно. Правда, сейчас он вставил в речь несколько слов своего языка которые Студнев понял, так что и не имеет смысла приводить речь Акличага дословно.

- Но почему он сеял зло? - спросил Студнев. - Он ведь вылечивал людей...

- Им бы потом становилось ещё хуже, - в голосе шамана промелькнуло нечто от того тона, которым взрослый отвечает на слишком глупый вопрос ребенка - мол, это тот случай, когда ребенок мог бы и сам додуматься, а не морочить голову... И Студнев только после паузы возобновил разговор.

- Но все равно вам было тяжело, - сказал Студнев. - Я имею в виду, это был сильный человек, и победа далась вам нелегко.