Заколдованный круг

Все закричали, зашумели, посыпались вопросы.

Вспомнили недавний процесс, когда игрок «Мустангов» возбудил дело против своего клуба, требуя огромную сумму компенсации за потерянное здоровье — его заставили принимать в виде допинга различные наркотики. Вспомнили двенадцатилетних пловцов, которым тренеры тоже впрыскивали допинг. Вспомнили хоккеиста Бобби Бона, сумевшего с переломом стопы доиграть матч, после того как тренер буквально напичкал его наркотиками. Вспоминали многое другое. Наконец вернулись к случаю с Ривом.

Выяснилось следующее. Когда Рива принесли в медпункт, туда явился представитель команды «Бобров» и потребовал контроля на допинг. Представитель «Рысей» начал спорить, без конца ссылаясь на правила, уставы, соглашения, на отсутствие комиссии, квалифицированных врачей и т. д. и т. п. В конце концов атаку удалось отбить, тем более что игра кончилась и было ясно, что опротестовывать ее результаты бесполезно.

Но когда Рива увезли домой, а представитель «Бобров» покинул помещение, врач сказал тренеру «Рысей», что игрок принимал допинг, что налицо все признаки наркотического отравления и что он, врач, не удивится, если выяснится, что парень давно этим делом балуется.

Игроки стояли ошарашенные. Их Рив, которого они все так хорошо знали, и вдруг принял допинг. Или — и уж в это все отказывались верить — наглотался каких-то наркотиков. Быть не может!

Некоторое время обсуждали случившееся. Но потом веселое настроение взяло верх. Ведь победа! Да еще какая! Из суеверия ничего заранее не планировали, но решено было прямо отсюда ехать на банкет. Оказывается, банкет тайно от игроков (чтоб не сглазить!) планировал руководящий комитет клуба болельщиков.

И вот переодевшиеся, сияющие, элегантные спортсмены входят в зал, где две сотни избранных членов клуба с нетерпением ждут своих героев.

Банкет происходит на тридцатом этаже, в недорогом, но популярном у спортсменов ресторане. Пригласили журналистов, радиорепортеров, фотокорреспондентов. Сверкают блицы, звучит торжественный марш, победителям преподносят подарки, цветы. Кончаются речи и торжественные тосты (пьют только соки), и баскетболистов расхватывают по столикам.

Дон, разумеется, оказывается в компании Тер, Луиджи, Зены, Лилиан. Они сидят и обсуждают события дня. Прежде всего, конечно, поднимают бокалы с соком за победу, за «Рысей», за университет, за несказанную удачу Дона (он всем демонстрирует бумажку с телефоном олимпийского тренера).

Тер с нежностью смотрит на Дона:

— Какой же ты все-таки молодец! Когда ты забрасывал мяч, я готова была каждый раз целовать тебя.

Лилиан неожиданно начинает плакать. В разгаре веселого, радостного вечера это настолько всех потрясает, что никто не находит, что сказать.

Наконец Тер, самая решительная, обнимает подругу за плечи, спрашивает:

— Да что с тобой? Что случилось?

— Рив… — всхлипывает Лилиан. Дон собирается было рассказать, о чем сообщил тренер, но на этот раз вовремя прикусывает язык.

— Который час? — осведомляется Луиджи. — Может, поедем к нему?

Тер смотрит на часы.

— Во-первых, поздно. А во-вторых, его наверняка нет дома. Он там больше не бывает.

И Тер рассказывает о вчерашней поездке к Риву, которую они с Доном предприняли.

— Так что же делать? — уныло спрашивает Лилиан.

— Вот что, — говорит Дон, — в конце концов, это не только наш товарищ, это игрок команды, где я капитан. Завтра же соберу «Рысей», и будем принимать меры. Выясним, в чем дело. Тогда решим. А пока бесполезно ныть, все равно сегодня мы ничего не можем сделать.

На том и решают. Дон и Тер вновь обретают хорошее настроение. Лилиан вытирает глаза и даже начинает улыбаться.

Банкет затягивается допоздна. Но спят все крепко, довольные прошедшим днем.

Хозяин фармацевтической фирмы «Здоровье» сидит в кабинете своего пригородного дома в мягком кресле у камина и дремлет в ожидании. Кабинет расположен на первом этаже. Стеклянная дверь ведет в сад, и по выложенной каменными плитами тропинке можно пройти в самый глухой уголок сада, где в массивной стене есть железная дверь, выходящая на боковую улицу. Ночных посетителей не должны видеть чада и домочадцы. Ни при каких обстоятельствах.

По каменной тропинке, опустив шляпы на глаза, приходят в кабинет таинственные люди.

Они вносят тяжелые кожаные чемоданы с наклейками многих гостиниц многих стран, в том числе делийского «Ашука-отеля», опускают на ковер, вытирают мокрые лбы.

Хозяин фирмы вынимает из кармана ключи, открывает чемоданы. Его глазам предстают аккуратно запечатанные плексигласовые пакетики с белым порошком. Не торопясь, тщательно хозяин фирмы пересчитывает пакетики, что-то записывает в книжечку, снова запирает чемоданы и подходит к книжному шкафу. Он проводит ладонью по книгам, и шкаф скользит в сторону. Приглашающий кивок головы, люди поднимают чемоданы и исчезают в открывшейся двери. Они спускаются по бетонным ступеням, проходят короткий коридор и останавливаются перед стальной дверью. Здесь их догоняет хозяин фирмы, он снова шарит ладонью, на этот раз по стене. Дверь открывается, в низкой, большой комнате одновременно зажигается свет. У стен полки, на полках чемоданы, баулы, ящики, мешки. Люди вскидывают чемоданы на одну из полок и покидают комнату.

Гаснет свет, затворяется стальная дверь, становится на место книжный шкаф. Хозяин фирмы достает из ящика стола два заклеенных конверта и вручает их пришельцам. Те благодарно кланяются и выходят через стеклянную дверь в сад.

Порой приходит плотный, даже толстый человек. Впрочем, чувствуется, что толщина его из мышц — не из жира. Не сняв каскетки, он плюхается в кресло. Он одет довольно элегантно, в клетчатый костюм, клетчатый плащ. С этим туалетом странно контрастирует серая каскетка, какие носят прорабы на строительствах.

— Что нового? — спрашивает хозяин фирмы.

— Мало, — отвечает толстяк, — за этот месяц все положенное мы сдали, все ожидаемое получили. С производством дела идут отлично, хуже с мелким сбытом. Происходит уплотнение клиентуры. — Толстяк выговаривает фразу с важностью, она ему самому нравится, он повторяет: — Уплотнение клиентуры. Некуда больше внедрять товар. Университеты, лицеи, колледжи охвачены.

Он замолкает, уставившись на хозяина фирмы — своего хозяина.

— Беритесь за школы, — ворчит хозяин, — другие давно уж взялись. А мы все ждем чего-то.

— Не ждем. Беремся. Но трудновато. Там свои сидят…

— А мы чем хуже?

— Вы же сами говорили, что другие давно взялись. Думаете, они нас там с поцелуями ждут? Можно, конечно, влезть и нам, но без заварухи не обойтись. Решайте.

— Ладно. Подождем. И дай команду — пусть распространителями займутся, последние звенья пусть прижмут. Поставь им крайний срок. Потверже, потверже! А то ты все пригласительные билеты рассылаешь: будьте, мол, любезны, сделайте одолжение, приведите клиентов, тогда сбавим вам цену! Сразу чтоб вели! И пока не приведут, ни копейки не уступать. Все.

— Хорошо, — толстяк встает, — будем жать. Может, чего еще нацедим.

— Ну-ну…

Совсем поздно является человек странного вида. У него не только поднят воротник и шляпа с необъятными полями надвинута по самые уши, но и нижняя часть лица закрыта шарфом, а на глазах темные очки, на руках перчатки.

Хозяин фирмы иронически смотрит на вошедшего.

Тот беспокойно оглядывается по сторонам, садится на первый попавшийся стул.

Хозяин фирмы — хозяин вошедшего — улыбается.

— Все в порядке? Я тебе жизнь не осложняю?

— Да, пока в порядке, — ворчит пришедший. — А жизнь, конечно, осложняешь. Что ни день, то скандал. Один из окна выбрасывается — решил, что он ангел, другой вообразил себя танком, видишь ли, и пошел на таран самосвала, а сегодня нашелся чудак: «Я апельсин!» — кричит, требует, чтоб из него сок выжали. А когда никто не захотел, сам себе живот вспорол… Ну? И это те, что с ЛСД балуются, про других уж не говорю. Потом вот что, курильни эти все-таки ты убери поглубже куда-нибудь. Уж очень много шума. Все туристы повадились ходить туда. Туризм туризмом, но опиум-то настоящий. Когда-нибудь возьмутся за меня. Я ведь не бог и не президент.