Кровная месть

   До отъезда в «Белый дом» оставалось еще время, я поднялся к своим кибернетикам, потому что ждал от них новостей. Накануне в телефонном разговоре Слава Грязнов подал идею поискать наш «Макаров» среди тех, что были похищены или утеряны в органах милиции. Мысль была простая, ведь табельное оружие регистрировалось. Лара с Сережей восприняли подсказку как личное оскорбление, но не могли не признать ее своевременности. За клавиатурой сидела Лара, воистину богиня технического прогресса, а Сережа Семенихин толковал с ней на каком-то неудобоваримом языке.

   — Что у вас? — спросил я, делая вид, что просто проходил мимо и спрашиваю лишь на всякий случай, без всякой надежды на успех. — Работает ваш телевизор?

   — Да-да, мы работаем, — сухо кивнул мне Сережа, а Лара напомнила:

— Александр Борисович, мы вас ждем завтра в гости!

   — О, могу ли я забыть! — воскликнул я. — Я ведь только об этом и думаю. Жену специально для этого оторвал от дачного безделья. Она у меня, знаете ли, в интересном положении.

   — Да, на шестом месяце,— сказала Лара, не отрывая глаз от мелькания цифр и значков на экране монитора. — Как ее самочувствие?

   — А там про это ничего нельзя узнать? — с суеверным подозрением поинтересовался я, кивнув на компьютер.

Лара позволила себе усмехнуться, но Сережа ответил:

— Можно, но это займет много времени.

   — Избави Бог, — сказал я. — Она в порядке, и вы с нею скоро познакомитесь.

   В кабинете у меня на столе лежала целая стопка уголовных дел. Все эти дела были связаны нашими «стрелками», и потому я практически был занят расследованием одного многоэпизодного дела. От пуль предположительно трофейных немецких пистолетов в Москве уже погибло шестнадцать человек. Я вел все эти шестнадцать дел, самое давнее из которых приближалось к годовщине своего возбуждения, плюс еще три убийства из «Макарова», и формально мог явиться примером для остальных сотрудников. На самом деле все эти дела висели на нас тяжким грузом, и мы пытались вытянуть их за хилые ниточки.

   В дверь кабинета постучали, и мы с Лавриком Гехтом, следователем, с которым я делил кабинет, невольно переглянулись. У нас в прокуратуре не было обыкновения стучать, и мы должны были решить, кто из нас должен встать и впустить посетителя. Лаврик моложе, но толще, причем значительно. Он всегда вел дела хозяйственных нарушений, и бегать за преступниками или от преступников ему не приходилось.

   — Войдите! — закричал он, вставая и тем самым признавая мое старшинство.

   Я удовлетворенно откинулся за стуле. Лаврик был неплохим соседом, большинство своего рабочего времени он проводил в различных ведомствах, в кабинетах хозяйственных руководителей в разных городах страны, так что я подчас считал его залетным гостем у нас в прокуратуре.

   Вошел незнакомец в форме старшего лейтенанта милиции, растерянный человек с вытянутым лицом.

   — Здравствуйте, товарищ Турецкий, — сказал он Лаврику. — Я к вам Вот...

   Он положил ему на стол принесенную папку, и Лаврик фыркнул.

— Не ко мне, дорогой.

   — Простите,— пролепетал старший лейтенант, забрал папку и повернулся ко мне.— Здравствуйте, товарищ Турецкий. Я к вам.

   Второй заход он провел даже с той же интонацией, что и первый. Я был озадачен его появлением, потому что никого подобного не ждал.

— Что это? — спросил я, раскрывая папку.

   — Материалы экспертизы по делу об убийстве гражданина Маркаряна в Шмитовском проезде,— отрапортовал старший лейтенант.

—     Наконец-то, — буркнул я, потому что со времени последнего убийства прошло уже немало времени. — Так вы, старший лейтенант, посыльный от Грязнова, так, что ли?

   — Никак нет, — сказал старший лейтенант. — Прикомандирован к вам из Второго отдела МУРа для совместной работы. Старший лейтенант Дроздов.

   Он вытянулся и отдал честь. Я таких карикатурных милиционеров видел только в кино. Он покорял простотой нравов и знанием устава.

   — И откуда же тебя, сердечного, выковыряли? — спросил я ласково.

Он моей ласки не понял и переспросил:

— В каком смысле?

   — Откуда ты взялся, Дроздов? Я, слава Богу, Второй отдел знаю и таких занятных старших лейтенантов еще ни разу не видел.

   — Новая волна, — подал голос Лаврик. — Согласно плану усиления органов московской милиции ободрали все районные отделы в области. Вы, мил человек, откуда? Чехов, Подольск или, может, Дмитров?

   Нельзя сказать, чтобы этот парень совсем не реагировал на наше веселое хамство. Он моргал. Моргал, глядя на Лаврика, который и головы не поднял, потом моргал, глядя на меня. Наконец он понял, что мы от него хотим, и ответил:

   — Я из Свердловской области приехал. Из Екатеринбурга.

— Ого! — хором произнесли мы с Лавриком.

   Лаврику конечно же было весело, но мне было не до веселья, ведь этот уникум из Свердловской области должен был работать по делу о «стрелках». Я попросил его сходить попить газированной воды на втором этаже (он тотчас отправился!), а сам, игнорируя веселый смех Лаврика, стал названивать полковнику Романовой, легендарной Шуре Романовой, муровской начальнице.

Она подняла трубку после третьего звонка.

— Романова.

   — Александра Ивановна,— начал я,— нижайший вам поклон из прокуратуры.

   — Турецкий, ты, что ли? — спросила она. — Ну не тяни, чего надо?

   — Это что же за кадры вы нам посылаете? — спросил я с глубокой обидой в голосе. — Я что, по-вашему, велосипедным наездом занимаюсь?

   — Знаю я, чем ты занимаешься,— буркнула она.— Дроздов дошел до тебя или нет?

   — Да уж как же, согласно уставу представился. Давно он у вас?

   — С полгода уже. Ты не думай, он хлопец дельный, только прикидывается валенком. Говорит, у него имидж такой. Понимаешь, Саша, Слава Грязнов у нас политическую забастовку объявил.

— Чего?! — ахнул я.

   — Именно так Позвонил вчера с утра и объявил забастовку. Кажется, у него канализацию прорвало. Матерится на чем свет стоит, даже меня, женщину, не стесняется...

   — Дурака вы там валяете в своем МУРе, — раздраженно заметил я. — Я вот сегодня на парламентские слушания иду, так я там про вас все выдам.

   — Не ты идешь, а Константин Дмитриевич, — поправила меня Романова. — А чем ругаться, ты бы послушал, что тебе Дроздов расскажет. Он до того, как ко мне попал, участковым был. Ты его спроси про это. Я потому его к тебе и направила.

   Мы еще поговорили, Александра Ивановна рассказала мне анекдот про милиционеров, который хоть и принадлежал к ушедшей эпохе, но смешил ее до слез, на что я ответил чукотским циклом. Чувствовалось, что в МУРе все спокойно, несмотря на разгул преступности.

   В половине двенадцатого мы с Костей сели в его служебную черную «Волгу» (как говаривали раньше, «Волга» партийного цвета) и поехали к «Белому дому». Я боялся, что чиновничество когда-нибудь начнет одолевать Меркулова, и потому каждый раз посматривал на него с подозрением — не началось ли? Он смеялся над моими подозрениями, но в его обращении с помощниками и секретарями уже появлялись нотки капризного барина, и я не мог этого не замечать. Я никогда не радовался его высокому назначению, понимая, что в его лице прокуратура потеряла опытного и талантливого следователя, не приобретя при этом ценного начальника. Когда он рассказывал о своих аудиенциях в верхних эшелонах власти, это было особенно заметно.

   — Только не начинай снова, — предупредил он меня, почувствовав мое обличительное настроение. — Мне надо собраться для выступления. Понимаешь, парламент всегда исполнял роль социального театра. Нужна демонстрация деятельности, а не сама деятельность. Им нужны два-три афоризма и столбик цифр для антуража.

   — Цинизм, — сказал я. — Вот еще одна черта закоренелого чиновника.

   — В городе совершается уйма преступлений,— сказал Меркулов, глядя на московские улицы за окном. — Уголовники проникают в коммерцию и банковское дело, а о чем мы будем говорить на слушаниях?