PRосто быть богом: ВВП (СИ)

Кабинет деда с панорамным видом на Волгу занимал целый угол в центральном зале Великоволжского краеведческого музея и являл собой образчик дореволюционного купеческого быта. Другой угол был отведён под интерьеры крестьянской избы, третий — под обстановку дворянской гостиной начала XIX века, в четвёртом были представлены предметы быта типичной рабочей семьи, опять же — времён до большевистского переворота.

За дедовским столом красного дерева, покрытым зелёным чуть шершавым сукном, Пётр Петрович вовсе не примерял на себя роль «купца 1-ой гильдии Заусайлова», а действительно занимался делом. Здесь, по понедельникам, когда музей был закрыт для посетителей, он обычно погружался в историю города и своих знаменитых предков. Рассматривал и отбирал фотографии, архивные документы, писал и редактировал свои и чужие заметки, статьи и предисловия к очередному буклету, книге или альбому, посвященному Великоволжску. Его стараниями и благодаря его же щедрому финансированию всякого рода изданий за последние годы вышло множество. За счёт их продажи в самом музее, на Соборной площади и на пристани появилась возможность значительно повысить зарплаты научным сотрудникам и смотрителям краеведческого музея. Хотелось бы думать, что за подвижнический труд и финансовые вливания в местную культуру Петра VII Заусайлова боготворили и сотрудники музея, и местные жители. Но это было не так, точнее, не совсем так.

Были, конечно, и те, кто ценил и поддерживал все его начинания — вплоть до идеи сооружения на набережной памятника Петру I Заусайлову, тому самому, на которого нынешний Заусайлов был так неправдоподобно похож. Но многим активность потомка основателя города совсем не нравилась. Особенно после того, как он выкупил в собственность городскую усадьбу Заусайловых, располагавшуюся на тихой Садовой улице неподалеку от торговых рядов и бывшего здания биржи, ныне городского рынка. При большевиках в усадебном доме функционировала районная поликлиника. И хотя взамен выкупленного дома Пётр Петрович построил новое здание, оснастив его по последнему слову медицинской техники, претензии обывателей к нему только возрастали. Тем более, что Заусайлову принадлежало более пятидесяти процентов акций местного авиационного завода — главного предприятия города. И опять же очень многие благополучно забыли, что акции эти Заусайлов приобрёл в не самые радужные времена, а когда завод «лежал» при последнем издыхании, и только самый ленивый не тащил из его цехов всё, что на тот момент ещё можно было украсть. Став хозяином завода, Заусайлов воровство жестко пресек, восстановил порушенную во многих местах ограду и нанял для охраны московскую фирму.

Чего ему всё это стоило, мало кому известно — разве что нескольким ближайшим сподвижникам. Во всяком случае, в настоящий момент завод более или менее процветал, будучи обеспеченным заказами возрождающегося отечественного авиапрома. Собственно, делал он не самолёты, а части авиационных двигателей, но зато и для новейших моделей «мигов» и «сушек», и для магистральных гражданских авиалайнеров. Кое–что производили даже на экспорт.

Статистики ради надо отметить, что на заводе Заусайлова ныне работала примерно одна десятая жителей города. Если же к работающим прибавить их родственников и домочадцев, то выходило, что Заусайлов «окормляет» чуть ли не четверть населения. Однако за это его тоже не очень–то любили. Оно и понятно — ну кто и когда любил в России капиталистов? А про Заусайлова и вообще говорили, что он–де «подгребает» под себя весь город, как когда–то сделали его предки, которые и в самом деле на протяжении столетия играли здесь самую первостепенную роль. И город многим им был обязан. Но кто ж об этом помнит? Во всяком случае — с благодарностью. Не тому учили в школе…

Впрочем, Пётр Петрович особой любви и расположения к себе не добивался, а просто делал своё дело. С пользой для себя и, как ему казалось, для общества. Вот и сейчас он внимательно рассматривал и вычитывал вёрстку новой книги, составленной стараниями местных краеведов, а именно — «Легенды и мифы Великоволжска». Основной текст предварял краткий исторический очерк. Именно в него Пётр Петрович и углубился. Читая текст с карандашом в руке, он время от времени в некоторых местах отвлекался и вспоминал какие–то события и факты, в очерк не вошедшие. Но зато имевшие непосредственное отношение к купеческому роду Заусайловых и его разнообразным представителям. Среди которых встречались и люди высокого благочестия, и большие оригиналы, если не сказать — гуляки и вольнодумцы. Но совсем уж диких вроде бы не числилось.

Зато история первого поселения при впадении Сосны в Волгу всё же отдавала некоторой дикостью. В одной из летописей за 1117 год описано было, что в здешних местах пара или тройка старорежимных волхвов пыталась бунтовать народ против местной центральной власти. Волхвов благополучно повесили и их сожрал медведь. Однако первопоселенцы развлекались не только подобным образом. Археологические раскопки, проводившиеся на городище с конца XIX века, показали, что здесь было значительное поселение, жители которого занимались рыбной ловлей, хлебопашеством, бортничеством и владели всеми необходимыми на тот момент человеческими ремёслами. Только потом первоначальный город–поселение как–то захирел и безвозвратно сгинул с географической карты. Возрождаться и хиреть, и снова возрождаться будущий Великоволжск будет в своей истории ещё не единожды.

В следующий раз он возродился к середине XVI столетия. Чуть выше по течению Волги и уже под именем Волжская слобода. Занятия жителей остались примерно теми же, что и прежде, но с некоторым перекосом к рыбной ловле. Опять же в летописи упоминалось, что налоги и подати властям местные в основном платили осетрами, стерлядями, белугами и прочей белорыбицей. Наверное, ещё и икрой. Об икре в летописи не упоминалось. Возможно, она тогда ещё не считалась особым деликатесом. Со временем икра пропала вместе с исчезнувшими рыбинами по метру и более длиной.

При Петре I, ещё не Заусайлове, а Великом, Волжская слобода пережила очередной период расцвета. Основанный царём Петербург требовал всё больше и больше продовольствия и, прежде всего, хлеба. Волжская слобода стала в это время перевалочным пунктом для хлебной торговли. С низовий Волги бурлаки тащили огромные баржи. Выше по течению эти неуклюжие речные посудины пройти уже не могли. Хлеб перегружали на более мелкие суда. На хлебном транзите Волжская слобода богатела из года в год. Пока пальму первенства в этом доходном деле у неё не перехватили более ушлые и крупные Ярославль и Кострома.

Волжская слобода, конечно, окончательно не захирела, но о прошлых сверхдоходах пришлось на время забыть. Зато в описании путешествия Екатерины Великой по Волге проявилось некое новое обстоятельство. Не то, чтобы совсем новое, но отчасти подзабытое. Когда жители слободы встречали императрицу, ей среди прочих даров преподнесли несколько туесков здешнего дикого мёда. Дегустацией мёда Екатерина осталась столь довольна, что распорядилась поставлять местный мёд к императорскому столу. Что и выполнялось с тех пор неукоснительно.

К самому концу века восемнадцатого в судьбу Волжской слободы вплелась первая нить истории рода Заусайловых. К тому времени давний предок нынешнего Петра Петровича, его изначальный тёзка, которому как раз и суждено было в будущих анналах стать местным Петром I, был ещё юн, но уже деятелен. Никакого особого капитала за ним тогда не водилось, а занимался он обычным бортничеством в окрестностях родной слободы. Но зато собранный им мёд диких пчёл исправно поступал к императорскому столу. Этот факт, как можно догадываться, сыграл не последнюю роль в истории будущего города и купеческого рода Заусайловых. Хотя для начала первому Петру Заусайлову пришлось надолго уехать из родных мест далеко, на Урал.

Именно там, недалеко от городка Миасса, на золотых приисках по реке Ташкутарганка он составил свой первоначальный капитал. Всё склонялось к тому, чтобы стать ему крупным или хотя бы средней руки уральским, а потом, глядишь, и сибирским золотопромышленником. Но судьба в очередной раз распорядилась по собственному усмотрению, подкинув ему тему для долгих и глубоких размышлений.