PRосто быть богом: ВВП (СИ)

На все доводы Заусайлова он с маниакальным упорством отвечал одно и то же:

— Когда народ, Пётр Петрович, поймёт, что вместо этой золотой хрени он получит новый, с иголочки городской стадион и много ещё чего, ему, народу, плевать будет с высокой нашей колокольни на все эти ваши последние реликвии!

Кроме этого своего вновь приобретённого маниакального упорства Жарский отличался патологической ненавистью к пчёлам. В детстве те покусали его едва ли не до смерти. Беднягу можно было понять…

В дверь зала негромко, но резко и настойчиво постучали.

— Войдите! — отозвался Заусайлов, поднимая глаза от своих бумаг.

Дверь открылась, и на пороге показалась дежурная научная сотрудница Вера Павловна. На ней почти совсем не было лица.

— Жарский исчез, Пётр Петрович! — выдохнула она прямо с порога.

— Да ну?! — проговорил Заусайлов, вздымая брови. Его голубые детские глаза чуть близоруко и недоверчиво улыбались.

После шести часов работы водолазы МЧС трупа так и не обнаружили.

— Если его снесло до перекатов, то — поминай как звали! — выходя на берег и стягивая с лица маску, уверенно заявил эмчеэсник. — Там — течение, поток. И прямо в Волгу. Может, у Костромы выплывет! — с профессиональным цинизмом подытожил он, но, столкнувшись с возмущённо–суровым взглядом следователя, замолчал и окончательно выбрался на берег. За ним из глубин вод вскоре подтянулись остальные его коллеги.

Теперь со спокойной совестью можно было приступать к спасению «лендкрузера», уголок малиновой крыши которого торчал посреди реки. Прежде его опасались трогать, всё еще надеясь обнаружить труп в непосредственной близости от затонувшей машины.

Подполковник Семёнов, огладив несуществующую бороду, посмотрел на следователя. Тот кивнул.

— Давай! — обернувшись, крикнул Семёнов и призывно взмахнул рукой.

Боевая машина десанта была вызвана из соседней войсковой части. Свирепо взвыв и срывая гусеницами прибрежный дёрн, БМД медленно подползла ближе к реке. Закрутилась лебёдка, освобождая стальной трос с крюком на конце. Двое водолазов, взявшись за крюк, вместе с тросом скрылись в глубине. Через несколько минут водолазы вынырнули. Один из них поднял вверх обе руки: всё в порядке.

Водитель БМД запустил лебёдку в обратном направлении. Трос вскоре напрягся. Буквально несколько секунд он напоминал собой натянутую струну. А потом как–то вмиг ослаб и неожиданно легко начал извлекать из вод Сосны затонувший джип. Тот сначала совсем скрылся под водой, но вскоре показался его малиновый мощный зад. Ещё в реке машина встала на все четыре колеса и очень скоро выехала на берег, хотя и задним ходом и чуть юзом. Словно пообжилась она уже там в реке и теперь не могла решить — так ли уж ей хочется обратно, на грешную землю. Из открытых передних окон выплескивалась вода.

Когда поблёскивающий свежевымытый джип оказался на ровном месте берега, крюк лебёдки отцепили.

Внешне машина почти никак не пострадала. Только оказалась разбитой правая передняя фара, да колёса были опутаны зелёными водорослями. Видно, колёса ещё какое–то время крутились под водой, пока двигатель окончательно не заглох. Из сгустка водорослей вокруг левого заднего колеса на землю шмякнулся крупный серо–зелёный рак. На него никто не обратил внимания, и он потихоньку пополз себе в сторону родной стихии.

С небольшого пригорка, от самой границы оцепленного широкой красно–белой лентой участка за происходящим наблюдала Ольга Ильинична Жарская. Её бледное лицо казалось непроницаемо холодным. Ольга Ильинична была в довольно длинном чёрном платье в мелкий белый горошек, в чёрных же босоножках на невысокой танкетке и в широкополой шляпе из чёрно–белой соломки. За границей полосатой ленты, привязанной к редким тощим деревцам подлеска, толпились немногочисленные зеваки. Вели они себя тихо, и если что–то и комментировали, то исключительно шёпотом.

БМД отползла к опушке леса. Водолазы чуть в стороне, возле «рафика», разоблачались от своих ихтиандровых одежд. Там же стояла и «скорая помощь», пока никому так и не понадобившаяся.

На пятачке возле берега оставался теперь только джип, подполковник Семёнов, ещё двое милиционеров, долговязый эксперт с фотоаппаратом, двое понятых — пожилой мужчина и тех же примерно лет женщина — да следователь Генеральной прокуратуры Степанов. Судя по всему, он сейчас и был тут самым главным.

Степанов представлял из себя в меру коренастого мужчину среднего роста. На лице его заметное место занимал довольно крупный нос, который его, впрочем, совсем не портил. Скорее — наоборот, придавал общему выражению лица некоторую завершенность. Человеком Степанов был явно не злым, хотя сейчас пытался всячески выглядеть максимально суровым. Суровости этой мешали нос и большие, прозрачно–серые глаза. Чуть сбившиеся русые волосы и вовсе придавали ему чуть мальчишеский вид, хотя от роду следователю Степанову было почти сорок лет. Зная, видимо, о некоторых причудах своей внешности, он время от времени пятернёй приглаживал чубчик. Впрочем, без особого успеха.

Тем не менее, подполковник Семёнов перед каждым следующим следственным действием взглядом обращался именно к следователю Степанову. Тот вновь согласно кивнул.

— Глазьев! — скомандовал Семёнов одному из милиционеров. — Открывай!

Крепкого сложения лейтенант взялся за ручку водительской дверцы джипа. Едва он приподнял замок, как дверь распахнулась сама собой. Под напором хлынувшей из салона воды. Вслед за водительской открыли и все остальные двери машины, вплоть до багажной. Вода вытекла почти вся, только ещё чуть бултыхалась на самом дне салона. Попахивало тиной.

— Приступаем к осмотру? — поинтересовался Семёнов и, получив молчаливый, но утвердительный ответ, скомандовал. — Давай, Глазьев, приступай! А ты, Дрыгас, — это он бросил уже второму милиционеру, высокому старлею, — валяй протокол.

От этого неуместного «валяй» следователь поморщился, но Семёнов неожиданной оплошности своей не заметил.

Спустя примерно полчаса были запротоколированы и легли на малиновый капот «лендкрузера» все извлечённые из салона предметы. По крайней мере те, которые хоть в какой–то мере могли заинтересовать следствие.

Первым делом на капот лёг или, точнее, уверенно встал дорогой, какой–то особой рифлёной кожи ботинок с небольшой жёлтого металла пряжкой. Потом из бардачка выудили чуть расползшуюся карту автомобильных дорог области. За ней извлекли пистолет системы «макаров». А уже напоследок — пухлый и хорошо упакованный целлофановый пакет. Пакет был перетянут банковский красной резинкой, под которой был вложен листок из блокнота. На листке довольно хорошо читалась немного «поехавшая» надпись зелёной шариковой ручкой:

109600 для В. Г.

Следователь Степанов, прочитав внимательно надпись и взвесив пакет в руке, вежливо попросил:

— Открывайте, товарищ лейтенант! — и передал пакет обратно Глазьеву.

Малиновый капот уже окончательно высох, только из щелей по бокам кое–где ещё парило.

— Минуту, коллеги! — явно от природы сварливым голосом напомнил о себе эксперт с фотоаппаратом. — Не рви подмётки, Глазьев. Клади пакет взад. Общий план для протокола.

Глазьев, неопределённо пожав плечами, положил на прежнее место пакет. Долговязый эксперт сделал несколько кадров. После чего Глазьев, подозвав поближе понятых, принялся аккуратно распаковывать пакет. После недолгих манипуляций пакет был вскрыт, и из него извлекли перевязанные уже зелёной банковской резинкой пачки долларов. Всего одиннадцать пачек.

После довольно продолжительного пересчёта на глазах понятых оказалось, что в пакете ровно сто девять тысяч шестьсот долларов.

Следователь, задумавшись на несколько минут, в продолжении которых внимательно разглядывал свежие царапины на капоте, наконец вежливо обратился к Семёнову:

— Пригласите, пожалуйста, вдо… — он осёкся, бросив быстрый взгляд на так и стоявшую в отдалении Ольгу Ильиничну, — жену.