Ищите женщину

Этот козел всерьез спросил: не смог бы я перечислить ему на бумаге эти фамилии?

Я отговорился плохой памятью. И решил на этом закончить. Что поделаешь, если, по версии этого Бреннера, оружие, над которым работал в Штатах мой отец, до сих пор не потеряло своей актуальности, куда мне с моими вопросами!…

…Рюрик был весьма недоволен мной и не пытался даже скрывать этого. При последней нашей встрече, которая состоялась вчера во второй половине дня, он сказал, что я, возможно, – он подчеркнул интонационно это слово – совершаю грубую ошибку, доверяясь не официальной точке зрения, продиктованной интересами государственной безопасности, а мнениям случайных людей, страдающих, ко всему прочему, старческим склерозом в ярко выраженной форме. Правда, конкретных примеров не последовало.

Я постарался, елико возможно, смягчить атмосферу, сообщив, что как раз официальную точку зрения я имею. От мистера Бреннера, и благодарен ему за оказанную мне помощь. Что же касается «склеротиков», как он выразился, то это одни из немногих помнивших моего отца живым. А меня, как писателя, не могли не интересовать именно эмоции. Чего нельзя ожидать от официальных бумаг, которые обещал он мне сам еще при первой нашей встрече, весьма, кстати, продуктивной.

Наверное, я был исключительно вежлив. Рюрик велел принести мне тонкую папочку так называемого резюме о разносторонней деятельности частного института. Я стал внимательно рассматривать изложенные на русском сведения об акциях, семинарах, проблемах и так далее, а Рюрик, буквально нависая надо мной, комментировал те или иные положения.

Я был просто обязан быть предельно вежливым, иначе…

А что иначе? Негритянская банда в ночном сабвее? Или братва – пальцы врастопырку – в московском метро? Какая разница?

Проводил меня Заславский. Дождался, когда я прошел все контроли, махнул рукой и ушел.

И вот сижу в самолете, тщательно оберегая мою сумку, и пишу о своем освобождении.

Это были тяжелые две недели… Я безумно устал от напряжения. Потому что все вокруг было чужое. А с некоторых пор я стал ощущать и враждебность. Но теперь все! Свобода!

А махну– ка я к Лизке! Вот это действительно мысль. Потому что все мои впечатления должны теперь устояться, осесть тяжелым осадком, после чего, когда вода выпарится, начнется настоящая кристаллизация…

Лизка! К тебе обращаюсь я!

А сейчас я пофантазирую, чем мы займемся, когда я приеду…

…И я упаду,

Побежденный своею победой,

И ткнусь головою, как в пристань, в колени твои!

Когда я вернусь…

Ах, Галич!

Ну так что ты там такое говорила?…"

Дальше Турецкий читать не стал, ибо остальное ему было известно. Как все-таки странно выглядит человек с собой наедине! И вор, и мент, и фраер в одном лице. Умница, позер, скотина… И труп. Словно угадал, цитируя Александра Галича, и свой собственный финал: «побежденный своею победой»…

Впрочем, скорее всего, не победой, а жадностью. Продать, рискуя собственной шкурой, подороже, – какая уж тут победа! Хотя в ее временном мире все понятия давно сместились и потеряли свой первоначальный, первородный смысл. Был презренным спекулянтом, а стал бизнесменом, то бишь Человеком Бизнеса! Вот уже и в Россию пришла западная чума: отнимают работу, заставляя спекулировать чем только возможно… Победители!