Провокатор

Автомобильная кавалькада обогнала два старых, чумазых ТЗ. В одной из машин находились господин Костомаров и Санька. Мальчик сидел на заднем сиденье и увлеченно играл в "тетрис", не обращая внимания на быстро меняющийся по событиям окружающий мир.

С яблонь падали яблоки. Трое стариков сидели за летним столом, говорили, смеялись. Великая и непобедимая традиция русской души осветлиться от горькой до сущего своего первородного состояния.

- Эх, хорошо сидим! - Ухов резал яблоко на дольки. - Закуска сама падает. Как в раю.

- В рай нас не пустят, старый, и не надейся, - хекал Беляев.

- Почему?

- За грехи наши.

- Тогда встретимся в аду, - спокойно заметил Минин. - А к нему нам не привыкать, служивые.

- Это точно, командир, - согласились друзья. - В аду мы побывали... Чего одна Курская дуга...

Во дворе забрехал кобельсдох. В калитку толкались уличные мальчишки.

- А Саньки нет! - закричал Минин.

- Так это... Санька уехал кататься, - выступил вперед один из бойких мальчишек. - С таким рыжим дядей.

- Как это? - насторожился Минин. - Куда уехал?

- А сказали, чтобы на завод позвонили.

- На завод?! - взревел не своим голосом Минин.

Два натужно ревущих ТЗ вытягивали с поля "Икарус". Фоторепортеры запечатлевали это историческое событие.

Господин Костомаров, как полководец, разложил карту Н-ской области на багажнике казенной "Волги" и с еще несколькими ответственными армейскими чинами углубился в изучение топографической обстановки.

- Как мне доложили, обнаружить Т-34 по радиолокации нельзя, - говорил сотрудник тайной службы. - Только визуально. А это значит, нужно расширить поиск по всем квадратам. Поднять вертолеты, в конце концов...

В директорском кабинете ТЗ у аппаратов нервничал Никита Никитович и, держа в руках телефонную трубку, каялся, как грешник:

- Иван-Иван, я тут ни при чем!.. Нет, все понимаю... А ты выкрал, понимаешь, изделие... Зачем?.. Пройти парадом по Красной площади?! Да понимаешь, что говоришь?.. На кого идешь?.. Нет, я не подлец!.. - Медленно опустил трубку. - Не подлец...

Два натужно ревущих трактора продолжали вытягивать с картофельного поля "Икарус". Репортеры отбегали в сторону от сизого удушливого чада.

Господин Костомаров и военные чины у машин обсуждали создавшееся положение. В одном из авто засигналил мобильный телефон. Водитель взял трубку, послушал и сказал:

- Сейчас с вами будут говорить. - И, выбравшись из салона, подошел к господину Костомарову. - Это вас...

- Да, я слушаю, - весело сказал Рыжий человек в мобильный телефончик.

В домашнем кабинете, заставленном книжными стеллажами, стоял Минин и говорил по телефону. На стенах в рамках висели пожелтевшие фотографии с мгновениями молодого прошлого.

- Нет, дорогой мой, мы с вами, поганцами, никогда не договоримся. Западло это. Санька мой, и Т-34 тоже мой. И выбирать между ними негоже. Нет, все я хорошо понимаю. И мы вас достанем до самых до кремлевых кишок, сучье племя!.. - И, швырнув трубку, решительно вышел из кабинета.

Господин Костомаров, отдалившийся от авто для доверительного разговора, вернулся к машине в некотором душевном неудовольствии. Передавая телефон водителю, увидел: на заднем сиденье сиротливо лежит электронная игрушка "тетрис".

- А мальчик-то где? - задал глупый и растерянный вопрос.

Шквальные аплодисменты вернули меня к происходящему историческому нетленному действу. Что же происходило без моего участия? Появился в плотном окружении оперативных опекунов знакомый мне человек.

Он был росл и громоздок, холен и полнокровен, хитер и простодушен, сед, с характерным перебитым в хмельной драке носом. Он вызывал симпатию своим плакатным ростом и фанатичной уверенностью в себе. Фаворит судьбы, любитель игры в большой теннис и большую политику, он отличался от своих предшественников, которые всегда были малорослы, неполноценны, клеймены Богом. Его, преисполненного горячечным желанием перепотрошить власть предержащую, я повстречал на даче, где он, боец за народное счастье, отходил от политического нокдауна.

Наша группа решила снять фильм о поверженном нарушителе партийной этики и кремлевской интимности. Нельзя раскрывать тайны эдемского уголка, обрамленного обновленной древней стеной. Народ не поймет коммунизма в отдельно взятой крепости. Нет прощения отступникам, не желающим денно и нощно думать державную думу о вечно ненасытном, малоквалифицированном, лихоимском народце. Позор елейным популистам!

Временного неудачника и постоянного строптивца мы нашли, повторюсь, в расстроенных чувствах. Не каждый день выгоняют из рая.

Мы добросовестно отсняли сердобольный материал о грешнике, а затем, как полагается в широких кинематографических кругах, впрочем, как и в других кругах, приняли на грудь грамм по сто. Чтобы наш общий путь не был так тернист. Потом приняли еще по сто пятьдесят. За правду, которая всегда с нами. Затем взяли вес в литр малоэффективной водки. За что? За мою режиссерскую удачу и мой своеобразный талант, позволяющий видеть мир таким, каким я позволяю себе его видеть.

- Вы, ребята, романтики, - говорил грешник. - Завидую, но сочувствую. Вы романтики, а мы - бандиты, понимаешь. Давайте выпьем за то, что я выбрался из банды избранных!

И мы дружно, сочувствуя, выпили.

Почему бы не выпить за хорошего человека? Мы хлопнули еще несколько легкорастворимых в крови литров, и он, мятежный, продолжил летописный тост:

- Вы, романтики, меня не уважаете. За то, что я проиграл битву. Но победа будет за нами. То есть за мной. Почему? Потому что знайте: у нас в партии три фракции Б. - это фракция Большевиков, ушедших в глубокое подполье (это я!), фракция Бюрократов, грабящих и спаивающих страну, и фракция Блядей политических, неспособных больше ни на что, кроме ненависти к собственному народу. Скоро! Скоро я выйду из подполья, а все остальные фракции уйдут в это подполье, как на заре коммунистического движения. Я им всем покажу кузькину мать! Они будут жрать собственные резолюции и заседать при свечах! А лучше - танками! Пли-пли-пли!!! - Увлекся. - Так выпьем же за тех, кто сейчас никто, а завтра будут всё!..