Провокатор

Лифт остановился, я прекратил свой полоумный ор. Дверь открылась. На карачках, что весьма некрасиво, но удобно, я выбрался из зеркальной западни. Куда?

Я выбрался в огромный казенный кабинет, где под высоким потолком плавали фарфорово-фаянсовые гроздья тяжелых люстр. На длинном столе лежали членские билеты пурпурного цвета. Я прошелся вдоль стола, потом не выдержал, завопил в крайнем возмущении:

- Эй, есть кто-нибудь?! Выходи! Или порушу эту вашу гонобобельную гармонию! К е' матери!

Меня проигнорировали. Тогда я ухватил галантерейный стул и от всей души хрястнул его о стол. Дерево, ломаясь, застонало. Я размолотил стул, быстро умаявшись; плюнул, спросил саркастически:

- Ну-ну! Может, вам кое-что показать? Во всей ее первозданной красе, душеприказчики некомпетентные!..

И услышал голос; спокойный голос научно-методического деятеля:

- Мебель зачем ломать? Нехорошо.

- Ты где? - Я закружился на месте. - Покажи-ка рыль свою конспиративную!

- Ну, здесь я, здесь, - услышал голос и увидел, как из ниоткуда появляется нарумяненный современный вождик с бородавками на лбу. Лицо его было мне знакомым - он любил красоваться на голубом, тьфу, экране телевизора и нести несусветную ахинею о свободе, равенстве и социалистическом православии. Общим выражением он походил на мешковатого бригадира механизаторов, без ума вспахивающих весеннюю зябь.

- Как там зябь? - проговорился я.

- Что-о-о?

- Зябь душ народных, - нашелся я. - Где всходы, товарищ вождь?

- Какие могут быть всходы, если все время заморозки, - буркнул тот и сел за стол. - Ну-с, я вас слушаю?

- Это я вас слушаю, - разозлился. - Я вышел выпить хлорированной водицы, а угодил к вам на прием.

- Значит, именно этого ты и хотел, - сдержанно улыбнулся, раздвигая лицевые мускулы, как кукла.

- Пить я хочу. Воды можно?

- Стакан воды! - И щелкнул пальцами, точно фокусник в цирке-шапито.

Из ниоткуда возник стакан с газированной жидкостью - я цапнул его и залил волшебную влагу в горячий организм.

- Уф, спасибо! - потянулся от удовольствия. - Теперь можно и пожить.

- А как вы сейчас живете, - тотчас же оживился Вождь, - при антинародном режиме?

- Хуево, - признался я, - но с энтузиазмом.

- То есть? - нахмурил псевдоленинский лоб.

- В принципе - живу как хочу. И делаю то, что хочу. Свобода, мать ее так!

- Слышу нотки недовольства, - подобрался мой собеседник.

- Верно, - согласился я. - Что вы, что они - одним миром мазаны.

- "Они" - это кто?

- Это "вы", но называют себя демократами.

- Не сметь! - ударил ладонью по столу. - Не сметь грязными лапами трогать наше святое движение.

- Руки у меня чистые, - продемонстрировал ладони. - А если вы так радеете за народ, дайте миллион долларов на фильм. На хороший патриотический фильм. Народный фильм.

- Миллион долларов, а не мало? - перекосился от возмущения партийный деятель.

- Мне хватит, - решил не обращать внимания на чужие чувства. Болтать все мы мастаки, а вот дело делать...

- Мы делаем дела...

- Дела? - передернул плечом. - Что-то их не видно. Вы, как всегда, сами по себе, а народец сам по себе.

- Молчать, - насупился, - враг народа.

- Во-во, знакомая песня: слова - ГБ, музыка - партии большевиков.

- Да я тебя в бараний рог за такие слова!

- А-а-а, - отмахнулся. - Кончилась ваша власть, товарищ с бородавками. Вы вечно второй при власти. А скоро и эта власть-сласть кончится, это уж я вам гарантирую...

- Сволочь антинародная! - зарычал вождик, наливаясь пурпурным цветом гнева. - Мы тебя к стенке!.. Расстрелять!..

- Хуюшки, чмо ты бесталанное! - Был беспечен, развалясь на стуле. - Я бессмертный, потому что герои мои бессмертны.

В гробовой тишине за Т-образным столом сидели военные и ответственные люди ВПК и напряженно молчали. Генерал Мрачев держал трубку у лица свекольного цвета. Все, кроме самодовольно улыбающегося чина НАТО, не понимающего ответственного момента, смотрели на генерала с единым чувством тревоги. Наконец тот бросил трубку:

- Ну что, поздравляю! С экипажем машины боевой! - Плюхнулся в директорское кресло и неожиданно свирепо гаркнул: - Что! Господа-чинодралы! Всех уволю! Всех к чертовой матери! - И спокойно обратился к переводчику: Не переводить про мать. Не будем выносить сор из избы.

- Яа, яа, - проговорил Натовец. - Ызба на курых ножычцках?

Генерал Мрачев крякнул и продолжил:

- Что мне Москве докладывать прикажете? Убежала боевая машина с ее Главным конструктором, лауреатом Ленинских премий, героем войны, социалистического труда, и тремя его боевыми товарищами?

- Невероятно! - казнился директор на стуле. - Мне и в страшном сне... Мой старый друг... Товарищ то есть, по работе... - И приподнялся со стула, как нашкодивший проказник.

Генерал угрюмо глянул на несчастного:

- Садись, Никита Никитович, хотя еще насидимся... вместе... - Все заерзали на стульях, захмыкали. - Какие будут предложения?

- Поймать наглеца, - предложил кто-то.

- Поймать? - удивился директор. И пафосно вскричал: - Да вы знаете, что это за машина? Нет, вы не знаете. Это завтрашний день танкостроения! Это по своим боевым и защитным параметрам...

- День завтрашний, а нам расхлебывать сегодня, - ехидно заметил кто-то.

Лаптев сник, махнул рукой, укоризненно взглянул на все самодовольно улыбающегося Натовца:

- Конверсия, мать ее НАТОвскую так!

Лязгающий танковый монстр, поднимая пылевую завесу, остановился у дома № 34 по улице Минина и Пожарского. Во дворах остервенело лаяли собаки, матерились хозяйки со свежевыстиранным бельем, тихо спали безработные танкостроители. В переспевших яблоках сидели их дети - катали фруктовые мячики.

...Боевые старые друзья молча расходились от Т-34. Минин и Беляев - к воротам, Дымкин - к личному авто, Ухов - к колодцу.

- Милости просим, куркуль! - не выдержал Беляев, крикнув в сторону "Победы", которая пряталась в яблоневых ветвях: - Милости вон!

Ухов ухал в себя колодезную воду из ведра и был молод и счастлив.

Дымкин же сел за руль; ключ зажигания хрустнул в замке - "Победа", выехав из яблонь, остановилась у ворот. Беляев демонстративно увел себя к колодцу и тоже там заплескался, как утка.