Наследие (СИ)

Вместо него в комнату вошла Дана.

— Месье Антуан, нужно делать укол и ставить систему.

Он безразлично кивнул и закрыл глаза.

Все равно, что делают с его телом. Если бы еще и больно не было…

Он не говорил ни слова; Дана тоже молчала. Настроила капельницу и ушла.

…Разумеется, все это верно — он должен был увидеть результаты своих усилий, узнать, на что способны люди, которым предстояло управлять Орденом. Но самому оказаться вот так легко выброшенным из жизни?..

*

Мрачная ночь закончилась, сменившись тихим светлым утром.

После завтрака Лафонтен собирался вернуться к работе, но Дана напомнила о рецепте, оставленном вчера доктором Роше. Пришлось расположиться не в кабинете, а в комнате, смежной со спальней. Дана натерла ему ногу мазью, которую посоветовал Роше, помогла удобнее усесться на диване, укрыла пледом. Потом убрала со стола лекарства и достала ноутбук.

Интересно, думал Лафонтен, наблюдая за ее хлопотами, помнит ли она, какой сегодня день. Как же он ее загонял!

В дверь постучали, и вошел Патрик:

— Простите, месье Антуан, к вам гость.

— Кто? — спросил он, не оборачиваясь.

— Месье Деннис Грант.

Дана подняла голову и посмотрела на него с выражением: «Ну, что я говорила!»

Лафонтен кивнул:

— Хорошо, я сейчас спущусь. Только нужно одеться.

Даже с помощью Патрика, на одевание ушло минут десять. Но не мог же он выйти к Гранту в пижаме. Ради пустяка Первый Трибун к нему бы не приехал, значит, разговор предстоит серьезный и, возможно, долгий. И привлекать внимание к своему состоянию совсем незачем.

Закончив туалет и оглядев себя в зеркале, он остался доволен. Все было как прежде: царственная осанка, строгое выражение лица, блеск золота и камней на запонках и булавке. Длинный темный, с серебряной отделкой, халат вместо пиджака — хороший способ скрыть болезненную худобу.

Таким его привыкли видеть; таким увидит сейчас Грант.

Он спустился на первый этаж, к дверям своего кабинета. Грант ждал его в холле, стоял у окна, глядя на двор и нервно постукивая пальцами по краю кожаной папки, которую держал под мышкой. Услышав шаги, он оглянулся:

— Здравствуйте, месье Антуан.

— Добрый день, Деннис. Прошу.

Он открыл дверь кабинета, вошел и сел в кресло за рабочим столом. Грант сел напротив, положив на на стол свою папку.

— Вы очень кстати, Деннис. Я как раз думал переслать вам… — он извлек из верхнего ящика стола тонкую темную папку, — вот это.

Грант взял папку, раскрыл, пробежал взглядом бумагу.

— О. Арман все-таки согласился?

— Да.

— Рад за вас и за него.

— Спасибо. Но вы приехали тоже по делу. Слушаю вас.

Грант свернул и отложил папку. Придвинул свою:

— Месье Антуан, я понимаю ваше нежелание появляться в штаб-квартире, но дело не терпит отлагательства.

— В чем спешка?

— Нужна санкция на спецрасследование.

— Кто цель?

— Лао Ченг.

Лафонтен остро глянул на него:

— Основания?

— Есть. — Грант расстегнул папку и выложил на стол несколько листов. — Мы собрали и проанализировали все его выступления и высказывания на последних совещаниях. Результат очевиден.

Лафонтен взял листы, отложил первый, с постановлением о начале расследования, и начал просматривать остальные.

Грант напряженно добавил:

— Ну, и плюс к этому слухи, что он недоволен вердиктом по вашему делу и собирается его оспорить.

— Он надеется поколебать единство Трибунала? — заметил Верховный, продолжая просматривать записи.

— Наше единство и так готово треснуть по всем швам, — отозвался Грант. — Я вчера имел весьма неприятный разговор с Джозефом Доусоном. И узнал, что наше решение есть ни что иное, как банальное человеческое свинство.

— Выбор терминологии — вопрос личных предпочтений.

— Да, но предстоящее собрание рискует превратиться в бурный митинг. А это может сыграть на руку азиатской группе.

— Не думаю, — хмыкнул Лафонтен. — Неожиданный успех не только окрыляет, но и прибавляет шансов свернуть шею. К тому же, Ченг смутно представляет себе, что такое иметь дело с моим сыном.

— А есть разница? — улыбнулся Грант.

— Как между мечом и кинжалом. — Он отложил бумаги и придвинул к себе постановление. Взял ручку. — Оснований для начала расследования достаточно.

Крупная подпись с изящным росчерком легла на бумагу.

— Как планируете действовать?

— Так, чтобы Ченг узнал обо всем последним, — ответил Грант, убирая бумаги в папку. — Мы должны выяснить, сколько на самом деле ему известно.

— Сомневаюсь, что ему известно очень много, — заметил Верховный задумчиво. — Ченг не дурак, Деннис. Он не стал бы разменивать крупный козырь на мелочь. Если он не придумал ничего лучшего, чем устроить скандал и сбросить меня с кресла, значит, его информация больше ни на что не годилась. В заговор он бы не сунулся ни при каких обстоятельствах. Его конек — законность даже в мелочах.

— Но выяснить, откуда у него вообще взялась эта информация, полезно. Хотя бы чтобы поставить его на место и прекратить эти нелепые дрязги раз и навсегда.

— А вы не боитесь, Деннис? — спросил Лафонтен.

— Чего?

— Результатов расследования.

— Пусть их боится Розье, — жестко произнес Первый Трибун. — Ну что ж, благодарю вас. Не смею больше занимать ваше время.

Грант, попрощавшись, удалился.

Дело принимает интересный оборот, решил про себя Лафонтен. Ченг двумя ногами угодил в западню, но еще не подозревает об этом. А когда поймет — будет поздно.

Он уже не удивлялся, чувствуя тяжелую усталость после даже пустячного усилия или разговора, вот как сейчас. Потому поднялся из-за стола, покинул кабинет и отправился наверх, в свои комнаты. Миновал половину лестницы на второй этаж.

…Будто холодная когтистая лапа сжала сердце. Перебило дыхание и потемнело в глазах. Это длилось недолго — боль схлынула так же стремительно, как и навалилась. Он постоял не двигаясь, вцепившись обеими руками в перила и едва дыша.

Не сейчас…

Только не сейчас!

Потом открыл глаза и осторожно перевел дыхание.

— Месье Антуан! — К нему торопливо спустилась Дана. Остановилась рядом, подхватила под руку. — Что с вами?

— Ничего, — с усилием произнес он. — Ничего. Голова закружилась. Уже прошло.

Дана подала ему оброненную трость и проводила назад в его комнаты.

— Хорошо, — сказал он, освободившись от парадной одежды и снова устроившись на диване. — Давай продолжим.

Но Дана не спешила приниматься за работу. Спросила серьезно:

— Месье Антуан, Грант ведь не просто так приходил. Чего они еще от вас хотят?

— От меня нужна была санкция на спецрасследование.

— Спецрасследование? Опять? И кто под колпаком?

Лафонтен помолчал, давая ей возможность ответить самой.

— Ченг, — кивнула она. — Черт возьми! Что я вам говорила? Ему еще припомнят этот скандал!

— Припомнить-то припомнят, — вздохнул он. — Пока не о чем говорить, Дана. На чем мы там остановились?

*

…За высоким, во всю стену, окном сиял цветными огнями ночной Париж. Блики света, отражаясь в гранях хрусталя и серебра, искорками вспыхивали в темных глазах Даны. Пока лифт скользил вверх по опоре Эйфелевой башни, она завороженно, с совершенно детским восторгом смотрела, как уплывает вниз земля и расступается горизонт. Но в зале она чувствовала себя не очень уютно и как будто не замечала окружавшего ее великолепия. Хотя прежде блеск парижских ресторанов никогда ее не смущал.

Она вспомнила об ужине сразу после обеда. Он успокоил ее, сказав, что ни о чем не забыл, просто сегодня они будут ужинать не дома. И напомнил про вечернее платье.

Оно очень шло ей, это платье из темно-синего шелка, и прическа-башенка, и колье — узкая бархатная лента с сапфировой подвеской. Вот только лицо ее оставалось тревожно-напряженным — видимо, никакого праздника она не чувствовала.

— Ты выглядишь встревоженной. Есть повод для беспокойства?